Кто это там? Ма­дам Ша­минь­он, ма­дам Шлак, ма­дам Хак? С ули­цы зва­ли:
— Вир­жи­ни, Вир­жи­ни, по­че­му ты не от­кры­ва­ешь? — по­том об­ра­ти­лись к не­му: — Эй! Ма­лыш, Оли­вье, что там у вас де­ла­ет­ся? Раз­бу­ди ма­му! Уж боль­но она се­го­дня раз­не­жи­лась… Мо­жет, за­бо­ле­ла? Вир­жи­ни, Вир­жи­ни…
— Да-да, сей­час я ее раз­бу­жу, — от­ве­тил Оли­вье.
Он лас­ко­во про­вел по ще­кам ма­те­ри и не­сколь­ко раз по­це­ло­вал ее око­ло уха. Но так как она все не дви­га­лась, маль­чик по­ду­мал, что это иг­ра, и за­пел: «По­ра, по­ра»… Он при­под­нял ее ру­ку, но ру­ка упа­ла. Оли­вье сно­ва по­ду­мал, что мать с ним иг­ра­ет, что она лишь при­тво­ря­ет­ся спя­щей и вско­ре, не вы­дер­жав, рас­сме­ет­ся. Он го­во­рил с ней, тя­нул за ру­ки, по­вер­нул ее го­ло­ву, но Вир­жи­ни слов­но ока­ме­не­ла. Жи­вы­ми ка­за­лись толь­ко ее длин­ные во­ло­сы, рас­сы­пав­шие­ся во­круг ли­ца.
На­пу­ган­ный, маль­чик по­до­шел к ок­ну и ска­зал че­рез став­ни:
— Ни­как не мо­гу ее раз­бу­дить…
— От­крой нам, от­крой ско­рей…
Все еще ко­леб­лясь, он по­смот­рел в сто­ро­ну ма­те­ри, как бы спра­ши­вая у нее раз­ре­ше­ния, и по­шел к две­рям, снял за­движ­ку, по­вер­нул руч­ку. На стек­ле бы­ла на­клее­на двер­ная рек­ла­ма — со­бач­ка изо всей си­лы тя­ну­ла сво­его хо­зяи­на за проч­ные под­тяж­ки под на­зва­ни­ем Экс­т­ра­супль . От­крыв дверь, Оли­вье сбро­сил крю­чок с де­ре­вян­ных ста­вень, они рас­пах­ну­лись, впус­тив в ком­на­ту яр­кий свет.
Жен­щи­ны, тол­ка­ясь в уз­ком про­хо­де, ки­ну­лись в ма­га­зин. За­тем, от­стра­нив маль­чи­ка, они хлы­ну­ли в спаль­ню. Оли­вье, оше­лом­лен­ный этим на­по­ром, по­бе­жал за ни­ми, но од­на из жен­щин от­толк­ну­ла его: «Обо­ж­ди там. Не хо­ди!» То­гда он за­кри­чал: «Ма­ма! Ма­ма!» Он сто­ял за две­рью ком­на­ты с тре­вож­ным, пол­ным от­чая­ния ли­цом, ис­пу­ган­но при­жав ру­ки к гру­ди. Спер­ва он слы­шал шум го­ло­сов, вос­кли­ца­ния, вздо­хи, по­том во­ца­ри­лось дол­гое, очень дол­гое мол­ча­ние.
На­ко­нец из спаль­ни вы­шли две жен­щи­ны, они пе­ре­шеп­ты­ва­лись, ис­ко­са по­гля­ды­вая на не­го. Их из­ме­нив­шие­ся ли­ца по­хо­ди­ли на мас­ки. Од­на из них — это, ка­жет­ся, бы­ла ма­дам Ша­минь­он, а мо­жет быть, и ма­дам Виль­де — все по­вто­ря­ла ему: «Здесь по­будь, здесь», — и уш­ла из ма­га­зи­на, по­тря­сен­но взды­мая вверх ру­ки.
Оли­вье на мгно­ве­ние оза­да­чен­но за­мер, по­том бро­сил­ся в спаль­ню, к ма­ме, чтоб ук­рыть­ся под ее за­щи­той или чтоб за­щи­тить ее, про­скольз­нул ме­ж­ду дву­мя со­сед­ка­ми, ко­то­рые пы­та­лись по­ме­шать ему по­дой­ти к кро­ва­ти, где по-преж­не­му не­дви­жи­мо ле­жа­ла Вир­жи­ни. Од­на из жен­щин за­кры­ла ли­цо маль­чи­ка ла­до­нью, пах­нув­шей чес­но­ком, при­жа­ла его к се­бе и под­толк­ну­ла к две­ри. Оли­вье хо­тел за­кри­чать, но вдруг по­те­рял го­лос. Он по­ду­мал, что сей­час его по­бьют, и, чтоб убе­речь се­бя от уда­ров, вы­ста­вил ло­коть над го­ло­вой. То­гда жен­щи­на ре­ши­лась ска­зать ему прав­ду. Ей хо­те­лось сде­лать это по­мяг­че, но ее го­лос про­зву­чал мрач­но:
— По­слу­шай, ма­лыш, по­слу­шай, у те­бя нет боль­ше ма­мы.
И так как он гля­дел на нее, не по­ни­мая в чем де­ло, жен­щи­на до­ба­ви­ла ме­ло­дра­ма­ти­че­ским то­пом:
— Умер­ла твоя мать. По­ни­ма­ешь, умер­ла.
