- спросил Притула. - Подобные обещания никого ни к чему не обязывают.
- С тюремщиками надо разговаривать другим языком! - решительно сказал мрачный студент. - А мы развели юридическую канитель: "Ах, предъявите нам обвинение..." Лучше бы "Варшавянку" спели им прямо в лицо!
- Ну, и раздражать без нужды тюремных служителей незачем, - возразил Притула.
- "Тюремных служителей"! Терминология-то какова! Пригляделся я к вам, коллега: книжный вы червяк. У вас и революция-то, вероятно, выглядит по-книжному.
- А у вас она как выглядит?
- Началась обычная обедня! - с досадой махнул рукой староста. Бросили бы вы наконец эти стычки... Напоминаю камере: в пять часов будет прочитан реферат о принципах анархо-синдикализма в Италии.
Споры продолжались с утра до ночи. Попытки старосты водворить спокойствие хотя бы часа на два - для чтения книг - не приводили ни к чему.
Тишину вдруг прерывал чей-нибудь голос:
- Эврика? В день моего ареста по городу было вывешено обращение командующего округом генерала Хабалова к населению. Мы - население! Категорически потребуем, чтобы нам прочли его обращение. Из него мы кое-что выудим.
- Пусть нам дадут хотя бы "Новое время". Газета правительственная, не имеют права лишать нас возможности читать...
- Черносотенную газету!
- Да, да! И из черносотенного листка можно почерпнуть, если читать умеючи, некоторые сведения о положении в Петрограде.
- А что ж... Это идея. Устроим кордебалет!
Но "кордебалета" устроить не успели. Открылась дверь, и все тот же надзиратель ввел в камеру нового арестованного. Это был Семен Шахно!
- На Невском стреляют! - не здороваясь ни с кем, воскликнул он не то восторженно, не то испуганно.
Надзиратель еще не успел уйти и произнес привычное:
- Не разрешается.
- Хабалов подписал приказ, - продолжал Шахно, - при скоплении публики применять оружие!
- Значит, началось! Господа! - крикнул мрачный студент. - Началось!
- Шуметь не положено, - сказал надзиратель и ушел.
Шахно обвел тревожным взглядом всю камеру, увидел Шумова, слабо кивнул ему головой и закончил:
- Арестованы все, кто был на заметке у полиции. Решительно все, до одного. Революция обезглавлена.
- Эй вы, как вас там? Пифия! - покраснев от гнева, воскликнул студент-здоровяк. - Что вы там вешаете?
- Меня зовут Шахно. Семен Шахно.
- Не считаете ли вы себя, Семен Шахно, главой революции?
- Нет. Этого я не считаю.
- Так какого же черта...
- Подождите, коллега, - Притула жестом попросил слова. - Дайте же вновь прибывшему с воли человеку осведомить нас о создавшемся положении... Кстати: я не сомневаюсь, что вся революционная интеллигенция в эти дни заключена в тюрьмы. В этом коллега безусловно прав. Спрашивается: что же может сделать на улицах лишенная руководства, безликая и к тому же безоружная масса?
- Вот это называется - дал вновь прибывшему человеку высказаться! досадливо поморщился староста. - Продолжайте, товарищ Шахнов.
- Шахно. Меня зовут Семен Шахно.
- Рассказывайте все, что знаете, товарищ Шахно.
- А больше я ничего не знаю. Арестованы все! Даже участники студенческой демонстрации. Больше арестовывать некого.
Мрачный студент усмехнулся:
- Ну, арестовывать-то, должно быть, есть кого. Сажать некуда - тюрьмы переполнены.
- Начнется, как после пятого года, черносотенный террор, подавленным тоном проговорил Притула. - Ну что ж... Мы и к этому должны быть готовы.
- Вы, может быть, и готовы к этому, - не утерпел Григорий Шумов, - а мы готовы к другому: к победоносной революции!
- Громко сказано. Поделитесь: как вы предполагаете совершать ее, сидя за решеткой?
- Опять споры, споры... без конца! - вмешался староста. - Предлагаю лучше заслушать реферат об анархо-синдикализме в Италии.
- А почему не в Испании? И потом: в споре рождается истина.
- Ну это, смотря в каком споре. Чем больше вы, Притула, спорите, тем туманней выглядит истина.
- Бывают минуты, - воскликнул студент-здоровяк (он нравился Шумову все больше), - когда не спорить надо об истине, а сражаться за нее!
- Любопытно! - Притула снова перешел к своему излюбленному снисходительно-ироническому тону. - Как вы здесь, в нашей восемьдесят первой камере, станете сражаться?
- А вот как! - Студент встал во весь рост. - Споемте!
И он затянул низким и очень сильным голосом:
Смело, товарищи в ногу...
К нему примкнул еще один голос, другой... И через минуту в камере гремела песня.
Пели долго.
И никто из администрации не пришел на шум.
Уже поздно вечером староста снова заявил:
- Знаменательно! Очень знаменательно! Я имею в виду поведение администрации. Что из этого поведения явствует?
- То, что на улицах идут бои.
- "Блажен, кто верует, тепло ему на свете", - сказал Притула и начал, готовясь ко сну, тщательно взбивать тощую тюремную подушку на своей постели.
Лампочка на потолке, надежно огороженная проволочной сеткой, погасла. Через минуту в камере послышался дружный храп.
Шли дни. По-прежнему ни одному из студентов не было предъявлено обвинения, прокурор не появлялся, студенты устраивали "кордебалет", надзиратель уныло говорил "не разрешается" и никаких передач с воли не поступало.
Гриша успел подружиться со студентом-здоровяком Пименовым, поссориться с Притулой, уличить Шахно в том, что он не участвовал 14 февраля в студенческой демонстрации, и получить в ответ заверение в том, что сам он - демагог.
Староста настоял наконец на том, чтобы состоялся реферат о принципах анархо-синдикализма в Италии.
Читал реферат мрачный студент, который оказался противником всякой власти. Он именовал себя анархистом-индивидуалистом, итальянский же синдикализм изучал с чисто научной целью.
По любому поводу вспыхивали споры, которые всем уже надоели и от которых никто не хотел отказаться.
Во всем этом обнаружилась даже некоторая однотонность: изо дня в день, изо дня в день - все одно и то же, без перемен...
Так прошла неделя. Десять дней.
Однажды "кордебалет" студентов вышел особенно оживленным: в обычный час не дали обеда.
На оглушительный стук - каблуками в дверь - никто не явился.
Староста обратил внимание камеры на то, что с самого утра "глазок" пустует.
И вдруг откуда-то издалека донесся гул... Он был неясный, глухой, и все же в камере сразу наступила тишина: за толстыми стенами будто бор шумел в непогоду...
Потом послышались удары, лязг - не сбивали ли это замки с тюремных ворот?
Грозный гул становился ближе, донеслись чьи-то голоса... И наконец топот ног по коридору.
- Товарищи! - раздался за дверью камеры звонкий крик. - Свобода! Выходите, товарищи! Революция! Царизм свергнут!
- Провокация! - взвизгнул Притула. - Оставайтесь все на месте... Сейчас в нас стрелять будут! Это провокация!
Он вдруг исчез. Оглянувшись, Гриша увидел, что Притула сидит на полу, за своей койкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89