ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Не то твоя ку­зи­на опять ска­жет, что ты ей кровь пор­тишь. А я по­шел к хо­зяи­ну юве­лир­но­го ма­га­зи­на.
Оли­вье все же взял день­ги. Он дол­го смот­рел на ста­ри­ка из-под на­вис­ших на лоб бе­ло­ку­рых пря­дей, по­том спро­сил:
— Ты сер­дишь­ся на ме­ня, Бу­гра?
Тот по­про­бо­вал улыб­нуть­ся и по­спеш­но от­ве­тил:
— Да нет же, ты тут со­всем ни при чем. На ме­ня ино­гда на­ка­ты­ва­ет, но ни­че­го, про­хо­дит. Да­вай, дуй!
Гру­ст­ным воз­вра­щал­ся на свою ули­цу Оли­вье. Что-то он сде­лал не так, это яс­но, вро­де то­го по­жа­ра в кле­туш­ке под ле­ст­ни­цей, од­на­ко не столь оче­вид­ное. Он тщет­но пы­тал­ся по­нять, что же имен­но, и, взды­хая, раз­во­дил ру­ка­ми.
На ули­це Ко­лен­кур маль­чи­ку встре­ти­лись вос­пи­тан­ни­ки ка­ко­го-то ин­тер­на­та, они шли па­ра­ми, под при­смот­ром учи­те­ля с бо­род­кой. Ре­бя­та бы­ли оде­ты в се­рые брю­ки, чер­ные пид­жач­ки с зо­ло­че­ны­ми пу­го­ви­ца­ми, фор­мен­ные с ко­жа­ным ко­зырь­ком фу­раж­ки. Для Оли­вье все маль­чи­ки в фор­ме, ко­то­рых он ко­гда-ли­бо встре­чал, бы­ли си­ро­та­ми. Он по­сто­ро­нил­ся, что­бы дать им прой­ти, и мыс­лен­но пред­ста­вил се­бе мас­со­вую ги­бель всех их ро­ди­те­лей, ка­кое-то по­ле боя, усы­пан­ное мерт­вы­ми кос­тя­ми. А де­ти вы­гля­де­ли ве­се­лы­ми и упи­тан­ны­ми. Про­хо­дя, они ос­мат­ри­ва­ли Оли­вье с го­ло­вы до ног, и ему за­хо­те­лось скор­чить им ро­жи­цу. Но пе­ред ним вдруг воз­ник на мгно­ве­ние об­раз Вир­жи­ни, вы­ши­ваю­щей кре­сти­ком изум­руд­ные елоч­ки, и он, опус­тив пле­чи, бы­ст­ро по­шел впе­ред.
Его кто-то ок­лик­нул. Это ока­зал­ся то­ва­рищ по клас­су, тот, с кем он си­дел за пар­той, зва­ли его Де­де, но про­зви­ще у не­го бы­ло Бу­буль, ма­лень­кий доб­ро­душ­ный тол­стяк, по­сто­ян­но уп­ле­таю­щий яб­лоч­ные пи­рож­ные, шо­ко­лад­ные ба­тон­чи­ки, пу­дин­ги и дру­гие сла­до­сти, ни­ко­го при этом не стес­ня­ясь. Его полд­ни­ки, столь же обиль­ные, как тра­пе­зы груз­чи­ков, бы­ли из­вест­ны всей шко­ле. Всю жизнь он по­хо­дил и бу­дет по­хо­дить на гип­по­по­та­ма, как его отец, как его мать, как вся их се­мья; ви­ди­мо, ре­ши­ли они, все де­ло в не­пра­виль­ном об­ме­не ве­ществ, а раз так, то уж пусть их луч­ше жа­ле­ют, чем за­ви­ду­ют. Ко­гда над Бу­бу­лем на­сме­ха­лись, он от­ве­чал глу­по­ва­той улыб­кой и шле­пал се­бя по жи­во­ту, обез­о­ру­жи­ваю­ще по­гля­ды­вая на всех свои­ми до­б­ры­ми во­дя­ни­сты­ми го­лу­бы­ми гла­за­ми. В сущ­но­сти, Бу­буль всем нра­вил­ся.
— А ну-ка, Олив­ко­вое мас­ло, глянь на это мо­ро­же­ное!
Бу­буль дер­жал в ру­ке ва­фель­ный ро­жок с дву­мя от­де­ле­ния­ми, в ко­то­рых два ша­ри­ка мо­ро­же­но­го еще под­пи­ра­ли тре­тий. Бу­буль ли­зал их по оче­ре­ди — то ва­ниль­ный, то клуб­нич­ный, то ко­фей­ный — бы­ст­ро, как кот, во­дя язы­ком, за­ка­ты­вая гла­за от на­сла­ж­де­ния.
— Дашь по­про­бо­вать? — спро­сил Оли­вье.
Бу­буль щед­ро су­нул в ла­донь при­яте­лю ша­рик клуб­нич­но­го мо­ро­же­но­го. И оба они гром­ко рас­смея­лись. Мо­ро­же­ное бы­ло хо­лод­ным, и Оли­вье пе­ре­бра­сы­вал ша­рик с од­ной ру­ки на дру­гую, но, не те­ряя вре­ме­ни, сли­зы­вал то, что ус­пе­ло под­та­ять. Ре­бя­та ша­ли­ли, пры­га­ли. Оли­вье вы­со­вы­вал язык, чтоб по­ка­зать, ка­кой он стал крас­ный, и, гри­мас­ни­чая, об­ли­зы­вал свои лип­кие ру­ки.
