Корзина для одежды в углу.
Дзюнко закрыла дверь и расстегнула толстое, из верблюжьей шерсти, пальто. В кабинете, кроме них, никого не было: дежурная сестра не успела прийти.
– Болей не было?
– Раза два-три кольнуло, но быстро прошло. Закончив осмотр, Наоэ сложил инструменты в стерилизатор и начал писать заключение.
– Доктор, – одеваясь за ширмой, позвала Дзюнко. – Вы свободны сегодня вечером?
– Да.
– Может, составите мне компанию? Я же обещала угостить вас. Ну, что вы молчите? Согласны?
– Согласен.
– Ну и чудесно! – обрадовалась Дзюнко.
Она вышла из-за ширмы уже в пальто. Обрамленное большим отстроченным воротником, ее лицо казалось еще тоньше.
– Хорошо. Только зайду в ординаторскую, оденусь.
– Жду вас в машине.
В коридоре Наоэ столкнулся с Томоко Каваай.
– Извините. – Томоко перевела дыхание. – Я задержалась в палате.
– Ничего, я справился сам.
Томоко с подозрением покосилась на Дзюнко. У ординаторской караулила Рицуко.
– Бессовестный, – негодующе прошипела она.
– Что такое?
– Бросил меня…
– Пришла пациентка.
– Ну и что! Нельзя же так… – Единственный поцелуй придал Рицуко смелости. – Вы ее уже осмотрели?
– Да. Но я должен идти.
– Какой вы, право… бессердечный!..
– Я? Бессердечный?
– Да, жестокий человек. – Рицуко вошла в ординаторскую. – Куда же вы собрались?
– Домой.
– Неужели? А может быть, на свидание? Не глядя на Рицуко, Наоэ застегивал пальто.
– Смотрите, проверю! – пригрозила она. – Когда мы увидимся?
– Не знаю.
– Скажите определенно.
– На следующей неделе.
– Когда?
– Ну… Позвоните мне как-нибудь.
– Позвоню в понедельник, договорились?
– Ладно.
– Только попробуйте обмануть!
– А что тогда будет? – рассмеялся Наоэ.
– Что будет? – Рицуко прищурилась. – Тогда я всем расскажу, что вы ко мне приставали.
Наоэ бросил на Рицуко насмешливый взгляд и вышел из ординаторской.
Ресторанчик, в который Дзюнко пригласила Наоэ, находился в оживленном месте между Роппонги и Ногидзаки и славился бифштексами. Дзюнко решила, что здесь Наоэ понравится. Она любила ходить сюда потому, что в больших ресторанах на нее обычно глазели, а здесь никому не было до нее дела.
– Что изволите заказать?
– Сакэ.
Официант растерянно уставился на Наоэ.
– Да, вы же говорили, что больше всего любите рисовую водку, – пришла на выручку Дзюнко. – У вас есть сакэ? – обратилась она к официанту.
– Наверное…
– Принесите, пожалуйста. Можно неподогретое. Официант все еще медлил.
– Сакэ?.. К бифштексу?
– Да какая разница! – пожал плечами Наоэ.
– Пожалуй, и мне сакэ, – поддержала Дзюнко. Когда официант отошел, она расхохоталась.
– Здесь, наверное, еще никто сакэ не заказывал.
– Да?.. А я и не знал.
– В этом ресторане отличные аваби и креветки. Может, креветок?
– Лучше аваби.
Дзюнко заказала два бифштекса и аваби. Прямо у столика стояла плита. Подошел повар и начал готовить еду.
– Или вам больше хотелось пойти в ресторан с японской кухней?
– Да нет, все равно. Было бы сакэ. Дзюнко снова улыбнулась.
После ужина она повела Наоэ в маленький бар в полуподвале. Зал был разгорожен на пять кабинетов. Пол покрыт роскошным ковром, интерьер выдержан в дворцовом стиле XVII века.
Дзюнко, похоже, частенько бывала здесь: бармен сразу заметил ее и пригласил к стойке. Для бара час был ранний, и посетителей собралось пока совсем мало.
