Хирург сказал мне:
– Пока не могу сказать ничего определенного, миссис Ротлэнд; у него сильнейшее сотрясение мозга. На руку наложен гипс, больше переломов нет. К завтрашнему утру будем знать точнее.
Я вернулась домой, и сердце мое разрывалось от боли, и муки. Миссис Ленард засуетилась и заметалась, потом позвонила миссис Ротлэнд. Та, услышав, что сын ранен, кинулась утешать встревоженную невестку, хотя сама, может быть, больше нуждалась в утешении. Она все сделала правильно, её не в чем было упрекнуть. И меня тоже не в чем было упрекнуть. Разве я виновата? И лошадь моя тоже. Это просто ужасное стечение обстоятельств. И я вспомнила, как грубо и жестоко разделались с лисой, и как сочувственно отнеслись к лошади.
Ночью я едва не надумала повеситься, но миссис Ленард не отходила от меня ни на шаг.
На следующее утро проявились последствия моего падения. Один бок у меня весь был в синяках и кровоподтеках, я не могла шевельнуть ни плечом, ни бедром. И спала беспробудно, словно не выспалась годами.
Иногда я выплывала из черного марева сна, и меня подстерегала боль, затаившаяся в уголке сознания. Но болело не плечо и не израненный бок; боль сидела гораздо глубже. Она пронизала сердце, хотя то и билось как прежде, пронзила мозг, который все-таки думал, но что-то в них все же сломалось. Я просыпалась от страшной боли, смотрела на часы и снова проваливалась в бесконечный глубокий сон. Потом вдруг опять просыпалась, снова смотрела на часы, и чувствовала, как трещит и ломается что-то внутри, и словно заглядывала в длинный темный коридор, в пустоте которого до конца моих дней будет перекатываться ужасное эхо.
Миссис Ленард чем-то все время поила меня. Уже в сумерках, открыв глаза, я увидела миссис Ротлэнд и сразу спросила:
– Как Марк?
И она ответила:
– Все так же.
Мне следовало расспросить её, но сознание снова затмилось и я погрузилась в путаницу безумных снов. Только в пятницу днем, почти через сорок восемь часов, я окончательно проснулась. И сразу поняла, что пропустила назначенное время. «Фландрия» отправилась в плаванье без меня.
С этого момента все пошло почти нормально. Спать я не могла из-за боли в плече и спине, и даже не могла закрыть глаза, потому что сразу появлялся Фьюри. Стоило смежить веки, и я вновь видела его. Пожалуй, не стоит описывать, какие мысли меня одолевали. Но чуть позже в комнате опять оказалась миссис Ротлэнд, и я снова спросила:
– Как Марк?
– Примерно так же. Не приходит а сознание.
– Что говорят врачи?
– Что остается только ждать. А как ты?
– О, мне уже лучше.
– Может, поешь немного?
– Нет, спасибо.
К вечеру Марк пришел в себя, и миссис Ротлэнд вернулась из больницы воспрянув духом. Опасность не миновала, но врачи надеются, что Марк пойдет на поправку.
– Первым делом он спросил, где ты, Марни, и был очень рад, что ты не так сильно пострадала.
На следующий день я встала, пока миссис Ротлэнд не было, кое-как оделась и принялась бродить по дому. Спина и бедро посинели, но боль несколько стихла. Миссис Ленард нашла меня в конюшне и пыталась увести в постель, но я не пошла. Я все утро просидела там, пока не вернулась миссис Ротлэнд. Тогда я, прихрамывая, побрела в дом обедать. Она сообщила, что обещала Марку привезти меня, как только я поправлюсь. Я сказала, что поеду завтра. Вечером, перед ужином, мне пришлось зачем-то зайти к нему в спальня, и там в углу верхнего ящика в его туалетном столике лежали ключи…
За ужином миссис Ротлэнд показала цветы:
– Это от садовника Ричардса. Он принес их для тебя, а особенно подчеркивал, что они из его собственного сада.
– Спасибо.
Я долго молчала. Раньше у меня все сжалось бы внутри при одной мысли об ужине наедине с миссис Ротлэнд, но теперь для таких чувств не осталось места. Случившееся застыло во мне и отвердело, словно каменный истукан.
Через некоторое время миссис Ротлэнд заговорила опять:
– Это напоминает мне один ужин с Этель. Ты ничего не имеешь против того, что я вспоминаю Этель?
– Нет…
– Марк был в отъезде, за восемнадцать месяцев до этого умер его отец Марка. Я тогда только продала наш дом, большую часть мебели и собиралась переезжать в Лондон. И вдруг возникло ужасное ощущение, что больше незачем жить. Я вдруг почувствовала, что обрываю все корни. Я не могла жить в Лондоне, я больше не могла жить вообще. Хотелось только спокойно умереть. Я напросилась к Этель на ужин, потому что не могла оставаться одна, нуждалась в сочувствии и понимании.
– И она их вам дала?
– Уже по дороге я поняла, что есть такая боль, с которыми нужно справляться самой, потому что никто другой не поможет. У меня был именно такой случай. Нельзя ждать, что человек в двадцать пять поймет ужасное одиночество, которое овладевает тобой в пятьдесят пять.
– Дело не в возрасте. В детстве вы никогда не чувствовали себя одинокой?
Миссис Ротлэнд задумалась.
– Тогда это было совсем иначе.
Я не успела спросить, почему сегодняшний вечер напомнил ей ужин с Этель – она сразу сменила тему. Тогда я задала другой вопрос.
– Марк когда-нибудь говорил с вами обо мне?
– Обсуждали ли мы тебя? Нет, я такого не припомню.
– И никогда не говорил, что мы не слишком ладим?
– Нет… А вы действительно не ладите?
– Да, бывает.
Она вертела рюмку, не глядя на меня.
– В основном по моей вине, – добавила я.
– Ну, это уже похоже на шаг к примирению.
– О, это не просто ссора. Боюсь, все гораздо глубже.
– Надеюсь, ты сумеешь с ним поладить, Марни, неважно, чья вина – твоя или его. Он просто не вынесет ещё одного поражения.
– Поражения?
– Да, конечно. Разве смерть Этель – не проигрыш? Марк рассматривает её и как поражение в любви… Он из тех, кто всю жизнь готовы рисковать. Он невероятно упрям и своеволен, но в то же время ужасно раним. Смерть Этель стала для него тяжелым ударом. Полюбить снова, так быстро… Такое не часто случается.
Мне стало неловко, но я спросила:
– Марк не говорил, что собирается делать с фирмой?
Миссис Ротлэнд все так же вертела рюмку.
– О том, что хочет принять предложение «Гластбери»? Да, говорил. И я убедила его продать фирму.
– Но почему? Разве семейная фирма для вас ничего не значит?
– Куда меньше многого другого. Марк никогда не поладит с Холбруками. Ему не хватает гибкости. Всем станет лучше, когда они расстанутся.
– Холбрукам это вряд ли понравится.
– Только потому, что это произойдет таким образом. Марк чувствует себя ответственным за персонал и потому и вел переговоры. Насколько я знаю, никто не пострадает.
Никто не пострадает… Я подумала, что это похоже на эпитафию. Никто не пострадает, кроме меня, и Фьюри, и Марка, и моей мамы, и, наконец, его…
Во вторник миссис Ротлэнд повезла меня к Марку в больницу. Ехала я с неохотой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68