Американца. Парень потерял много крови.
– Матерь Божья, – запричитала Роза. – Надеюсь, они не собираются оставлять у нас раненого?
– Раненый уже здесь, – спокойно ответил Винченцо. – Его положили в сарае.
Роза поднялась с места, побледнев в одну секунду.
– Винченцо, если немцы найдут партизана в сарае, то им останется только повесить всех нас. Раненого надо убрать отсюда.
– Нельзя. Американцу нужна помощь, или он истечет кровью.
– Нет.
– Я не могу прогнать нуждающихся в помощи, – спокойно сказал Винченцо. – Они борются и умирают за всех нас.
– Нет! Они сражаются за Сталина.
– Ему нужен доктор. Здесь есть только один человек, которому можно доверять. Я пойду приведу его.
Роза ничего не сказала мужу, но ее молчание было красноречивее всяких слов. Винченцо оставалось только развести руками.
– Я не могу отвернуться от умирающего, Роза. Тео, пошли со мной.
Тео молча поднялся с места и пошел за отцом. После Греции его нервы всегда были на пределе, и струна, казалось, вот-вот должна лопнуть. Кандида знала, что это не трусость, а только болезнь.
– Я тоже хочу помочь, – слова Кандиды прозвучали как решение и вопрос одновременно. Она взглянула на мать, ожидая сопротивления. Лицо Розы даже посерело.
– Поступай как знаешь. И оставьте меня в покое, – еле слышно произнесла она.
Кандида знала, что мать не лукавит, говоря так. Она взяла с полки мыло, а чистую простыню – из спальни. Затем наполнила таз горячей водой из чайника и взглянула еще раз на мать. Роза неподвижно сидела на своем месте и молчала. Она внезапно словно постарела. Кандиде стало жаль мать, и она коснулась рукой ее плеча, будто снимая с псе бремя.
Сарай находился в двухстах ярдах от дома. Одна створка ворот была открыта настежь, и холодный ветер с силой рвался внутрь. В сарае хватало места для целого стада овец, которое должно было скоро спуститься с гор. Здесь же стоял и старенький трактор «фиат», не работавший и спокойно ржавевший уже несколько лет. Как раз за ним, словно за баррикадой, и укрылись партизаны.
Кроме Паоло, здесь находились еще двое, в одном из них Кандида узнала человека по прозвищу Лудильщик. Ее поразило, что в партизанском отряде могли быть такие незначительные люди, как Паоло-дезертир и Джакомо. Но третий человек оказался особенным: высокий, хорошо сложенный, с голубыми глазами. Раненый внимательно следил за Кандидой, когда она несла таз с горячей водой, и все время сжимал пулемет «стен».
– Ты кто? – спросил партизан.
– Ее зовут Кандида Киприани, – ответил Паоло, – дочь Винченцо.
Раненый лежал на соломе. Он тихо стонал, глаза были полуоткрыты. Когда Кандида встала перед раненым на колени, в нос ударил сильный запах пота и крови.
– Он в сознании? – спросила девушка.
– Ему вкололи морфий, – ответил Джакомо. – Не трогай его. Вот-вот должен прийти доктор.
– Доктор когда еще придет, а рану надо промыть.
У раненого было смуглое лицо с ястребиным носом. Его выцветшая рубаха и куртка почернели от запекшейся крови. Ну и день выдался – опять кровь! Но это отличалось от того, как забивали свинью. Кандида осторожно начала расстегивать пуговицы, и никто не пытался ее остановить.
Обнажился мускулистый торс мужчины. Живот и грудь раненого покрывали черные волосы, выпачканные кровью. Рана казалась ужасной, и кровь не останавливалась. Казалось, это неминуемо кончится смертью. Несколько минут Кандида не могла пошевелиться.
– Благодатная Мария, благословенная Ты в женах, яви свою милость, – слова буквально застыли на губах девушки. – Благословен плод чрева Твоего – Иисус Христос, Господь с нами.
Кандида коснулась пальцами бровей и щеки больного: щеки пылали.
Молитва словно придала девушке силу. Она разорвала на части простыню, окунула чистую тряпку в кипяток и намылила ее, чтобы промыть рану. Кандида старалась не причинить боли, но раненый стонал.
– Простите. Простите меня. Я так стараюсь.
Человек слегка кивнул в ответ. Его глаза были полны страдания, а взор прикован к ее лицу.
Промытая рана выглядела намного лучше. Пуля разорвала тело на части, и ожог был достаточно большим. Пуля вышла со спины и сзади торчал кусок раздробленной кости, словно лепесток цветка, вылезший наружу. Кандиде показалось также, что задеты легкое и ребра. Девушка почти не сомневалась, что раненый обязательно умрет.
– У вас кровотечение, – сказала Кандида страдальцу. – Очень сильное. Если я перевяжу вас, может быть, кровь не станет течь так сильно. Но это будет очень больно для вас.