– Пожалуйста, нам сакэ, – попросила Дзюнко.
– Это что-то новенькое. – Бармен с подчеркнутым интересом оглядел Дзюнко и ее спутника.
Дзюнко могла выпить довольно много. А сегодня настроение у нее было приподнятое – сакэ первоклассное, весь вечер свободный, и Дзюнко пила рюмку за рюмкой. Через час она заметно опьянела.
– Доктор, ну-ка посмотрите на меня. Щеки красные?
– Не очень.
– Да ну вас! – Дзюнко захохотала. – Опять вы смотрите на меня как врач на пациента.
Легкий румянец проступил у нее на скулах, оживив бледное личико. Дзюнко была обворожительна. Все заметнее становилась скрытая в ней порочность.
– А вы, доктор, никогда не пьянеете?
– Почему? – удивился Наоэ. – Как все.
– А сейчас совсем трезвый… Может, вас хмель не берет? – Дзюнко поставила на стойку пустую чашечку.
– Не берет… – усмехнулся Наоэ, глядя на ее холеные, изящные руки.
– Неужто ваша Симура так хороша? – неожиданно спросила Дзюнко.
– Какая Симура?
– Не притворяйтесь, я ведь все знаю. Сиделка мне многое рассказала. Мы с ней решили, что доктор у нас чересчур целомудренный… А что? – Дзюнко вызывающе выпрямилась. – Ведь и я недурна, а?
Наоэ с интересом взглянул на нее. В личике Дзюнко не было и тени невинности.
– Что вы смотрите на меня ледяными глазами? – Дзюнко в упор уставилась на Наоэ. Потом, не выдержав, отвела взгляд. – Как подумаю, что вы обо мне знаете все, просто не по себе становится. Я вам, наверное, безразлична.
Наоэ приблизил губы к уху Дзюнко: – Скажи… ты ведь колешь себе наркотики? Или я не прав?
Черные глаза Дзюнко изумленно расширились.
– Почему вы… так решили?
– Потому что я врач. И понимаю лучше других. Дзюнко опустила голову.
– Да… Но не часто. Иногда, когда очень устаю.
– Не бойся, я не буду читать тебе мораль. Просто… Если хочешь, то у меня есть.
– Прямо сейчас?
– Да.
– У вас с собой?!
– Нет, разумеется, дома.
– Но… Почему вы решили, что я хочу?
– А разве нет?
– Да… Вы, доктор, тоже не ангел. – И Дзюнко взяла Наоэ под руку.
Глава XVI
На рассвете Норико разбудили завывания холодного осеннего ветра. Не вылезая из-под одеяла, она оглядела комнату. Взгляд скользнул к окну: на улице было совсем темно. Норико включила торшер, взглянула на часы: половина шестого. Летом бы уже светило солнце, а сейчас, в конце декабря, еще ночь.
Ветер стучал в стекло. У кровати лежала раскрытая книга. Норико читала на ночь, чтобы быстрее уснуть, но почему-то разволновалась – книга была про любовь – и долго не могла сомкнуть глаз.
«Любовь бывает разная, – прочитала она, – и самоотречение – тоже любовь…» Из головы у нее не выходил Наоэ. Последнее время с ним творилось что-то странное. Он похудел и казался теперь еще выше и тоньше, взгляд стал колючим. Но не внешние перемены тревожили Норико.
Во всем облике Наоэ – в бессильно опущенных плечах, в худой сутулой спине – чувствовалась затаенная боль и отчаянная тоска. Он никогда ничего не рассказывал ей, но Норико чувствовала: что-то мучит его.
Он был по-прежнему холоден, порой даже жесток. Мог пригласить ее, а потом, дождавшись, когда она кончит уборку, прогнать. Она привыкла к его капризам и нисколько не обижалась. С ней он всегда был такой. Когда он звал – она бежала к нему, если чувствовала, что наскучила, – уходила. Пусть она лишь игрушка – ее и это устраивало. Норико никогда не задумывалась, что хорошо, а что плохо;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Дзюнко закрыла дверь и расстегнула толстое, из верблюжьей шерсти, пальто. В кабинете, кроме них, никого не было: дежурная сестра не успела прийти.
