Николаос уже был на ногах. Мы позавтракали. Он снова предоставил в мое распоряжение карету. Сам он ездил верхом.
Я сделала высокую прическу, напудрилась, подкрасила губы и глаза. Платье я выбрала скромное, но добротное и даже нарядное – из коричневой тонкой шерсти с белым кружевным воротником, на голову накинула светлое кружевное покрывало так, чтобы видно было мою прическу.
Нарядившись, я вошла к Чоки. Он пришел в восторг от моей внешности. Он уже знал, что я еду узнавать о своих детях и близких.
– Но ведь ты вернешься? – спросил он с некоторой тревогой. – Ты ведь будешь здесь, пока я не поправлюсь?
– Даже и не думай, Чоки! И речи не может быть о том, чтобы я не вернулась! Я представлю тебе моих детей. Ведь они уже взрослые.
Так мы простились. Я прошла во двор и села в карету. Но зачем я сказала Чоки, что представлю ему моих детей? Хотя почему бы и нет? И хочу я этого или не хочу? И если не хочу, то почему?
Карета выехала из ворот. Кучер знал, куда ехать. Я уже ни о чем не могла думать. Молча, бездумно смотрела в окно. На какие-то мгновения я почувствовала себя беззащитной, беспомощной. Ах, если бы Николаос поехал со мной… Но что за глупости!.. Какое я имею право затруднять его еще и этим! Он и так столько сделал для меня…
Дворец Монтойя находился довольно далеко от дома Николаоса и Чоки. Но мне показалось, что карета приехала слишком быстро.
Кучер слез с козел, распахнул дверцу и помог мне выйти. Я остановилась у огромных парадных чугунных ворот. Они были решетчатые, очень изящные и одновременно мощные.
Я не знала, что мне делать, на что решиться. На краткий миг мною овладело желание тотчас уехать, снова укрыться в этой уже привычной мягкости, в этом тепле дома Николаоса и Чоки. Но нет, нет. Я войду…
Однако я продолжала стоять. Сквозь изящно переплетенные чугунные прутья ворот я хорошо видела фигуры двух привратников в ливреях. Я могла подойти, попросить позволения войти. Я уже знала, что сегодня непременно войду сюда. Но я все еще не решалась.
В это время к воротам подъехала щегольская, богато украшенная карета. Я невольно залюбовалась ею. Два расторопных лакея распахнули дверцы. Через несколько минут перед воротами уже стояли две юные девушки в сопровождении дуэньи в темном платье. Таких пожилых дам, как правило вдовых бедных дворянок, в Испании нанимают в услужение к дочерям знатных и богатых семейств.
Засуетились привратники, распахивая ворота. Карета въехала.
Но девушки и дуэнья остались. Они явно намеревались войти с другой стороны.
Я вдруг подумала, что одной из этих девушек вполне может быть моя дочь. Почему-то эта мысль повергла меня в ужас. Я поняла, что совсем не могу представить себе своих детей взрослыми. Для меня они остаются маленькими. Меня пугает само осознание того, что они уже выросли…
Но надо было решаться. Я быстро уверила себя, что эти юные красавицы не имеют ни малейшего отношения ко мне. Затем приблизилась к ним.
Должно быть, у меня оказался слишком взволнованный вид. Дуэнья посмотрела на меня с некоторым подозрением.
Я быстро опустила голову, стараясь казаться скромной просительницей. А разве я не была ею на самом деле? Была!
– Прошу вас! – поспешно произнесла я, обращаясь к дуэнье. – Вы ведь из дома де Монтойя, маркизов де Монтойя?
– Да, – в голосе ее слышалась подозрительность. – Чего вы хотите?
И тут выяснилось, что я ничего не продумала. Что сказать?
– Я… я хотела бы увидеться с маркизой де Монтойя! Мне нужно передать ей прошение.
– Кому? – вставила одна из девушек. – Бабушке или маме?
Я сообразила, что «бабушка» – это должно быть мать Хосе и Аны. Кто может быть молодая маркиза, я пока не могу определить. Но старой маркизе наверняка хоть что-то известно.
– Да, старшей маркизе, – ответила я.
– Вы можете передать прошение мне, – дуэнья едва приметно передернула округлыми плечами. – Маркиза получит его.
Разумеется, никакого прошения я не заготовила.
– Нет, – смутилась я, – мое дело такого свойства, что я сама должна отдать мое прошение маркизе. Когда она может принять меня?
– Бабушка ведь очень старая, она редко кого принимает, правда, Селия? – заметила девушка, обращаясь к подруге или сестре.
– Конечно! Я и не помню, чтобы кто-нибудь хотел добиться у нее аудиенции! – иронично откликнулась вторая девушка, состроив очаровательную гримаску.
«Дело плохо! – подумала я. – Возможно, старая маркиза уже в таком состоянии, что ничего не помнит и никого не узнает».
