Николаос вообще проницательный человек. А, ну пусть…
Я вышла на несколько мгновений позже, но его уже не было в коридоре, он ушел к себе. Что он хотел сказать об Ане?
Господи, сколько всевозможных вопросов! Но сейчас я не хочу думать ни о чем. Только об одном. В конце концов Перес ведь совершенно прав. Не нужно мне отказываться от себя. От этого не будет пользы ни Селии, ни Чоки, ни Ане…
Я пошла вниз и вымылась хорошенько. Оглядела себя. Да, теперь я худенькая и от этого кажусь выше ростом. Но на коже нет ни вмятин, ни лишних дряблых складок. Линии плавные. Ноги даже кажутся длинными. Груди небольшие и уже не отвисают, налились. Живот округлый, выступает немного, но это совсем неплохо. Мужским ладоням будет приятно охватывать… Кожа, конечно, немного бледноватая. Но… пожалуй, даже красиво… Руки нежные, длинные пальцы… Лицо сделалось бледным и тоже чуть удлиненным, продолговатым. Покрашенные волосы уже чуть выцвели. Пряди длинные, волнистые, кажутся бледно-золотистыми. Улыбка бледно-розовых губ смешливая и чуть ироничная, но по-доброму. А глаза по-прежнему янтарные, только потемнели. И брови сгустились. И лоб… немного выпуклый, открытый, теперь он кажется мне каким-то умным, умудренным каким-то… Я усмехнулась… Да, во мне уже нет той яркой, броской золотистости, что пленяла мужчин в дни моей юности. Но… появилось другое… Тут я с грустью отметила рябины на щеках… Оспа…
Но надо было одеться. Я чуть тронула губы помадой, припудрила щеки. Волосы убрала в простую прическу, открывающую лоб. Приготовила кружевную черную накидку. Платье темное, в коричневых тонах, скромное, но плечи и шея открыты. Я надела перчатки. Это были перчатки по испанской моде – почти прозрачные, с маленькой оборкой у запястья.
Я вышла к воротам. Прошлась. Невольно раскрыла веер.
Глава сто шестидесятая
Карета Переса приехала раньше условленного срока. Я думала, что он все же сам привезет лекарство. Но приехал его слуга. Мне на мгновение сделалось неловко. Ведь было ясно, что я жду, и, может быть, даже с нетерпением… Когда в последний раз я задумывалась о том, что подумают обо мне другие люди? Какие? Николаос? Он сам с юности живет, отвергая многие правила и порядки. Кто же тогда? Айхела и Мигель? Но разве и в их жизни не было ничего странного, необычного?..
– Вы – донья Эльвира? – слуга почтительно поклонился мне.
– Да.
– Вот лекарства. Мне поручено ждать вас.
– Я сейчас выйду.
Я прошла в гостиную. Кажется, я давно не смотрела внимательно на картины на стенах. Дверь в комнату Чоки была приоткрыта. Я почти на цыпочках приблизилась. Моя дочь сидела у постели больного. Я не могла видеть ее лицо. Кажется, она говорила. Значит, он не спит. Но Альберто, слуга, к счастью, был лицом ко мне. Я сделала ему знак. Он вышел в гостиную. Селия, казалось, ничего не заметила. Я отдала Альберто две склянки и лист бумаги, где было подробно написано, как давать больному эти лекарства. Мы оба внимательно прочли рецепт. Я знала, что Николаос доверяет этому человеку. Я немного поколебалась, затем все же попросила:
– Альберто, напомните моей дочери о еде, прошу вас…
– Я не забуду, донья Эльвира, – серьезно ответил он.
Я быстро вышла из гостиной.
Карета ждала. Слуга доктора Переса снова поклонился мне. Он сел на козлы рядом с кучером.
Сидя в карете, я ни о чем не думала. Просто смотрела в окно. День был ясный, погожий. Листва деревьев казалась мне особенно свежей и густой. Площади мне виделись необычайно широкими, прохожие – легкими и свободными. Так хорошо было! Тень смерти покинула меня. Теперь я твердо знала, была уверена, что юноша, который не должен умирать, и не умрет. Кто-то, что-то высшее, что над нами, Бог или Природа, Оно оказалось вдруг милосердным и справедливым к этому мальчику, к этой травинке. Значит, все хорошо, значит, все будет хорошо…
Дом доктора Переса находился в конце уютного зеленого переулка. Здесь были еще дома. Карета проехала мимо высоких каменных оград. Но это вовсе не походило на крепостные стены, не похоже было, что здесь хотят от чего-то защититься. Здесь просто с этой испанской строгостью не желали выставлять напоказ свою домашнюю жизнь. Зелень деревьев и хорошая мостовая делали этот переулок каким-то спокойным, уютным. В целом же было похоже на дом Николаоса и Чоки.
Карета въехала во двор. Остановилась. Я думала, что слуга поможет мне выйти. Я даже немного удивилась, когда увидела самого Переса. Он распахнул дверцу, поклонился и галантно предложил мне руку. Я оперлась на его руку, чуть подобрала платье и вышла из кареты. Он снова поклонился и повел меня в дом.
Я почувствовала, что пальцы его горячи. Неужели и он ждал меня с нетерпением? Неужели я еще способна внушать мужчинам это нетерпеливое ожидание? Я подняла глаза и взглянула на него. В профиль он показался мне еще более похожим на Санчо Пико. О, сколько связано для меня с Испанией! Не меньше, чем с Англией, где я родилась, где прошла моя молодость. А что сказать об Америке? Где бы я хотела жить? Я подумала о Санчо. Что с ним? Мог ли он жениться? Что он думает обо мне? Вспоминает? А я? Люблю ли я его?
Тут же я осознала, что задаю себе все эти вопросы, намереваясь отдаться другому человеку. Но это не показалось мне ни странным, ни комичным.
Было приятно ощущать, как твою ладонь удерживают на весу эти горячие сильные и гладкие мужские пальцы.
Я не начинала разговор. Я ждала, что он спросит о лекарстве или о состоянии больного. Но и он молчал.
Я вдруг поймала себя на мысли о ненужности подобных вопросов. Разумеется, он знает, что я отдала лекарство, что состояние больного улучшается, но никаких особенных перемен за такое короткое время не могло произойти.
Мне вдруг показалось, что мы идем уже очень долго. Мы всего лишь прошли опрятную прихожую и коридор, и теперь входили в комнату, вероятно, в гостиную. Но у меня было ощущение, что об руку с кавалером я легкой плавной, плывущей походкой пересекаю нечто вроде огромной бальной залы. Я чувствовала невольно, как горделива посадка моей головы… Когда-то все было – и бальные залы и реверанс перед его величеством. Тогда я была совсем другая, простая и жадная до жизни, до ее радостей и утех. Во мне, в моей натуре тогда не было и тени тонкости. Я была, словно красивое юное животное в расцвете сил. Но я изменилась. И, значит, эта новая я способна внушать страсть… Но ведь в тюремной камере, рядом с этим больным мальчиком мне уже казалось, что я снова женщина, что я даже лучше себя прежней… И это по-своему было правдой. По-своему… Но быть женщиной не с мальчиком, а с молодым мужчиной, сильным и здоровым. Не любовница-мать, которая защищает, оберегает, а любовница-женщина, сама ждущая защиты, готовая покориться.
Он очень похож на Санчо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121