Одни благодарности. Если дело и дальше так пойдет — жди ордена Ленина. Посмертно. Но лучше не надо. Хочется пожить и посмотреть на этот материалистический мир, которому требуется не только легкое медикаментозное лечение, но, боюсь, и серьезное хирургическое вмешательство. Однако не будем нервничать: жизнь надо принимать такой, какая она есть. А жизнь прекрасна. Особенно для слуг многострадального народа. Слуги народа знают толк в прелестях своего быта и бытия. Их за это тоже нельзя осуждать. Они надрываются на поприще общественно-политической борьбы с многочисленными трудностями. И друг с другом. Они наживают грыжи, геморрои, сенсибилизированный маразм и прочие рутинные болезни. И поэтому простить им маленькие слабости — это честь для тех, кому они служат и кто своим ударным трудом создает условия своим же благодетелям. И это верно. Жизнь дается один раз в жизни, и её надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за свою сирость и убогость. Да здравствуют процветание и коммунизм на отдельно взятом участке Московской области! А геморрой — благородная болезнь выдающихся политических деятелей нашей современности. А черт с ним! Можно и потерпеть. И с этим нельзя не согласиться: крепкий зад есть краеугольный камень власти.
В этом смысле у моего подопечного все в порядке. Он в десяточке самых важных государственно-политических чиновников. Он сановник, знающий себе и другим цену. У него сократовский лоб, но ум иезуита. У него бульдожья челюсть, но хитровато-умные глаза. Он вполне работоспособен и предсказуем. Что удобно для нашего Подразделения, охраняющего его дряхлеющую плоть и дачную местность в 5,5 га. Также мы охраняем — каменный, с колоннами и львами у парадного подъезда барский особняк, утопающий в плотной массе плюща, цветов и деревьев; охраняем — чистое воздушное пространство, где скользят легкомысленные птахи; охраняем — бассейн с лазуритовой, родниковой водой; охраняем — Сына государственного чиновника, бредущего по теплым плитам дорожки к бассейну; он не один, Сын, с ним совершенно нагая наяда, у неё симпатичная, кобылиная форма молодого тела и меховая, пролетарская заплатка между люмпенских ножек. Но не будем нервничать, хотя, признаться, Сын своим вольным поведением и многофункциональными девицами доставляет нашей Службе много лишних забот. Я с удовольствием утопил бы его в бассейне, куда он плюхнулся с визжащей фурией. Нельзя. По инструкции. Жаль. Одним наглым эпикурейцем стало бы меньше. Увы, государственно-политический чиновник (ГПЧ — буду именовать его так для удобства изложения) обожает свое чадо и души в нем не чает.
Как тут не понять родительских чувств. Однако можно понять и моих подчиненных, которые вынуждены страдать по ночам от яростных любовных воплей чадушки и его нетребовательных избранниц. Хорошо, что папа ГПЧ малость глуховат, а то бы решил, что дитя разрывают на куски дикие лесные звери. И последнее: наша Служба сплоховала перед единственным зверем комаром. Вечером все охраняемое пространство покрывается звенящей, нестерпимой мелодией — комариная камарилья атакует людей по всем правилам подлости и ненависти. Хочется применить огнемет. Нельзя. И поэтому наружное наблюдение я меняю часто. Дежурные возвращаются после сражений с воздушно-малярийными пиратами трудноузнаваемыми. Приходится проверять удостоверения (шутка). Но что радует: все укусы не смертельны. Наверное, Родина нас бережет.
Впрочем, я отвлекаюсь. Время — делу, потехе — час. Я знаю, что через несколько минут начнется потешка. К нам едут гости. И надо быть готовым к их встрече.
Гости дорогие прибывают вовремя. На огромном, крейсерском «членовозе». Он въезжает на охраняемую территорию, и я выхожу из тени деревьев. Из ниоткуда появляется мой товарищ и друг Хлебов. И мы вместе направляемся к ГПЧ — такова инструкция.
Хозяин радостно встречает гостей. Слюнявые лобзания. Рукопожатия. Хлопки по матерым спинам. Впрочем, все эти физические упражнения проделывают двое, наш ГПЧ и тот, кто мне известен как Укротитель зверей в цирке. Укротитель дороден, благороден, шумен, ироничен; он, чувствуется, не только укрощает несчастных зверюшек в шапито, но и людей в Кремле… Рядом с ним телохранитель-шкаф и маленький, плюгавенький, как пичужка, носатый человечек из библейского племени. В его руках кожаный саквояж. Надеюсь, там не взрывное устройство. Между тем наш ГПЧ радовался, улыбаясь тренированной улыбкой государственного мужа:
— Жду-жду-жду… Неужто решился, родненький?