– Может быть, вам лучше поговорить с мамой? – по-доброму предложила первая девушка.
– Да, я согласна, – ответила я. А что мне еще оставалось делать?!
Но быть может лучше будет, если я назову какие-то имена?
– В сущности, я хотела бы увидеть Ану де Монтойя…
Девушка улыбнулась.
– Но это я! – удивление очень шло к ее совсем еще детским чертам.
Я поняла, что это дочь Аны и Мигеля. Уже легче!
– Не соизволит ли ваша матушка милостиво принять меня?
– Но она не Ана де Монтойя!
– Идемте, сеньориты! – дуэнья резко подхватила девушек под руки и повлекла к высокой дубовой двери. Ана оглянулась и в ее взгляде я прочла сострадание.
Дуэнья отперла дверь и пропустила девушек вперед, затем вошла сама, бросив на меня взгляд, исполненный подозрительности и даже, пожалуй, гнева.
Что она подумала обо мне? Скорее всего решила, что я одна из тех прилично одетых своден, которые по поручению знатных молодых вертопрахов передают юным девицам записки с дурными предложениями.
Ну, вот и все! Что теперь?
Странно, но я даже испытывала какое-то облегчение. На сегодня довольно. Завтра продолжу. А пока можно возвращаться домой. Я поймала себя на том, что дом Николаоса и Чоки стал для меня по-настоящему родным.
Я села в карету. Домой? Но Николаоса, вероятно, нет. Чоки спит. Я приказала кучеру медленно ехать по аллеям парка.
Кое-что я все-таки узнала. Я видела дочь неведомой мне Аны. Кажется, девушка очень красива. Но почему она сказала, что ее мать не зовут Аной? Неужели Ана умерла, Мигель вступил в новый брак и его дочь зовет мачеху «мамой»? Или просто Ана теперь зовется другим своим именем? Ведь в Испании при крещении знатный младенец получает много имен, чтобы иметь много святых покровителей…
Я приехала домой к обеду. Чоки попросил нас обедать в его комнате. Он был в хорошем настроении, расспрашивал Николаоса и меня о том, как мы провели день.
– Я провел день в скучных хлопотах, – сказал Николаос, – Прибыла большая партия английского сукна. Крупные мадридские лавки и богатые портные будут делать много оптовых закупок. Пришлось оговаривать кучу условий, подписывать договоры… Но Эмбер, надеюсь, провела день более интересно. Что вы скажете, янтарная сеньора?
Я с юмором рассказала о своем неудавшемся визите во дворец Монтойя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Я сделала высокую прическу, напудрилась, подкрасила губы и глаза. Платье я выбрала скромное, но добротное и даже нарядное – из коричневой тонкой шерсти с белым кружевным воротником, на голову накинула светлое кружевное покрывало так, чтобы видно было мою прическу.
Нарядившись, я вошла к Чоки. Он пришел в восторг от моей внешности. Он уже знал, что я еду узнавать о своих детях и близких.
– Но ведь ты вернешься? – спросил он с некоторой тревогой. – Ты ведь будешь здесь, пока я не поправлюсь?
– Даже и не думай, Чоки! И речи не может быть о том, чтобы я не вернулась! Я представлю тебе моих детей. Ведь они уже взрослые.
Так мы простились. Я прошла во двор и села в карету. Но зачем я сказала Чоки, что представлю ему моих детей? Хотя почему бы и нет? И хочу я этого или не хочу? И если не хочу, то почему?
Карета выехала из ворот. Кучер знал, куда ехать. Я уже ни о чем не могла думать. Молча, бездумно смотрела в окно. На какие-то мгновения я почувствовала себя беззащитной, беспомощной. Ах, если бы Николаос поехал со мной… Но что за глупости!.. Какое я имею право затруднять его еще и этим! Он и так столько сделал для меня…
Дворец Монтойя находился довольно далеко от дома Николаоса и Чоки. Но мне показалось, что карета приехала слишком быстро.
Кучер слез с козел, распахнул дверцу и помог мне выйти. Я остановилась у огромных парадных чугунных ворот. Они были решетчатые, очень изящные и одновременно мощные.
Я не знала, что мне делать, на что решиться. На краткий миг мною овладело желание тотчас уехать, снова укрыться в этой уже привычной мягкости, в этом тепле дома Николаоса и Чоки. Но нет, нет. Я войду…
Однако я продолжала стоять. Сквозь изящно переплетенные чугунные прутья ворот я хорошо видела фигуры двух привратников в ливреях. Я могла подойти, попросить позволения войти. Я уже знала, что сегодня непременно войду сюда. Но я все еще не решалась.
В это время к воротам подъехала щегольская, богато украшенная карета. Я невольно залюбовалась ею. Два расторопных лакея распахнули дверцы. Через несколько минут перед воротами уже стояли две юные девушки в сопровождении дуэньи в темном платье. Таких пожилых дам, как правило вдовых бедных дворянок, в Испании нанимают в услужение к дочерям знатных и богатых семейств.
