«Вот сейчас, сию минуту, – думал он, – начнется самое главное… Вот сейчас…»
Он быстро окинул взглядом комнату и удивился – так все было серо и буднично: этот просторный малоуютный кабинет, пестро разукрашенный по розовому фону завитками серебряного наката, это слезящееся окно…
Муратов сосредоточенно, между большим и указательным пальцами, разминал туго набитую папиросу. Максим Петрович деловито, шелестя бумагой, просматривал первые листы протокола.
– Ну что ж, Яков Семеныч, – прервал Костины размышления негромкий, будничный голос Щетинина. – Давайте, рассказывайте, как это у вас получилось…
Малахин конвульсивно дернулся, хотел, видимо, что-то сказать, но перехватило дыхание, и он опять издал горлом тот неопределенный звук, которым так напугал Державина.
Муратов привстал, налил из графина воды и придвинул стакан Малахину.
– Нуте, Яков Семеныч? – сказал Щетинин. – Начнем с того, как вы седьмого мая приехали к Извалову с просьбой одолжить вам денег.
Глава шестьдесят восьмая
Максим Петрович едва успевал записывать.
«…я сказал ему: «Валера, выручи!», на что тот ответил, что он получил извещение об автомашине и в данный момент ему самому нужна вышеназванная сумма. Я сказал: «Что же, неужели не можешь сделать для меня, по-родственному?» Он сказал: «При чем тут родственность? Я два года ждал очереди, а теперь ты мне про какую-то родственность говоришь!» Тогда я сказал, что эти деньги мне все равно что жизнь или смерть, но он и на это не реагировал и сказал, что не даст…»
– Для чего вам нужны были такие большие деньги? – спросил Максим Петрович.
Малахин замялся.
– В прятки будем играть? – сурово сказал Муратов.
«Я был нервно настроен, и он, заметив это, спросил, зачем мне деньги. На что я откровенно признался, что так как ожидаю ревизию, мне необходимо покрыть недостачу. Он удивился и сказал: «Вон что, оказывается!», и заявил твердо, что на подобные махинации, если бы и не машина, то все равно не дал бы. Тогда я стал укорять его за черствость, закричал на него: «Ты понимаешь, что мне за это – решетка?» На это он ничего не сказал, начал ходить по комнате…»
– В доме, кроме вас и Извалова, еще кто-нибудь в это время находился? – спросил Щетинин, отрываясь от записи.
– Нет, никого не было, – сказал Малахин. – Свояченица с дочкой перед этим ушли в школу.
– Хорошо, продолжайте.
«Я подумал: что же это он молчит и ходит? Может быть, еще решится, даст? У меня появилась надежда, что он мне все же даст денег. Но он, прекратив ходьбу, остановился и спросил: «Ты коммунист?» Я ответил, что да, зачем он спрашивает, это ему хорошо известно. Тогда он сказал, что я должен пойти в прокуратуру и сам лично заявить о растрате. Я сказал: «Ты что – в уме? Меня же посадят!» После чего он засмеялся и сказал: «А ты что, думал, тебе за это орден дадут?» Меня эти его слова очень обидели, такое отношение ко мне, и я даже заплакал от обиды…»
Голос Малахина прервался, лицо побагровело, покрылось капельками пота, рука потянулась к горлу. Судорожными движениями дрожащих пальцев он снова попытался расстегнуть пуговицу на воротнике, и снова ничего у него не вышло. Тогда он с силой рванул воротник, и оторванная пуговица упала на пол, покатилась под шкаф.
– Итак, вы заплакали, – сказал Максим Петрович, откладывая исписанный лист.
«…заплакал от обиды, а он сказал, что плакать тут нечего, надо идти заявлять. Я сказал, как же я пойду заявлять, когда это для меня все равно что смерть, у меня семья, дети, я не могу их так бросить на произвол судьбы. Он сказал: «Если ты не заявишь, так заявлю я». После чего мы крепко поругались и я уехал.»
– Куда же вы уехали? – спросил Максим Петрович.
«Я уехал домой, весь день пробыл в конторе и все думал, как быть, как устроить так, чтобы обмануть бдительность ревизоров, но это было невозможно, могли помочь только деньги, а именно сумма в пять тысяч триста рублей. И вдруг я вспомнил, что Извалов В. А. пригрозил сам пойти заявить на меня, значит, никакие деньги не помогли бы. Я увидел тогда, что мне остается или идти под суд, или…»
Малахин запнулся.
– Или – что? – спросил Максим Петрович.
– Или… убрать Извалова, – тихо, почти шепотом, сказал Малахин.
– То есть – убить?
– Да.
– Тем более, – заметил Муратов, – что после смерти Извалова вы, конечно, легко бы получили заем от Евгении Васильевны. Так ведь?
– Да, сначала у меня были такие соображения, – сказал Малахин.