Укротитель закатил глаза к небу, развел руками.
— А что делать? Для любимой… все сделаешь… И даже больше…
— В наших женщинах — наша сила, — засмеялся ГПЧ. — Милости прошу на террасу…
— У вас как в раю, — улыбнулся Укротитель. — Вон… и Ева… и Адам…
По тропинке бежала беспечная и веселая нагая наяда. За ней, как лось, мчался Сын. Они были счастливы и не обращали внимания на окружающую обстановку. Через секунду они исчезли в райских кущах. Папа ГПЧ крякнул:
— Эх, молодость… На Турксиб бы их… Или на Днепрогэс.
— Ну зачем же так сурово, — хохотнул Укротитель. — Пусть щипают птицу счастья сегодняшнего дня…
— Эх, курица — не птица, баба — не человек, — резюмировал ГПЧ и со смущенной душой продолжил путь. Вероятно, ему сейчас хотелось бежать за голой красавицей, чтобы завалить в пыльных кустах и обладать ею в полном объеме её же бедер. Увы, даже небожители зависят от обстоятельств и глупых церемоний. Партийно-государственный этикет, чтоб его!.. Есть отчего прийти в уныние и дурное расположение духа.
* * *
Летняя терраса капитанским мостиком выходила в сад, нависая над кипящей, густой массой кустарников. Вдали темнели лесные угодья с невиданными зверюшками. Пойду в лесники. В другой жизни. Буду кормить с рук пугливых белок и отстреливать браконьеров. Остается лишь сначала прожить эту жизнь.
В прохладном холле звякнули хрупко-фарфоровые чашечки — как сигнал к действу… Наш ГПЧ потянулся сухими костями и проговорил:
— Ну, пожалуй, можно и поработать, товарищи. Дело — прежде всего!
Укротитель был полностью согласен; заерзав от нетерпения в кресле, позволил себе пошутить:
— А женщины потом… — И посмотрел на плюгавенького, носатого человечка, который ждал указаний, прижимая к чахлой груди саквояж. — Ну-с, Абрам Львович, готов?
— Всегда готов-с! — радостно хихикнул старый пионер.
Наш государственно-политический деятель подошел к сейфу. Сейф был бронированный и противопожарный; очевидно, он был списан с крейсера «Аврора» или ледокола «Ленин». Открыв дверцу, ГПЧ вытащил на свет Божий малахитовую шкатулку цвета морского прибоя.
— А! — И, подобно фокуснику, извлек из нее… алмазный булыжник.
— О!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
В этом смысле у моего подопечного все в порядке. Он в десяточке самых важных государственно-политических чиновников. Он сановник, знающий себе и другим цену. У него сократовский лоб, но ум иезуита. У него бульдожья челюсть, но хитровато-умные глаза. Он вполне работоспособен и предсказуем. Что удобно для нашего Подразделения, охраняющего его дряхлеющую плоть и дачную местность в 5,5 га. Также мы охраняем — каменный, с колоннами и львами у парадного подъезда барский особняк, утопающий в плотной массе плюща, цветов и деревьев; охраняем — чистое воздушное пространство, где скользят легкомысленные птахи; охраняем — бассейн с лазуритовой, родниковой водой; охраняем — Сына государственного чиновника, бредущего по теплым плитам дорожки к бассейну; он не один, Сын, с ним совершенно нагая наяда, у неё симпатичная, кобылиная форма молодого тела и меховая, пролетарская заплатка между люмпенских ножек. Но не будем нервничать, хотя, признаться, Сын своим вольным поведением и многофункциональными девицами доставляет нашей Службе много лишних забот. Я с удовольствием утопил бы его в бассейне, куда он плюхнулся с визжащей фурией. Нельзя. По инструкции. Жаль. Одним наглым эпикурейцем стало бы меньше. Увы, государственно-политический чиновник (ГПЧ — буду именовать его так для удобства изложения) обожает свое чадо и души в нем не чает.