Засуетились привратники, распахивая ворота. Карета въехала.
Но девушки и дуэнья остались. Они явно намеревались войти с другой стороны.
Я вдруг подумала, что одной из этих девушек вполне может быть моя дочь. Почему-то эта мысль повергла меня в ужас. Я поняла, что совсем не могу представить себе своих детей взрослыми. Для меня они остаются маленькими. Меня пугает само осознание того, что они уже выросли…
Но надо было решаться. Я быстро уверила себя, что эти юные красавицы не имеют ни малейшего отношения ко мне. Затем приблизилась к ним.
Должно быть, у меня оказался слишком взволнованный вид. Дуэнья посмотрела на меня с некоторым подозрением.
Я быстро опустила голову, стараясь казаться скромной просительницей. А разве я не была ею на самом деле? Была!
– Прошу вас! – поспешно произнесла я, обращаясь к дуэнье. – Вы ведь из дома де Монтойя, маркизов де Монтойя?
– Да, – в голосе ее слышалась подозрительность. – Чего вы хотите?
И тут выяснилось, что я ничего не продумала. Что сказать?
– Я… я хотела бы увидеться с маркизой де Монтойя! Мне нужно передать ей прошение.
– Кому? – вставила одна из девушек. – Бабушке или маме?
Я сообразила, что «бабушка» – это должно быть мать Хосе и Аны. Кто может быть молодая маркиза, я пока не могу определить. Но старой маркизе наверняка хоть что-то известно.
– Да, старшей маркизе, – ответила я.
– Вы можете передать прошение мне, – дуэнья едва приметно передернула округлыми плечами. – Маркиза получит его.
Разумеется, никакого прошения я не заготовила.
– Нет, – смутилась я, – мое дело такого свойства, что я сама должна отдать мое прошение маркизе. Когда она может принять меня?
– Бабушка ведь очень старая, она редко кого принимает, правда, Селия? – заметила девушка, обращаясь к подруге или сестре.
– Конечно! Я и не помню, чтобы кто-нибудь хотел добиться у нее аудиенции! – иронично откликнулась вторая девушка, состроив очаровательную гримаску.
«Дело плохо! – подумала я. – Возможно, старая маркиза уже в таком состоянии, что ничего не помнит и никого не узнает».
– Может быть, вам лучше поговорить с мамой? – по-доброму предложила первая девушка.
– Да, я согласна, – ответила я. А что мне еще оставалось делать?!
Но быть может лучше будет, если я назову какие-то имена?
– В сущности, я хотела бы увидеть Ану де Монтойя…
Девушка улыбнулась.
– Но это я! – удивление очень шло к ее совсем еще детским чертам.
Я поняла, что это дочь Аны и Мигеля. Уже легче!
– Не соизволит ли ваша матушка милостиво принять меня?
– Но она не Ана де Монтойя!
– Идемте, сеньориты! – дуэнья резко подхватила девушек под руки и повлекла к высокой дубовой двери. Ана оглянулась и в ее взгляде я прочла сострадание.
Дуэнья отперла дверь и пропустила девушек вперед, затем вошла сама, бросив на меня взгляд, исполненный подозрительности и даже, пожалуй, гнева.
Что она подумала обо мне? Скорее всего решила, что я одна из тех прилично одетых своден, которые по поручению знатных молодых вертопрахов передают юным девицам записки с дурными предложениями.
Ну, вот и все! Что теперь?
Странно, но я даже испытывала какое-то облегчение. На сегодня довольно. Завтра продолжу. А пока можно возвращаться домой. Я поймала себя на том, что дом Николаоса и Чоки стал для меня по-настоящему родным.
Я села в карету. Домой? Но Николаоса, вероятно, нет. Чоки спит. Я приказала кучеру медленно ехать по аллеям парка.
Кое-что я все-таки узнала. Я видела дочь неведомой мне Аны. Кажется, девушка очень красива. Но почему она сказала, что ее мать не зовут Аной? Неужели Ана умерла, Мигель вступил в новый брак и его дочь зовет мачеху «мамой»? Или просто Ана теперь зовется другим своим именем? Ведь в Испании при крещении знатный младенец получает много имен, чтобы иметь много святых покровителей…
Я приехала домой к обеду. Чоки попросил нас обедать в его комнате. Он был в хорошем настроении, расспрашивал Николаоса и меня о том, как мы провели день.
– Я провел день в скучных хлопотах, – сказал Николаос, – Прибыла большая партия английского сукна. Крупные мадридские лавки и богатые портные будут делать много оптовых закупок. Пришлось оговаривать кучу условий, подписывать договоры… Но Эмбер, надеюсь, провела день более интересно. Что вы скажете, янтарная сеньора?
Я с юмором рассказала о своем неудавшемся визите во дворец Монтойя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121