– Болей не было?
– Раза два-три кольнуло, но быстро прошло. Закончив осмотр, Наоэ сложил инструменты в стерилизатор и начал писать заключение.
– Доктор, – одеваясь за ширмой, позвала Дзюнко. – Вы свободны сегодня вечером?
– Да.
– Может, составите мне компанию? Я же обещала угостить вас. Ну, что вы молчите? Согласны?
– Согласен.
– Ну и чудесно! – обрадовалась Дзюнко.
Она вышла из-за ширмы уже в пальто. Обрамленное большим отстроченным воротником, ее лицо казалось еще тоньше.
– Хорошо. Только зайду в ординаторскую, оденусь.
– Жду вас в машине.
В коридоре Наоэ столкнулся с Томоко Каваай.
– Извините. – Томоко перевела дыхание. – Я задержалась в палате.
– Ничего, я справился сам.
Томоко с подозрением покосилась на Дзюнко. У ординаторской караулила Рицуко.
– Бессовестный, – негодующе прошипела она.
– Что такое?
– Бросил меня…
– Пришла пациентка.
– Ну и что! Нельзя же так… – Единственный поцелуй придал Рицуко смелости. – Вы ее уже осмотрели?
– Да. Но я должен идти.
– Какой вы, право… бессердечный!..
– Я? Бессердечный?
– Да, жестокий человек. – Рицуко вошла в ординаторскую. – Куда же вы собрались?
– Домой.
– Неужели? А может быть, на свидание? Не глядя на Рицуко, Наоэ застегивал пальто.
– Смотрите, проверю! – пригрозила она. – Когда мы увидимся?
– Не знаю.
– Скажите определенно.
– На следующей неделе.
– Когда?
– Ну… Позвоните мне как-нибудь.
– Позвоню в понедельник, договорились?
– Ладно.
– Только попробуйте обмануть!
– А что тогда будет? – рассмеялся Наоэ.
– Что будет? – Рицуко прищурилась. – Тогда я всем расскажу, что вы ко мне приставали.
Наоэ бросил на Рицуко насмешливый взгляд и вышел из ординаторской.
Ресторанчик, в который Дзюнко пригласила Наоэ, находился в оживленном месте между Роппонги и Ногидзаки и славился бифштексами. Дзюнко решила, что здесь Наоэ понравится. Она любила ходить сюда потому, что в больших ресторанах на нее обычно глазели, а здесь никому не было до нее дела.
– Что изволите заказать?
– Сакэ.
Официант растерянно уставился на Наоэ.
– Да, вы же говорили, что больше всего любите рисовую водку, – пришла на выручку Дзюнко. – У вас есть сакэ? – обратилась она к официанту.
– Наверное…
– Принесите, пожалуйста. Можно неподогретое. Официант все еще медлил.
– Сакэ?.. К бифштексу?
– Да какая разница! – пожал плечами Наоэ.
– Пожалуй, и мне сакэ, – поддержала Дзюнко. Когда официант отошел, она расхохоталась.
– Здесь, наверное, еще никто сакэ не заказывал.
– Да?.. А я и не знал.
– В этом ресторане отличные аваби и креветки. Может, креветок?
– Лучше аваби.
Дзюнко заказала два бифштекса и аваби. Прямо у столика стояла плита. Подошел повар и начал готовить еду.
– Или вам больше хотелось пойти в ресторан с японской кухней?
– Да нет, все равно. Было бы сакэ. Дзюнко снова улыбнулась.
После ужина она повела Наоэ в маленький бар в полуподвале. Зал был разгорожен на пять кабинетов. Пол покрыт роскошным ковром, интерьер выдержан в дворцовом стиле XVII века.
Дзюнко, похоже, частенько бывала здесь: бармен сразу заметил ее и пригласил к стойке. Для бара час был ранний, и посетителей собралось пока совсем мало.