И еще чей-то го­лос при­сое­ди­нил­ся, чтоб его убе­дить:
— Да, умер­ла она, скон­ча­лась , бед­ный ма­лыш!
И боль­ше он ни­че­го не пом­нил. Ог­ром­ная чер­ная ды­ра в па­мя­ти. Все кру­гом бы­ло за­пол­не­но ка­ки­ми-то кри­ка­ми, по­хо­жи­ми на во­пли ноч­ных птиц. Чей-то дол­гий вой, быть мо­жет, вы­рвав­ший­ся у не­го са­мо­го или у ко­го-то дру­го­го. Все пе­ред ним кру­жи­лось. Со­ле­ная во­да на ли­це. Дрожь во всем те­ле, су­до­ро­ги. Не­вы­ра­зи­мый страх, жи­вот­ный, удуш­ли­вый. Страш­ное ощу­ще­ние: ведь он спал ря­дом с мерт­вой. Не с ма­те­рью ря­дом, а с по­кой­ни­цей. И он ее тро­гал, лас­кал, це­ло­вал. За­жав ку­лач­ка­ми гла­за, Оли­вье за­но­во от­кры­вал ужас ос­тек­ле­нев­ше­го взгля­да, сты­ну­щей пло­ти. Он с яро­стью сдав­ли­вал свои ве­ки. Он упал на­взничь, скрю­чил­ся, свер­нул­ся в клу­бок, как за­ро­дыш в яй­це, слов­но обо­ро­ня­ясь ото всех. Ведь ни­что его боль­ше не за­щи­ща­ло. Те­ло его ста­ло дряб­лым, как у ра­ка-от­шель­ни­ка, ут­ра­тив­ше­го свой пан­цирь. Внут­ри все бо­ле­ло. Ды­шать ста­ло не­чем, он был го­лым пе­ред тол­пой этих чу­жих лю­дей.
— Те­перь он си­ро­та…
В ком­на­ту на­би­лось еще мно­го до­мо­хо­зя­ек и про­сто лю­бо­пыт­ных, они с воз­бу­ж­де­ни­ем, бес­тол­ко­во го­во­ри­ли, се­то­ва­ли или по­вто­ря­ли из­би­тые фра­зы о смер­ти, ра­зыг­ры­ва­ли эту ко­ме­дию тор­же­ст­вую­щей жиз­ни, толь­ко изо­бра­жаю­щей со­стра­да­ние в по­ряд­ке са­мо­за­щи­ты.
— Она его лю­би­ла, мать, ни­че­го тут не ска­жешь.
Од­ну из этих квох­чу­щих на­се­док вне­зап­но осе­ни­ло. Ре­бе­нок, рас­про­стер­тый на по­лу с по­душ­кой, по­дотк­ну­той под го­ло­ву, вдруг ус­лы­шал:
— А что, ес­ли она от­ра­ви­лась?
И лю­ди по­смот­ре­ли на ко­рич­не­вые под­те­ки шо­ко­ла­да в чаш­ках, ос­тав­ших­ся на сто­ле.
— Она ведь зна­ла, что об­ре­че­на…
— Так ведь и па­рень бы то­же по­мер…
— Это не обя­за­тель­но.
Фра­зы сле­до­ва­ли од­на за дру­гой, го­ло­са зву­ча­ли то гром­че, то ти­ше, по­ка ма­дам Хак не про­шеп­та­ла:
— Тс-тс… — по­ка­зав на Оли­вье: — А ес­ли ее уби­ли… Тс, ти­ше. А что? К ней хо­ди­ли муж­чи­ны… На­до по­звать вра­ча за­сви­де­тель­ст­во­вать смерть… В мэ­рии за­сви­де­тель­ст­во­вать. Нет, не в по­ли­ции, в мэ­рии… Ко­неч­но. А ведь у не­го есть двою­род­ный брат… Как же его зо­вут? Да вот тот, из до­ма но­мер семь­де­сят семь…
Ре­бен­ка за­ста­ви­ли от­крыть ли­цо, от­ве­ли его ру­ки:
— Твой двою­род­ный брат — как его зо­вут? А, Жан, это Жан! А где же он ра­бо­та­ет? Ну где? Ска­жи, ма­лень­кий, мы по­ни­ма­ем, как те­бе пло­хо… Но на­до от­ве­тить! Что у Жа­на есть те­ле­фон?
Оли­вье не по­ни­мал смыс­ла этих фраз. Он все еще был в пол­ном оту­пе­нии, он оне­мел, слов­но смерть кос­ну­лась его са­мо­го. Ли­хо­ра­доч­ная дрожь опять ох­ва­ти­ла те­ло ре­бен­ка, и ни­кто не ос­та­но­вил его, ко­гда он спря­тал в ла­до­нях свое мок­рое ли­цо.
То­гда и во­шел сю­да этот ка­ле­ка, про­жи­ваю­щий на од­ной из бли­жай­ших улиц квар­та­ла. Его изу­ро­до­ван­ные но­ги бы­ли как-то стран­но рас­ко­ря­че­ны, он дви­гал­ся бо­ком, с по­мо­щью двух кос­ты­лей, ко­то­рые при­жи­мал к се­бе ро­го­вид­ны­ми от­ро­ст­ка­ми, за­ме­няв­ши­ми ему ру­ки. Про­зван­ный Пау­ком, он был впол­не при­го­ден для по­ка­за в яр­ма­роч­ных ба­ла­га­нах. Ка­кие-то слу­хи со­про­во­ж­да­ли это­го че­ло­ве­ка:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91