Кандиде показалось, будто раненый вновь кивнул в ответ. Голубоглазый коротко произнес:
– Давай.
Тогда девушка сделала что-то вроде подушек, наложила их на рану и оторвала от простыни еще две полосы, чтобы наложить большую повязку.
– Приподнимите его! – скомандовала девушка. Паоло и другой партизан помогли ей. Кандида завязала узлы так сильно, как могла. Раненый застонал, когда его укладывали на место.
Кандиде показалось, будто ей пришлось преодолеть марафонскую дистанцию. Девушка уложила голову раненого на колени и стала гладить его волосы. Его лицо было в испарине, щеки ввалились. Чувство жалости и беспомощности переполняло сердце Кандиды.
– Это все, что я могла сделать, – прошептала девушка, чувствуя, что холодный ветер хозяйничает в сарае. – Он замерзнет здесь.
Паоло снял пальто, и Кандида укрыла раненого.
– Ты сделала все как надо, – сказал голубоглазый незнакомец и предложил ей сигарету.
– Я не курю.
– Не беспокойся, с ним все будет в порядке, – произнес, закуривая, мужчина. – Он вынослив, как волк.
– Как его ранили?
Незнакомец посмотрел на девушку:
– Была небольшая стычка с немцами.
Кандида отметила его акцент и вдруг спросила:
– Ведь вы не итальянец. Вы бежавший военнопленный, да?
– Не бежавший, а освобожденный. И он тоже. Нас освободили в день капитуляции, и мы сразу же ушли к партизанам.
– Вы англичанин?
– До кончиков ногтей. – Незнакомец кивнул в сторону раненого, голова которого покоилась на коленях Кандиды. – А он – американец.
– Вы хорошо говорите по-итальянски.
– У нас было много времени, чтобы выучить язык. Два года в лагере и пять месяцев среди партизан – этого оказалось вполне достаточно, чтобы научиться говорить.
Руки англичанина казались большими и сильными, а на костяшках пальцев отчетливо виднелись рыжие волоски. Но сигарету он держал элегантно.
– Вы офицер? – спросила Кандида. Незнакомец тут же отдал салют.
– Так точно, мэм.
Непонятно было, шутит англичанин или нет. Малыш Паоло хихикнул при этом.
– Кажется, вас не очень волнует судьба друга, – заключила девушка.
– Напротив, просто я вижу, что он оказался в надежных руках. Джозефу всегда везло по этой части, и его бутерброд никогда не падал маслом вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
– Матерь Божья, – запричитала Роза. – Надеюсь, они не собираются оставлять у нас раненого?
– Раненый уже здесь, – спокойно ответил Винченцо. – Его положили в сарае.
Роза поднялась с места, побледнев в одну секунду.
– Винченцо, если немцы найдут партизана в сарае, то им останется только повесить всех нас. Раненого надо убрать отсюда.
– Нельзя. Американцу нужна помощь, или он истечет кровью.
– Нет.
– Я не могу прогнать нуждающихся в помощи, – спокойно сказал Винченцо. – Они борются и умирают за всех нас.
– Нет! Они сражаются за Сталина.
– Ему нужен доктор. Здесь есть только один человек, которому можно доверять. Я пойду приведу его.
Роза ничего не сказала мужу, но ее молчание было красноречивее всяких слов. Винченцо оставалось только развести руками.
– Я не могу отвернуться от умирающего, Роза. Тео, пошли со мной.
Тео молча поднялся с места и пошел за отцом. После Греции его нервы всегда были на пределе, и струна, казалось, вот-вот должна лопнуть. Кандида знала, что это не трусость, а только болезнь.
– Я тоже хочу помочь, – слова Кандиды прозвучали как решение и вопрос одновременно. Она взглянула на мать, ожидая сопротивления. Лицо Розы даже посерело.
– Поступай как знаешь. И оставьте меня в покое, – еле слышно произнесла она.
Кандида знала, что мать не лукавит, говоря так. Она взяла с полки мыло, а чистую простыню – из спальни. Затем наполнила таз горячей водой из чайника и взглянула еще раз на мать. Роза неподвижно сидела на своем месте и молчала. Она внезапно словно постарела. Кандиде стало жаль мать, и она коснулась рукой ее плеча, будто снимая с псе бремя.
Сарай находился в двухстах ярдах от дома. Одна створка ворот была открыта настежь, и холодный ветер с силой рвался внутрь. В сарае хватало места для целого стада овец, которое должно было скоро спуститься с гор. Здесь же стоял и старенький трактор «фиат», не работавший и спокойно ржавевший уже несколько лет. Как раз за ним, словно за баррикадой, и укрылись партизаны.
Кроме Паоло, здесь находились еще двое, в одном из них Кандида узнала человека по прозвищу Лудильщик. Ее поразило, что в партизанском отряде могли быть такие незначительные люди, как Паоло-дезертир и Джакомо. Но третий человек оказался особенным: высокий, хорошо сложенный, с голубыми глазами. Раненый внимательно следил за Кандидой, когда она несла таз с горячей водой, и все время сжимал пулемет «стен».