Как тут не понять родительских чувств. Однако можно понять и моих подчиненных, которые вынуждены страдать по ночам от яростных любовных воплей чадушки и его нетребовательных избранниц. Хорошо, что папа ГПЧ малость глуховат, а то бы решил, что дитя разрывают на куски дикие лесные звери. И последнее: наша Служба сплоховала перед единственным зверем комаром. Вечером все охраняемое пространство покрывается звенящей, нестерпимой мелодией — комариная камарилья атакует людей по всем правилам подлости и ненависти. Хочется применить огнемет. Нельзя. И поэтому наружное наблюдение я меняю часто. Дежурные возвращаются после сражений с воздушно-малярийными пиратами трудноузнаваемыми. Приходится проверять удостоверения (шутка). Но что радует: все укусы не смертельны. Наверное, Родина нас бережет.
Впрочем, я отвлекаюсь. Время — делу, потехе — час. Я знаю, что через несколько минут начнется потешка. К нам едут гости. И надо быть готовым к их встрече.
Гости дорогие прибывают вовремя. На огромном, крейсерском «членовозе». Он въезжает на охраняемую территорию, и я выхожу из тени деревьев. Из ниоткуда появляется мой товарищ и друг Хлебов. И мы вместе направляемся к ГПЧ — такова инструкция.
Хозяин радостно встречает гостей. Слюнявые лобзания. Рукопожатия. Хлопки по матерым спинам. Впрочем, все эти физические упражнения проделывают двое, наш ГПЧ и тот, кто мне известен как Укротитель зверей в цирке. Укротитель дороден, благороден, шумен, ироничен; он, чувствуется, не только укрощает несчастных зверюшек в шапито, но и людей в Кремле… Рядом с ним телохранитель-шкаф и маленький, плюгавенький, как пичужка, носатый человечек из библейского племени. В его руках кожаный саквояж. Надеюсь, там не взрывное устройство. Между тем наш ГПЧ радовался, улыбаясь тренированной улыбкой государственного мужа:
— Жду-жду-жду… Неужто решился, родненький?
Укротитель закатил глаза к небу, развел руками.
— А что делать? Для любимой… все сделаешь… И даже больше…
— В наших женщинах — наша сила, — засмеялся ГПЧ. — Милости прошу на террасу…
— У вас как в раю, — улыбнулся Укротитель. — Вон… и Ева… и Адам…
По тропинке бежала беспечная и веселая нагая наяда. За ней, как лось, мчался Сын. Они были счастливы и не обращали внимания на окружающую обстановку. Через секунду они исчезли в райских кущах. Папа ГПЧ крякнул:
— Эх, молодость… На Турксиб бы их… Или на Днепрогэс.
— Ну зачем же так сурово, — хохотнул Укротитель. — Пусть щипают птицу счастья сегодняшнего дня…
— Эх, курица — не птица, баба — не человек, — резюмировал ГПЧ и со смущенной душой продолжил путь. Вероятно, ему сейчас хотелось бежать за голой красавицей, чтобы завалить в пыльных кустах и обладать ею в полном объеме её же бедер. Увы, даже небожители зависят от обстоятельств и глупых церемоний. Партийно-государственный этикет, чтоб его!.. Есть отчего прийти в уныние и дурное расположение духа.
* * *
Летняя терраса капитанским мостиком выходила в сад, нависая над кипящей, густой массой кустарников. Вдали темнели лесные угодья с невиданными зверюшками. Пойду в лесники. В другой жизни. Буду кормить с рук пугливых белок и отстреливать браконьеров. Остается лишь сначала прожить эту жизнь.
В прохладном холле звякнули хрупко-фарфоровые чашечки — как сигнал к действу… Наш ГПЧ потянулся сухими костями и проговорил:
— Ну, пожалуй, можно и поработать, товарищи. Дело — прежде всего!
Укротитель был полностью согласен; заерзав от нетерпения в кресле, позволил себе пошутить:
— А женщины потом… — И посмотрел на плюгавенького, носатого человечка, который ждал указаний, прижимая к чахлой груди саквояж. — Ну-с, Абрам Львович, готов?
— Всегда готов-с! — радостно хихикнул старый пионер.
Наш государственно-политический деятель подошел к сейфу. Сейф был бронированный и противопожарный; очевидно, он был списан с крейсера «Аврора» или ледокола «Ленин». Открыв дверцу, ГПЧ вытащил на свет Божий малахитовую шкатулку цвета морского прибоя.
— А! — И, подобно фокуснику, извлек из нее… алмазный булыжник.
— О!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161