Ко­гда весь ро­жок ис­чез в же­луд­ке Бу­бу­ля и Оли­вье с гре­хом по­по­лам «от­мыл» ру­ки, маль­чи­ки за­ве­ли бо­лее серь­ез­ный раз­го­вор.
Школь­ный год за­кап­чи­вал­ся. В ожи­да­нии пред­стоя­щих на­град учи­тель Би­биш раз­ре­шил ре­бя­там сво­бод­ное чте­ние в клас­сах. Это оз­на­ча­ло, что из ран­ца мож­но вы­нуть ил­лю­ст­ри­ро­ван­ный жур­наль­чик, об­ме­нять­ся с со­се­дом та­ким при­вле­ка­тель­ным чти­вом, как «Кри-кри », «Эпа­тан », «Ле бель имаж », «Ле пти ил­лю­ст­ре », «Бен­жа­мен » или «Ле руа де бой­ска­ут ». Все иг­руш­ки, кон­фи­ско­ван­ные у школь­ни­ков во вре­мя учеб­но­го го­да, бы­ли воз­вра­ще­ны. Учи­тель дос­та­вал из ящи­ков мно­же­ст­во ото­бран­ных в клас­се пред­ме­тов: мя­чи­ки для пинг-пон­га или тен­ни­са, ро­гат­ки, ре­воль­ве­ры, стре­ляю­щие проб­ка­ми, круг­лые ко­ро­боч­ки, ко­то­рые от на­жи­ма на кноп­ки мы­ча­ли или мяу­ка­ли, раз­ные сви­ст­ки и волч­ки…
— А пом­нишь тот слу­чай со стек­лян­ны­ми ша­ри­ка­ми? — про­ку­дах­тал Бу­буль.
О да, Оли­вье пом­нил! В то ут­ро, сра­зу же по­сле пе­ре­мен­ки, он за­су­нул в пар­ту шер­стя­ной но­сок, ту­го на­би­тый стек­лян­ны­ми ша­ри­ка­ми и по­хо­жий от это­го на гроздь ви­но­гра­да. Во вре­мя дик­тов­ки, ко­гда учи­тель в пол­ной ти­ши­не чет­ко про­из­но­сил сло­во за сло­вом, но­сок вдруг лоп­нул и ша­ри­ки по­ка­ти­лись по все­му клас­су, а ре­бя­та их еще под­тал­ки­ва­ли но­га­ми. Ну и гам на­чал­ся! А Би­биш вме­сто то­го, чтоб ска­зать Оли­вье, ко­то­рый скон­фу­жен­но пол­зал на чет­ве­рень­ках под пар­та­ми: «Ша­то­неф, вы мне за это на­пи­ше­те сто стро­чек!» — ска­зал: «Ша­то­неф, вы на­пи­ше­те мне сто ша­ри­ков !»
Весь класс взо­рвал­ся от сме­ха. Учи­тель вос­клик­нул; «Это слу­чай­ная ого­вор­ка!» — а Оли­вье дол­жен был объ­яс­нять в ста строч­ках, по­че­му стыд­но иг­рать в ша­ри­ки, ко­гда учи­тель дик­ту­ет текст из Аль­фон­са До­де. Та­ков был по­учи­тель­ный урок ли­те­ра­ту­ры.
Бу­буль спро­сил у Оли­вье:
— Ты при­дешь в ок­тяб­ре учить­ся? Я, по­ни­ма­ешь, ос­та­юсь на вто­рой год. Зна­чит, мы опять бу­дем вме­сте.
— Э… на­вер­но. Ду­маю, что при­ду, — ска­зал, по­крас­нев, Оли­вье.
А Бу­буль, сле­дуя ка­ко­му-то смут­но­му те­че­нию мыс­лей, а так­же же­лая про­явить вни­ма­ние к при­яте­лю, вдруг спро­сил:
— Как уст­раи­ва­ют­ся, ко­гда те­ря­ют ро­ди­те­лей?
— Я не знаю, — ти­хо ска­зал Оли­вье.
По­сле это­го Бу­буль опять по­про­сил Оли­вье вы­су­нуть язык, чтоб про­ве­рить, та­кой ли он еще крас­ный, и ре­бя­та рас­ста­лись.
*
От­бле­ски лу­чей под­си­ни­ва­ли ок­на на ули­це Ла­ба. Тра­ва ме­ж­ду кам­ня­ми мос­то­вой на­чи­на­ла жел­теть. В мас­тер­ской пред­при­ятия Дар­да­ра вид­не­лись ра­бо­чие в боль­ших чер­ных оч­ках, они сва­ри­ва­ли ме­талл аце­ти­ле­но­вы­ми го­рел­ка­ми. Во­круг них, как фей­ер­верк, свер­ка­ли ис­кор­ки, и ка­за­лось, что лю­ди тру­дят­ся в ад­ской жа­ре.
Оли­вье за­ме­тил прие­хав­ше­го до­мой в крат­ко­сроч­ный от­пуск вну­ка ма­дам Па­па, мо­ло­до­го че­ло­ве­ка с на­го­ло об­ри­той го­ло­вой и по­тух­шим взгля­дом. Внук был одет в мун­дир цве­та ха­ки, че­рес­чур ши­ро­кие брю­ки и слиш­ком ко­рот­кую гим­на­стер­ку, пе­ре­тя­ну­тую по­но­шен­ным поя­сом. Но­ги у не­го бы­ли в об­мот­ках, на го­ло­ве кра­со­ва­лась боль­шая ост­ро­ко­неч­ная пи­лот­ка, на­по­ми­нав­шая пе­ре­вер­ну­тый ос­ли­ный кол­пак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91