– Обязательно.
Я подняла лицо, и Терри потянулся к моим губам. Но вместо того, чтобы просто поцеловать, он впивался в них со все большей силой. Губы его горели, язык пытался проникнуть мне в рот. Я резко дернула головой, стараясь вытряхнуть из неё туманную пелену, и, должно быть, ударила ему по носу, потому что он вдруг отпустил меня, и я чуть не упала на пол. Ухватившись за стул, я взглянула на него; он потирал нос и смотрел так, что нагонял на меня жуткий страх. И действительно нагнал. Увидев свое пальто на стуле, я схватила его в охапку вместе с сумкой и бросилась к двери. Ощупью нашарив замок, кое-как открыла дверь, все время ожидая, что Терри меня догонит, и выскочила на лестницу. Он с силой захлопнул за мной дверь, а я что есть духу помчалась по лестнице и остановилась только, ощутив лицом холодный воздух улицы.
Тыльной стороной ладони я терла губы.
4
Я раздумывала, не подать ли мне заявление об увольнении. И думала долго. Наверное, для большинства женщин такое событию мало бы что значило подумаешь, поцелуй начальника у него на квартире. Но мне это совсем не нравилось. От одного воспоминания становилось дурно, и не я хотела больше видеть Терри.
В субботу он вообще не вышел на работу.
– Куда ты вчера делась? – поинтересовалась Донна. – Я думала, ты пойдешь вместе с нами.
– Меня подвезли Макдональды, – отмахнулась я.
– А мне они не понравились. Господи, но ты неплохо начала. Откуда у тебя такое платье? Что-то ты темнишь!
В понедельник, когда Терри появился на работе, в мою сторону он даже не смотрел, и меня это вполне устраивало. Дай Бог, чтобы так все и оставалось. Но все равно всю неделю мне было как-то неспокойно, пока в следующий понедельник меня не перевели на основное место работы – в бухгалтерию. И тут вид денег, которые скоро станут моими, меня сразу успокоил.
И сразу появилась уйма дополнительной работы. Формально я подчинялась Сюзан Клейбоун, но фактически теперь стала с ней на равных. На той же неделе в управлении вывесили график отпусков, и Сюзан Клейбоун сразу отметила себе две недели, начиная с субботы, десятого сентября. Поэтому я взяла себе две следующие. Она должна выйдет двадцать шестого, а до того я буду работать одна.
В четверг к нам заглянул Марк Ротлэнд. Проходя к сейфу, чтобы взять какие-то документы, он положил на стол какой-то билет. Я недоуменно подняла глаза.
– Если вы в самом деле интересуетесь, – кивнул он.
Билет был на Национальную выставку роз. Я смотрела на него с искренним удивлением, ничуть не притворяясь.
– Благодарю, но не стоило беспокоиться, мистер Ротлэнд.
– Никаких проблем.
– Спасибо.
Уже в дверях он добавил:
– Первый день – самый лучший. Но трудно будет попасть. В субботу днем розы все ещё будут хороши.
С тех пор, как я появилась в фирме, он со мной почти не разговаривал. Но, в конце концов, что может быть невиннее, чем билет на выставку цветов?
Когда он вышел, я достала пудреницу и бросила на себя взгляд в зеркало. Разные у меня в тот момент были мысли…
У нас всю жизнь была одна-единственная роза – та, что обвивала изгородь на заднем дворе в Плимуте; и каждый год в пыли её душили сорняки. Но почему другие хлюпают носом и вытирают глаза из-за такого хилого цветка? Или слушая «Розы Пикардии»? Меня никогда не занимало и не трогало то, что давалось без борьбы.
Нет, для меня «Розы Пикардии» тоже кое-что значили. Однажды я наблюдала, как расчищали от мусора площадку на одной стороне Юнион-стрит… И вдруг из-под обломков рабочие извлекли старый переносный патефон. Повертев его в руках и посмеявшись, один из них сказал: «Эй, цыпленок, это тебе». Схватив его, я бросилась домой и обнаружила, что он работает, но в нижнем ящике сохранилась в целости лишь одна пластинка – «Розы Пикардии» в исполнении какого-то ирландского тенора, который жутко гнусавил. Другой пластинки купить я нигде не смогла, поэтому три года крутила только эту, пока она не затерлась совсем.
Обычно я приходила домой из школы в половине пятого. Мама с Люси все ещё были на работе, мне оставляли список, что купить, и я отправлялась в магазин. Потом готовила поесть – обычно ветчину с жареным картофелем или селедку с хлебом и маслом. Возвращались они примерно в половине седьмого. И я непрерывно ставила «Розы Пикардии», снова и снова, потому что другой у меня не было.
Воскресенья проходили безрадостно, мы торчали в церкви, а вот по субботам мама с Люси работали, и я почти весь день была предоставлена самой себе. Нет, приходилось, конечно, убирать квартиру, но с этим я справлялась быстро и уже к десяти часам вылетала во двор. Мы слонялись по Плимуту, смотрели, как работают краны, бульдозеры и строители; потом, когда у них кончался рабочий день, пробирались на строительную площадку и копались там в мусоре в надежде что-нибудь найти. Иногда мы били кирпичи, или закапывали лопаты, или бросали камни в бетономешалки. Потом бродили вокруг складов, или ходили к автоматам играть в пинбол, или хихикали с мальчишками на углу, или забирались на железнодорожную насыпь и швыряли камнями в проходящие поезда.
Однажды, когда мне было четырнадцать, мы всю февральскую субботу провели с прыщавой девчонкой по имени Джун Тредол, мать которой уже три месяца сидела в тюрьме. С нами были сначала ещё три девочки, но потом мы откололись и весь день шатались по улицам, напрашиваясь на неприятности.
Помню, день был холодный, лужи замерзли, и когда мы пришли на берег, море оказалось серым и похожим на каток. Мы побродили там немного, пиная друг друга дешевыми башмаками, чтобы не мерзли ноги, и болтая о том, что станем делать, если вдруг появится много денег, Потом вышли к стоянке машин. Там стояли любые – от маленьких «остинов», бывших старше нас, до последних моделей «фордов» и «фольксвагенов».
– Хватит у тебя смелости пойти и проткнуть шину? – спросила Джун.
– Иди сама.
– За смелость дам тебе полфунта.
– Отстань.
– И ещё эти чулки в придачу. Что, боишься?
– Вот дура, – фыркнула я. – Что толку, если я проткну шину? Что нам это даст? Ничего, поэтому и не пойду. Понятно?
Переругиваясь, мы двинулись дальше. За углом тоже дикого не было, мы забрались на забор и снова стали разглядывать машины.
– Смотри, вон в той на заднем сиденье сумка лежит. Ты могла бы её спереть? Это бы нам обеим пригодилось.
В машине в самом деле лежала кожаная сумка.
– Еще чего! Проклятая машина заперта, и я не собираюсь её взламывать даже для тебя. Понятно, лярва прыщавая?
Мы отправились по домам, подкалывая друг друга, но когда Джун ушла, было всего пять часов, ещё светло, и я прикинула, что если вернуться к автостоянке, то как раз начнет смеркаться. Я не любила, чтобы в меня не верили, и думала, что завтра утру ей этой сумкой нос.
Я вернулась, немного задержалась за стоянкой – машина стояла на том же месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68