Здесь следует отметить, что наши историки, безусловно, увлекаются,
переоценивая значение восстаний рабов в эпохи расцвета рабовладельческой
формации.
С точки зрения внутренней логики античного социально-политического
развития, восстания рабов в Греции и Риме, если и имели какой-нибудь смысл,
то отнюдь не революционный, во всяком случае в эпоху расцвета античного
мира. Если бы восставшие рабы и достигли победы, то это означало бы только,
что теперь рабовладельцами сделались бывшие рабы, а бывшие рабовладельцы
превратились в рабов, т.е. ничего существенного в смысле типа рабовладения и
связанной с ним культуры не произошло бы. Были возможны и другие варианты.
Если бы имели успех сицилийские восстания рабов, то общество вернулось бы к
давно прошедшим временам мелкого хозяйства и кустарничества. Но во всех
случаях это было бы регрессом, и в социально-политическом, и в культурном
отношениях. И это несмотря на огромное и разнообразное культурно-социальное
значение этого восстания.
Плутарх (Crass. 9) говорит, что Спартак "составил себе вполне разумный
план действия", именно - "не надеясь сломить окончательно могущество римлян,
он повел свое войско к Альпам, полагая, что нужно перевалить их и
отправиться на родину, одним во Фракию, другим - в Галлию". На большее
Спартак, очевидно, и не рассчитывал. Руководитель же первого сицилийского
восстания рабов (137 - 132 гг. до н.э.) действовал для достижения власти
методами религиозного шарлатанства, а достигши власти, сделался царем (Diod.
ХХХIV - XXXV, 2, 5 - 9), как, впрочем, и вождь второго сицилийского
восстания (104 - 101 гг. до н.э. Diod. XXXVI, 2, 3).
Источник, передающий вышеприведенные факты, совсем не симпатизирует
господам, здесь везде отмечается насилие и произвол последних, приводившие к
восстаниям. Однако из него становится ясным, что цели рабов (если только тут
были какие-нибудь цели, кроме стремления избежать физического насилия) и
самые методы их были в основном регрессивны.
Другое дело - революция рабов в конце античной истории, когда внутренние
силы общества требовали новых производственных отношений и когда вся
рабовладельческая система отходила к концу, уступая место феодализму.
Уже гибель Римской республики во второй половине I в. до н.э. была
грозным предвозвестием гибели всей античной рабовладельческой формации.
Военно-монархический абсолютизм последних пяти веков Римской империи был для
рабовладельческой формации лишь актом самозащиты и продлил ее существование
до конца V в. н.э. Но рабовладение здесь, становясь все менее и менее
рентабельным, коренным образом менялось, постепенно переходя в колонат -
полусвободное, крепостническое состояние. В течение последних пяти веков
Римской империи рабы действительно становятся огромной революционной силой.
И в конце концов вместе с варварами рабы и оказались той силой, которая
ниспровергла всю рабовладельческую формацию и позволила перейти к новой
социально-экономической формации, к феодализму. Но это было только в конце
античного мира. А сам античный мир, и в особенности эпоха его расцвета,
немыслимы без рабовладения. Более того, рабство было в свое время
прогрессивной системой. "Без рабства не было бы греческого государства,
греческого искусства и науки; без рабства не было бы и римского
государства"6.
г)
Рабовладельческая формация трактует человека как вещь, как тело. Но живое
тело есть определенным образом оформленная стихия. Живое тело как критерий
для всего прочего уже не нуждается ни в каком другом критерии для себя, оно
само себя обосновывает. Следовательно, здесь телесно-жизненная стихия
обосновывает себя самое. Она сама для себя и цель и средство. Она сама для
себя и идеал и действительность. Она вся насквозь "идеальна" и насквозь
"реальна". А это значит, что античное художественное произведение не просто
изображает вещи и тела. Последние, являясь здесь самоцелью для чувственного
восприятия, оказываются пластическими, скульптурными. Ведь если живое тело
рассматривается в своем самостоятельном явлении, это значит, что в нем
отмечаются в первую очередь телесные же процессы - его вес, тяжесть,
равновесие (или его отсутствие), объемность, трехмерность, подвижность или
неподвижность, быстрота или медленность, манера держать себя и т.д. Это и
значит, что перед нами произведение скульптуры.
д)
Здесь следует поставить вопрос: Что же является собственно "человеческим"
в античной жизни и в античном искусстве? В чем специфика античной
"человечности"?
Человеческое в античности есть телесно человеческое, но отнюдь не
личностно человеческое. Человек здесь - это отнюдь не свободная духовная
индивидуальность, не неповторимая личность; он, согласно античным
представлениям, природно повторим во всей своей индивидуальности. "Вечное
возвращение", "круговорот душ" - любимая античная идея. Тут налицо полное
неразличение природы и духа. Но это-то и есть принцип рабства.
Рабовладельческая формация не знает личности с ее бесконечными культурными
возможностями, с ее неисчерпаемыми духовными глубинами и потому здесь нет
личности в смысле социальном и историческом. Античный человек - это личность
природная, т.е. это лишь живое человеческое тело. Правда, для этого тела
(поскольку оно именно человеческое, а не животное, не просто физическое)
тоже нужна своя "душа", свой "ум", своя "личность", которые бы направляли
его так или иначе. Но поскольку определяющим здесь остается все же тело, а
оно само по себе слепо и безлично, - слеп и этот "ум". Он не может не
признавать над собой судьбы. Та структура бытия, которая исключала бы
судьбу, или, по крайней мере, ограничивала бы ее, ему неведома. Эта телесная
личность, не зная личности как таковой, не ощущая своей ценности,
неповторимости, своей абсолютной несводимости, незаменимости и духовной
свободы, естественно расценивает себя как некую вещь (хотя и живую) и строит
свою социальную жизнь в расчете лишь на вещественное использование себе
подобных.
Основанное само на себе самодовлеющее живое тело - это античный идеал. А
это значит, что тут уже не телесность просто, а пластика, и не слепая
телесно-жизненная стихия, а скульптура.
Так объединяются в одно культурное целое рабство, идея судьбы и пластика.
5. Античность и прогресс
При вульгарном социологизировании получается, что чем больше и лучше люди
производят, чем больше покупают и продают, словом, чем интенсивнее их
экономическая жизнь, тем эти люди духовно выше, умнее, развитее, культурнее
и пр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210