Чоки и Николаос не могли удержаться от смеха.
– Завтра поеду снова, – закончила я.
– Может быть, я могу помочь, – серьезно предложил Николаос. – Я торговец и знаю, как пройти в любой дом и добиться чьей угодно аудиенции.
– Нет, Николаос. Я должна сама все сделать. Было бы дурно мне снова затруднять вас.
Он не настаивал.
Глава сто двадцать седьмая
Наутро я отправилась снова к дворцу Монтойя. Я пыталась предварительно хоть как-то спланировать свои действия, но у меня ничего не вышло. Я просто решила, что дождусь появления юной Аны и буду упрашивать ее помочь мне попасть во дворец. Плохо, что я не знаю в лицо Ану-старшую и Мигеля. Но девушка назвала себя Аной де Монтойя! Что это значит? Скорее всего, только то, что титул маркиза перешел к Мигелю, ее отцу.
Я велела кучеру ждать меня близ парка. И отправилась к дворцу Де Монтойя пешком.
Я прохаживалась вдоль ворот. Привратники не обращали на меня внимания. Ждать пришлось довольно долго.
Наконец показалась карета, но не вчерашняя, другая. Кто-то выезжал.
Привратники распахнули ворота. Карета выехала на площадь. Я уже больше не в силах была ждать. Я кинулась к окошку кареты с криком:
– Выслушайте! Выслушайте меня! Умоляю! Кажется, я едва не оказалась под копытами. Кучер в нарядной ливрее резко натянул поводья. Карета остановилась. Я успела заметить мужчину с крупными красивыми чертами лица. Но рассмотреть его я так и не успела.
Женщина, сидевшая рядом с ним, привлекла мое внимание. Мгновение – и я узнала ее, хотя прошло столько лет и она несомненно изменилась. Но я узнала ее…
И тотчас словно воскресла та, прежняя, еще молодая Эмбер-Эльвира, которая так хотела спасти своих маленьких детей, которая любила предаваться любви и любила Санчо Пико.
– Анхелита! Анхелита! – вырвался отчаянный призыв из моей груди.
Вдруг все вокруг заволоклось туманом, горячей алой пеленой. Я потеряла сознание.
Глава сто двадцать восьмая
Очнувшись, я некоторое время не могла понять, где я, кто я.
Кто я? Освобожденная узница. Где моя семья? Есть ли у меня дети? Где я живу? В доме Николаоса и Чоки. Это и есть мои дети, мои братья, моя семья.
Но разве мне нужна какая-то иная семья? Зачем я здесь? Где я?
На этот вопрос ответить было труднее.
Я лежала на постели в каком-то небольшом, но удивительно дорого и изящно убранном покое. Надо мной уходил ввысь лепной потолок – белоснежный, с золотыми завитками. Стены были обиты светло-зелеными с легким узором шелковыми обоями. Я заметила позолоту на мебели красного дерева. Сама я лежала на бархатном покрывале, чуть сбившемся, богато затканном шелковыми нитями.
Изящная женская рука с длинными холеными пальцами поднесла к моему носу хрустальный флакончик с нюхательными солями. Я вдохнула и окончательно пришла в себя. Села на постели.
Передо мной в дорогом бархатном кресле сидела Анхелита. Да, это холеная, красивая зрелой красотой женщина с величественным и чуть усталым выражением лица, эта дама в нарядной домашней одежде, державшая в холеных нежных пальцах хрустальный флакон, это была Анхелита! Я узнала ее. Та самая странная девушка-служанка, которая прислуживала мне в доме старухи-преступницы. Та самая Анхелита, которая вместе со мной стирала платьица малышей бедной Коринны!
Заметив, что я пришла в себя, она тотчас дернула витой шелковый шнур. Зазвенел колокольчик. Бесшумная камеристка в черном внесла лакированный поднос с кофейником и фарфоровыми чашечками, и так же бесшумно удалилась.
– Давайте сначала выпьем кофе, донья Эльвира, – предложила Анхелита. В ее доброжелательном голосе слышалась властность. – Это подбодрит вас, – добавила она и сама налила кофе в чашки.
«Донья Эльвира»! Значит, и она узнала меня. Я хотела было спустить ноги с покрывала, но Анхелита махнула рукой.
– Не утруждайте себя, отдохните. У вас усталый вид.
А я-то думала, что выгляжу вполне оправившейся от своего тюремного плена. Но, должно быть, только бедному Чоки я кажусь такой. Ведь он сам болен и слаб.
– Кофе. Прошу, – Анхелита протянула мне чашку. Она говорила и держалась с таким достоинством и уверенностью, что я ощутила робость.
Я пригубила горячий темный напиток. Анхелита тоже отпила.
– Как вы нашли нас? – спросила она спокойно и властно. – Вы нуждаетесь в убежище?
Да, она, кажется, сделалась практичной, научилась сразу определять суть дела.
Но пусть она не боится. Я почувствовала, что и во мне пробудилось чувство собственного достоинства.
– Нет, благодарю вас, – ответила я. – Я законным путем освобождена из заключения. Живу я в доме своих друзей, здесь, в Мадриде… – я ощутила, что она немного расслабилась. Но теперь и мне стало легче говорить. – Я разыскала дворец де Монтойя, потому что надеюсь что-нибудь узнать о судьбе своих детей и близких, – я испытующе посмотрела на Анхелиту.
Она отпила еще кофе и молчала. Неужели она способна мучить меня?
– Я прошу вас… – произнесла я дрогнувшим голосом.
– Да, – наконец медленно заговорила она, – я ведь все помню. – Теперь голос ее звучал мягче. – Я хорошо понимаю вас. Но и вы поймите меня. Прошло так много времени. Столько перемен произошло. Вы видите, и я уже не прежняя. Конечно, я все расскажу вам. Но… дайте мне чуть-чуть собраться с мыслями. – Она провела кончиками пальцев по своему белому, гладкому, без единой морщинки лбу.
Господи, когда же эта неприметная девушка-служанка успела сделаться такой величавой красавицей? Впрочем, я все забываю о том, что времени было более, чем довольно. Мне это быстротекущее время принесло старость и уродство, Анхелите – богатство и красоту. Завидую ли я? Да нет, пожалуй. Но удивляюсь. Что же с ней произошло?
– Вы слышите меня, донья Эльвира? – доносится до меня озабоченный голос Анхелиты. – Вам дурно?
– Нет, нет, простите. Я задумалась. Так много неожиданного. Вот так, сразу.
– Да, да. Но прежде всего, о ваших детях и близких, – избавившись от растерянности, решительно начала она. – Я многое могу сообщить вам. Ваш друг Санчо Пико был освобожден из заключения. Он сумел разыскать нас. Кажется, ему помогла ваша служанка…
– Нэн Бриттен!
– Да. Он должен был вернуться в Америку, детей вашей покойной сестры он взял с собой. Он увез и гроб с ее останками, чтобы похоронить там, на ее родине. Помню, он уговаривал вашу служанку ехать с ним. Она отказывалась, говорила, что надеется на ваше освобождение. Но он так умолял не оставлять без попечения малышей, с которыми сам не мог справиться… Короче, она уехала с ним.
Милая Нэн! Санчо! Мои близкие! Теперь они так далеко от меня. Единственное, чем я могу утешаться, так это тем, что они свободны и скорее всего живут в достатке.
– А мои дети? – я спрашивала еле слышно.
– Дон Санчо говорил с нами о вашем старшем сыне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121