– Продолжайте, пожалуйста.
«…или идти под суд, или убить Извалова В. А. Но я не знал, как это сделать. Восьмого числа Изваловы всей семьей должны были приехать к нам в гости, но приехала одна Извалова Е. В. с дочерью. Она сообщила, что Извалов В. Л. остался встречать какого-то своего старого товарища и приедет только завтра, девятого. Кроме того, она рассказала, что позавчера у них было происшествие: к их дому пришел пьяный Авдохин, палкой разбил стекло и угрожал Валерьяну Александровичу, кричал на всю улицу, что убьет его. Я сразу сообразил, что для замышленного мною, то есть убийства Извалова В. А., это является очень удобным случаем, первое – что они со своим другом вечером выпьют как следует, будут крепко спать, и второе – что Авдохин грозился убить Извалова В. А., следовательно, подозрения падут на него, Авдохина. Я долго раздумывал и в конце концов у меня сложился следующий план: поехать ночью в Садовое и убить Извалова В. А.».
– Одного Извалова? – прищурился Муратов. – Ведь вы же знали, что у него ночует его друг.
– Да, верно, но я не собирался его убивать. Мне было известно, что сам Извалов спит на веранде, и я так полагал, что гостя он уложит спать в доме. А оказалось, что они спали оба на веранде, на одной кровати…
– Ну, хорошо, – сказал Максим Петрович. – А если бы Артамонов, как вы предполагали, действительно находился в доме? Ведь все равно пришлось бы и его убивать, поскольку деньги-то были в спальне?
– Я сперва не думал о деньгах, – сказал Малахин. – Это уже потом… когда все произошло…
– Допустим, – явно сомневаясь в правдивости малахинских слов, кивнул головой Максим Петрович. – Продолжайте. Значит, вы решили ехать ночью в Садовое. Дальше?
– Минуточку, – обратился Муратов к Малахину. – Машина ваша где находилась этой ночью?
«Машина ночевала у меня во дворе. Я ее заранее поставил к себе, чтобы ночью не ходить в гараж, избежать лишних свидетелей. Я так волновался, что, отъехав километров пять, лишь тогда сообразил, что у меня нет орудия убийства. Но я вспомнил, что под шоферским сиденьем имеется ящик с инструментом, в котором я видел большой гаечный ключ. Я остановил машину на полпути, разыскал ключ и положил его рядом с собой на сиденье, чтобы не искать его по приезде в Садовое. Когда завиднелось село, передо мной встал вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
Он быстро окинул взглядом комнату и удивился – так все было серо и буднично: этот просторный малоуютный кабинет, пестро разукрашенный по розовому фону завитками серебряного наката, это слезящееся окно…
Муратов сосредоточенно, между большим и указательным пальцами, разминал туго набитую папиросу. Максим Петрович деловито, шелестя бумагой, просматривал первые листы протокола.
– Ну что ж, Яков Семеныч, – прервал Костины размышления негромкий, будничный голос Щетинина. – Давайте, рассказывайте, как это у вас получилось…
Малахин конвульсивно дернулся, хотел, видимо, что-то сказать, но перехватило дыхание, и он опять издал горлом тот неопределенный звук, которым так напугал Державина.
Муратов привстал, налил из графина воды и придвинул стакан Малахину.
– Нуте, Яков Семеныч? – сказал Щетинин. – Начнем с того, как вы седьмого мая приехали к Извалову с просьбой одолжить вам денег.
Глава шестьдесят восьмая
Максим Петрович едва успевал записывать.
«…я сказал ему: «Валера, выручи!», на что тот ответил, что он получил извещение об автомашине и в данный момент ему самому нужна вышеназванная сумма. Я сказал: «Что же, неужели не можешь сделать для меня, по-родственному?» Он сказал: «При чем тут родственность? Я два года ждал очереди, а теперь ты мне про какую-то родственность говоришь!» Тогда я сказал, что эти деньги мне все равно что жизнь или смерть, но он и на это не реагировал и сказал, что не даст…»
– Для чего вам нужны были такие большие деньги? – спросил Максим Петрович.
Малахин замялся.
– В прятки будем играть? – сурово сказал Муратов.
«Я был нервно настроен, и он, заметив это, спросил, зачем мне деньги. На что я откровенно признался, что так как ожидаю ревизию, мне необходимо покрыть недостачу. Он удивился и сказал: «Вон что, оказывается!», и заявил твердо, что на подобные махинации, если бы и не машина, то все равно не дал бы. Тогда я стал укорять его за черствость, закричал на него: «Ты понимаешь, что мне за это – решетка?» На это он ничего не сказал, начал ходить по комнате…»
– В доме, кроме вас и Извалова, еще кто-нибудь в это время находился? – спросил Щетинин, отрываясь от записи.
– Нет, никого не было, – сказал Малахин. – Свояченица с дочкой перед этим ушли в школу.
