ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Гомеровское изображение природы имеет мало общего с изображением ее в
новой и новейшей поэзии, когда сама природа мыслится научно, т.е. физически,
химически, биологически, астрономически и т.д., а приписываемые ей богатые
эстетические образы всецело принадлежат только самому поэту и не имеют
никакого объективного значения. Гомер вовсе не знает никакой физики, химии,
биологии и астрономии в нашем смысле слова. Природа и мир для него отнюдь не
являются лишь совокупностью тех или иных научных закономерностей. Природа и
мир для него все еще остаются мифом и далеки от всякой науки. Тем не менее
одного мифа уже для него недостаточно. Он уже привлекает поэтический вымысел
для понимания этого мифа, для его осознания, для его анализа. У него гораздо
чаще поэзия объясняет миф, чем миф - поэзию. Создавая ту или иную картину
природы на основании своего художественного вымысла, он ею хочет объяснить
самый миф, т.е. богов, демонов и героев. И вот почему, наиболее
художественные и наиболее выраженные картины природы у Гомера содержатся в
его сравнениях. Эти сравнения представлены у него в таком подробном и
развитом виде, что фактически являются целыми отдельными стихотворениями. В
них какой-либо герой или явление героической жизни, т.е., другими словами,
какой-либо миф, объясняется при помощи произвольно созданной и уже чисто
эстетической картины природы. Тут именно и сказывается то, что у Гомера не
миф объясняет природу, а природа объясняет миф, и именно природа, уже
освобожденная от древнего мифического реализма и перенесенная в область
художественной фантазии, трактуется как то, что более понятно, чем
мифический герои, и что поэтому призвано объяснить нам и сделать понятным
самого этого героя и всю его героическую жизнь. Но и этого мало.
Поэтические картины природы у Гомера есть продукт свободной фантазии
поэта, но это не значит, что все тут сводится только к одной субъективной
фантазии. В последнем случае перед нами было бы индивидуалистическое
творчество поэта нового времени. Гомер не просто выдумывает произвольным
образом свои картины природы и не просто переносит свои субъективные
настроения на природу. В последнем случае она была бы для него лишь научным
препаратом и в объективном смысле ничего поэтического в себе не содержала.
Образы природы мыслятся Гомером вовсе не субъективно, но как отражение и
воспроизведение самой же природы. Они мыслятся им как основанные вовсе не на
его субъекте, но на самих же себе, т.е. на самой же природе. Вот почему в
гомеровских картинах природы отразились, несмотря на их свободную
фантастику, разные периоды древних представлений о природе.
Наиболее древнее представление о природе, еще на ступени абсолютной
мифологии, отражает все стихийное в природе, все в ней хаотическое,
нагроможденное, беспорядочное, катастрофическое, ужасающее. Поэтому
значительная часть гомеровских сравнений поражает своей динамикой. В них
человеческая жизнь сравнивается с мощными и катастрофическими явлениями
природы. Несомненно, в историческом смысле это следует считать рудиментом
древнего катастрофического мировоззрения, когда человек был совершенно
беспомощен перед страшными и непонятными ему силами природы. Но рудимент
этот у Гомера из мифологии уже превращен в поэтическое творчество, и только
бурная и катастрофическая динамика гомеровских сравнений все еще напоминает
нам о былых и страшных периодах первобытной мифологии.
Но в гомеровских сравнениях отразился и более поздний период
человеческого развития. Человек уже стал на ноги и перестал пребывать в
постоянном страхе перед непонятными явлениями природы, которые из непонятных
постепенно становились понятными. Вместо ужаса человек уже начинал
всматриваться в них гораздо более спокойно, замечать их структуру,
улавливать их форму, наблюдать их закономерности. Но и здесь природа все же
оставалась для него чем-то самостоятельным и незыблемым, чем-то
самодовлеющим, хотя, повторяем, это самодовление из мифологического перешло
в поэтическое. Вещь для него получала самостоятельное значение, освобождаясь
от своего демонизма, и самостоятельность эта выражалась в ней теперь не
демоническим, а уже чисто вещественным образом. И вот тут перед нами
возникает еще новый феномен эстетического отношения Гомера к природе - тот
феномен, который мы не можем иначе назвать, как пластикой. Ведь это
греческое слово - "пластика" - указывает на вылепленность, вылитость,
вещественную сделанность и отделку. Пластической можно назвать вещь, которая
выражает собой не то или иное настроение, не то или иное духовное творчество
человека, а именно вещественную же выделку. Гомеровские сравнения,
содержащие подробно развитую картину природы, поражают своей пластикой,
своей вещественной выделкой, своим легким и безболезненным содержанием,
далеким от всяких субъективных невзгод и нервозности, далеким от всякой
психологической утонченности и изощренности. И это тоже результат
мифологического отношения к природе, когда не человек определял собою ту или
иную мыслимую им картину природы, а сама эта картина властно врывалась в его
сознание и категорически требовала своего признания.
Конечно, не все сравнения у Гомера являются сравнениями с природой и не
все они обязательно пластичны. Гомер далеко вышел даже и за эти пределы, и
такое, например, сравнение, как сравнение быстроты полета Геры (Ил. XV 80 -
83) с человеческой мыслью, охватывающей сразу огромные пространства,
конечно, не является ни природным сравнением, ни пластическим, ни даже
вообще эпическим. Такое сравнение свидетельствует уже о чрезвычайно большой
самостоятельности человеческого субъекта или человеческого мышления, когда
не оно поясняется через природу, а природа через него, и когда мышление уже
преодолело свою связанность со стихийным коллективизмом общинно-родовой
формации. Подобное развитие самостоятельности и силы мышления мы найдем
также и в Од. VII 36, где быстрота феакийских кораблей тоже сравнивается с
быстротою мысли, и еще, больше того, в VIII 555 - 563, где говорится о том,
что феаки управляют своими кораблями не при помощи руля и кормчего, а только
при помощи одной мысли, повелевающей кораблю двигаться в том или ином
направлении. Тут можно вспомнить и древнюю основу этой силы мысли, которую
имел Калхас, направлявший ахейские корабли в Трою только силой гадания,
полученной им от Аполлона (Ил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210