– Ты кто? – спросил партизан.
– Ее зовут Кандида Киприани, – ответил Паоло, – дочь Винченцо.
Раненый лежал на соломе. Он тихо стонал, глаза были полуоткрыты. Когда Кандида встала перед раненым на колени, в нос ударил сильный запах пота и крови.
– Он в сознании? – спросила девушка.
– Ему вкололи морфий, – ответил Джакомо. – Не трогай его. Вот-вот должен прийти доктор.
– Доктор когда еще придет, а рану надо промыть.
У раненого было смуглое лицо с ястребиным носом. Его выцветшая рубаха и куртка почернели от запекшейся крови. Ну и день выдался – опять кровь! Но это отличалось от того, как забивали свинью. Кандида осторожно начала расстегивать пуговицы, и никто не пытался ее остановить.
Обнажился мускулистый торс мужчины. Живот и грудь раненого покрывали черные волосы, выпачканные кровью. Рана казалась ужасной, и кровь не останавливалась. Казалось, это неминуемо кончится смертью. Несколько минут Кандида не могла пошевелиться.
– Благодатная Мария, благословенная Ты в женах, яви свою милость, – слова буквально застыли на губах девушки. – Благословен плод чрева Твоего – Иисус Христос, Господь с нами.
Кандида коснулась пальцами бровей и щеки больного: щеки пылали.
Молитва словно придала девушке силу. Она разорвала на части простыню, окунула чистую тряпку в кипяток и намылила ее, чтобы промыть рану. Кандида старалась не причинить боли, но раненый стонал.
– Простите. Простите меня. Я так стараюсь.
Человек слегка кивнул в ответ. Его глаза были полны страдания, а взор прикован к ее лицу.
Промытая рана выглядела намного лучше. Пуля разорвала тело на части, и ожог был достаточно большим. Пуля вышла со спины и сзади торчал кусок раздробленной кости, словно лепесток цветка, вылезший наружу. Кандиде показалось также, что задеты легкое и ребра. Девушка почти не сомневалась, что раненый обязательно умрет.
– У вас кровотечение, – сказала Кандида страдальцу. – Очень сильное. Если я перевяжу вас, может быть, кровь не станет течь так сильно. Но это будет очень больно для вас.
Кандиде показалось, будто раненый вновь кивнул в ответ. Голубоглазый коротко произнес:
– Давай.
Тогда девушка сделала что-то вроде подушек, наложила их на рану и оторвала от простыни еще две полосы, чтобы наложить большую повязку.
– Приподнимите его! – скомандовала девушка. Паоло и другой партизан помогли ей. Кандида завязала узлы так сильно, как могла. Раненый застонал, когда его укладывали на место.
Кандиде показалось, будто ей пришлось преодолеть марафонскую дистанцию. Девушка уложила голову раненого на колени и стала гладить его волосы. Его лицо было в испарине, щеки ввалились. Чувство жалости и беспомощности переполняло сердце Кандиды.
– Это все, что я могла сделать, – прошептала девушка, чувствуя, что холодный ветер хозяйничает в сарае. – Он замерзнет здесь.
Паоло снял пальто, и Кандида укрыла раненого.
– Ты сделала все как надо, – сказал голубоглазый незнакомец и предложил ей сигарету.
– Я не курю.
– Не беспокойся, с ним все будет в порядке, – произнес, закуривая, мужчина. – Он вынослив, как волк.
– Как его ранили?
Незнакомец посмотрел на девушку:
– Была небольшая стычка с немцами.
Кандида отметила его акцент и вдруг спросила:
– Ведь вы не итальянец. Вы бежавший военнопленный, да?
– Не бежавший, а освобожденный. И он тоже. Нас освободили в день капитуляции, и мы сразу же ушли к партизанам.
– Вы англичанин?
– До кончиков ногтей. – Незнакомец кивнул в сторону раненого, голова которого покоилась на коленях Кандиды. – А он – американец.
– Вы хорошо говорите по-итальянски.
– У нас было много времени, чтобы выучить язык. Два года в лагере и пять месяцев среди партизан – этого оказалось вполне достаточно, чтобы научиться говорить.
Руки англичанина казались большими и сильными, а на костяшках пальцев отчетливо виднелись рыжие волоски. Но сигарету он держал элегантно.
– Вы офицер? – спросила Кандида. Незнакомец тут же отдал салют.
– Так точно, мэм.
Непонятно было, шутит англичанин или нет. Малыш Паоло хихикнул при этом.
– Кажется, вас не очень волнует судьба друга, – заключила девушка.
– Напротив, просто я вижу, что он оказался в надежных руках. Джозефу всегда везло по этой части, и его бутерброд никогда не падал маслом вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161