– Хорошо, продолжайте.
«Я подумал: что же это он молчит и ходит? Может быть, еще решится, даст? У меня появилась надежда, что он мне все же даст денег. Но он, прекратив ходьбу, остановился и спросил: «Ты коммунист?» Я ответил, что да, зачем он спрашивает, это ему хорошо известно. Тогда он сказал, что я должен пойти в прокуратуру и сам лично заявить о растрате. Я сказал: «Ты что – в уме? Меня же посадят!» После чего он засмеялся и сказал: «А ты что, думал, тебе за это орден дадут?» Меня эти его слова очень обидели, такое отношение ко мне, и я даже заплакал от обиды…»
Голос Малахина прервался, лицо побагровело, покрылось капельками пота, рука потянулась к горлу. Судорожными движениями дрожащих пальцев он снова попытался расстегнуть пуговицу на воротнике, и снова ничего у него не вышло. Тогда он с силой рванул воротник, и оторванная пуговица упала на пол, покатилась под шкаф.
– Итак, вы заплакали, – сказал Максим Петрович, откладывая исписанный лист.
«…заплакал от обиды, а он сказал, что плакать тут нечего, надо идти заявлять. Я сказал, как же я пойду заявлять, когда это для меня все равно что смерть, у меня семья, дети, я не могу их так бросить на произвол судьбы. Он сказал: «Если ты не заявишь, так заявлю я». После чего мы крепко поругались и я уехал.»
– Куда же вы уехали? – спросил Максим Петрович.
«Я уехал домой, весь день пробыл в конторе и все думал, как быть, как устроить так, чтобы обмануть бдительность ревизоров, но это было невозможно, могли помочь только деньги, а именно сумма в пять тысяч триста рублей. И вдруг я вспомнил, что Извалов В. А. пригрозил сам пойти заявить на меня, значит, никакие деньги не помогли бы. Я увидел тогда, что мне остается или идти под суд, или…»
Малахин запнулся.
– Или – что? – спросил Максим Петрович.
– Или… убрать Извалова, – тихо, почти шепотом, сказал Малахин.
– То есть – убить?
– Да.
– Тем более, – заметил Муратов, – что после смерти Извалова вы, конечно, легко бы получили заем от Евгении Васильевны. Так ведь?
– Да, сначала у меня были такие соображения, – сказал Малахин.
– Продолжайте, пожалуйста.
«…или идти под суд, или убить Извалова В. А. Но я не знал, как это сделать. Восьмого числа Изваловы всей семьей должны были приехать к нам в гости, но приехала одна Извалова Е. В. с дочерью. Она сообщила, что Извалов В. Л. остался встречать какого-то своего старого товарища и приедет только завтра, девятого. Кроме того, она рассказала, что позавчера у них было происшествие: к их дому пришел пьяный Авдохин, палкой разбил стекло и угрожал Валерьяну Александровичу, кричал на всю улицу, что убьет его. Я сразу сообразил, что для замышленного мною, то есть убийства Извалова В. А., это является очень удобным случаем, первое – что они со своим другом вечером выпьют как следует, будут крепко спать, и второе – что Авдохин грозился убить Извалова В. А., следовательно, подозрения падут на него, Авдохина. Я долго раздумывал и в конце концов у меня сложился следующий план: поехать ночью в Садовое и убить Извалова В. А.».
– Одного Извалова? – прищурился Муратов. – Ведь вы же знали, что у него ночует его друг.
– Да, верно, но я не собирался его убивать. Мне было известно, что сам Извалов спит на веранде, и я так полагал, что гостя он уложит спать в доме. А оказалось, что они спали оба на веранде, на одной кровати…
– Ну, хорошо, – сказал Максим Петрович. – А если бы Артамонов, как вы предполагали, действительно находился в доме? Ведь все равно пришлось бы и его убивать, поскольку деньги-то были в спальне?
– Я сперва не думал о деньгах, – сказал Малахин. – Это уже потом… когда все произошло…
– Допустим, – явно сомневаясь в правдивости малахинских слов, кивнул головой Максим Петрович. – Продолжайте. Значит, вы решили ехать ночью в Садовое. Дальше?
– Минуточку, – обратился Муратов к Малахину. – Машина ваша где находилась этой ночью?
«Машина ночевала у меня во дворе. Я ее заранее поставил к себе, чтобы ночью не ходить в гараж, избежать лишних свидетелей. Я так волновался, что, отъехав километров пять, лишь тогда сообразил, что у меня нет орудия убийства. Но я вспомнил, что под шоферским сиденьем имеется ящик с инструментом, в котором я видел большой гаечный ключ. Я остановил машину на полпути, разыскал ключ и положил его рядом с собой на сиденье, чтобы не искать его по приезде в Садовое. Когда завиднелось село, передо мной встал вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163