– Пожалуйста, нам сакэ, – попросила Дзюнко.
– Это что-то новенькое. – Бармен с подчеркнутым интересом оглядел Дзюнко и ее спутника.
Дзюнко могла выпить довольно много. А сегодня настроение у нее было приподнятое – сакэ первоклассное, весь вечер свободный, и Дзюнко пила рюмку за рюмкой. Через час она заметно опьянела.
– Доктор, ну-ка посмотрите на меня. Щеки красные?
– Не очень.
– Да ну вас! – Дзюнко захохотала. – Опять вы смотрите на меня как врач на пациента.
Легкий румянец проступил у нее на скулах, оживив бледное личико. Дзюнко была обворожительна. Все заметнее становилась скрытая в ней порочность.
– А вы, доктор, никогда не пьянеете?
– Почему? – удивился Наоэ. – Как все.
– А сейчас совсем трезвый… Может, вас хмель не берет? – Дзюнко поставила на стойку пустую чашечку.
– Не берет… – усмехнулся Наоэ, глядя на ее холеные, изящные руки.
– Неужто ваша Симура так хороша? – неожиданно спросила Дзюнко.
– Какая Симура?
– Не притворяйтесь, я ведь все знаю. Сиделка мне многое рассказала. Мы с ней решили, что доктор у нас чересчур целомудренный… А что? – Дзюнко вызывающе выпрямилась. – Ведь и я недурна, а?
Наоэ с интересом взглянул на нее. В личике Дзюнко не было и тени невинности.
– Что вы смотрите на меня ледяными глазами? – Дзюнко в упор уставилась на Наоэ. Потом, не выдержав, отвела взгляд. – Как подумаю, что вы обо мне знаете все, просто не по себе становится. Я вам, наверное, безразлична.
Наоэ приблизил губы к уху Дзюнко: – Скажи… ты ведь колешь себе наркотики? Или я не прав?
Черные глаза Дзюнко изумленно расширились.
– Почему вы… так решили?
– Потому что я врач. И понимаю лучше других. Дзюнко опустила голову.
– Да… Но не часто. Иногда, когда очень устаю.
– Не бойся, я не буду читать тебе мораль. Просто… Если хочешь, то у меня есть.
– Прямо сейчас?
– Да.
– У вас с собой?!
– Нет, разумеется, дома.
– Но… Почему вы решили, что я хочу?
– А разве нет?
– Да… Вы, доктор, тоже не ангел. – И Дзюнко взяла Наоэ под руку.
Глава XVI
На рассвете Норико разбудили завывания холодного осеннего ветра. Не вылезая из-под одеяла, она оглядела комнату. Взгляд скользнул к окну: на улице было совсем темно. Норико включила торшер, взглянула на часы: половина шестого. Летом бы уже светило солнце, а сейчас, в конце декабря, еще ночь.
Ветер стучал в стекло. У кровати лежала раскрытая книга. Норико читала на ночь, чтобы быстрее уснуть, но почему-то разволновалась – книга была про любовь – и долго не могла сомкнуть глаз.
«Любовь бывает разная, – прочитала она, – и самоотречение – тоже любовь…» Из головы у нее не выходил Наоэ. Последнее время с ним творилось что-то странное. Он похудел и казался теперь еще выше и тоньше, взгляд стал колючим. Но не внешние перемены тревожили Норико.
Во всем облике Наоэ – в бессильно опущенных плечах, в худой сутулой спине – чувствовалась затаенная боль и отчаянная тоска. Он никогда ничего не рассказывал ей, но Норико чувствовала: что-то мучит его.
Он был по-прежнему холоден, порой даже жесток. Мог пригласить ее, а потом, дождавшись, когда она кончит уборку, прогнать. Она привыкла к его капризам и нисколько не обижалась. С ней он всегда был такой. Когда он звал – она бежала к нему, если чувствовала, что наскучила, – уходила. Пусть она лишь игрушка – ее и это устраивало. Норико никогда не задумывалась, что хорошо, а что плохо;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77