Я думаю, и Селии хотелось бы этого…
– Ну, не будем ломать себе голову. Селии, конечно, больше всего хочется сейчас поскорее сделаться супругой Андреса.
– Это что за новое имя?
– Это она его так зовет на испанский манер. Мы с тобой зовем его «Чоки» чужие люди – «Андреас», а она – «Андрес». Все же что-то свое.
– Ну, они, наверное, еще какие-нибудь любовные прозвища напридумывали друг другу.
– Не знаю и не стремлюсь узнать. С меня довольно и того, что мне открыли.
– Чоки делится с тобой…
– Ну, не огорчайся. Еще немного – и твоя дочь тоже поймет тебя. Сейчас вы с ней в разных лагерях – ты – женщина, она девушка, ты – мать, она – дочь. А тогда вы обе станете женщинами, познавшими мужскую любовь…
– Но неужели то, что я – ее мать, ничего не значит? Ты не отец и не брат Чоки, а как он доверяет тебе!
– Именно потому что мы родные не по крови. Никакие человеческие установления не обязывали нас любить друг друга. Мы сами выбрали и узнали друг друга, сами выбрали свою любовь, вырастили и защищали ее. Оттого мы верим и доверяем друг другу. А ты можешь так же полюбить Селию? Это непросто.
– Ну… Сколько дочерей доверяют своим матерям!
– Не так уж много, поверь мне.
– Селия ведь все знает о тебе и Чоки?
– Он ей сказал. Это было не при мне.
– Откровенно говоря, не могу понять, как она примирилась…
– Она просто поняла и почувствовала, что я люблю его, а он любит меня.
– Ты – его, он – тебя, а как же она?
– Она – его, он – ее. Я – ее, как сестру, как, например, тебя.
– Ты и меня любишь? – я улыбнулась.
– А ты до сих пор не заметила? Ты думаешь, я могу любить только Чоки? А ведь и в мире, и в одном человеке – много любви и она самая разная. А ты еще в самом начале наших отношений полагала, что ты для меня всего лишь игрушка, средство для развлечения моего друга?
– Прости!
– Ничего. Я тоже не сразу привязался к тебе.
– Я хотела бы отблагодарить тебя…
– Став моей любовницей? – улыбка его сделалась лукавой.
– А почему бы и нет? Ты ведь имеешь дело с женщинами, я знаю.
– Но не с тобой. Я люблю тебя. И моя любовь к тебе этот телесный элемент исключает.
Мы оба рассмеялись.
– Ты, наверное, соскучился по близости с Чоки? – спросила я.
– Да. Так.
– Так коротко отвечаешь. Я не должна была заговаривать об этом.
– Нет, нет, просто я чувствую, что-то тебя тревожит.
– Правда. И ты мне, наверное, не поверишь.
– Скажи, тогда узнаю, поверю или нет.
– Хорошо, скажу. Я боюсь, вы оба, ты и Селия, замучаете беднягу Чоки.
– Вправду боишься? – он внимательно посмотрел на меня.
– Вправду. Знаешь ведь, что он для меня.
– А для меня? Я уж, конечно, что-нибудь придумаю.
– Что? Он такой хрупкий.
– Он сильнее, чем ты думаешь. И я знаю, что телесная супружеская любовь придаст ему сил. Но я что-нибудь придумаю. Чаще буду иметь дело с женщинами…
– А если Чоки больше не захочет быть с тобой?
– Тебе этого хочется?
– Сама не знаю. Видишь, я откровенна.
– Если бы такое случилось, пришлось бы принять. Лишь бы он чувствовал себя счастливым….
– Но такого не случится, я знаю.
– Я тоже.
Мы снова рассмеялись.
Глава сто шестьдесят пятая
Все это время я старалась не думать об Ане, о Великом инквизиторе, о том, что предстоит сделать Николаосу. Я радовалась выздоровлению Чоки, радовалась искренне. Но я знала, что его выздоровление приближает день несчастья близких мне людей: Анхелиты, Мигеля, Аны.
Если бы сам Чоки знал… Подумав об этом, я в невольном ужасе прикрывала рот ладонью, словно сдерживая неосторожные признания. Я уже знала эту мучительную чувствительность юноши. Если бы он знал, что его выздоровление приближает чьи бы то ни было несчастья, он бы снова тяжело занемог, и ни наши с Николаосом заботы, ни любовь Селии уже не поставили бы его на ноги. Я испугалась, подумав о том, что если бы не Селия, он был бы более внимательным к нам и мог бы догадаться, почувствовать… Но нет, нет, не дай Бог!..
Все будет хорошо. Николаос найдет выход. Я исполню все, что велит Николаос…
Между тем, наступил торжественный день. Больного вынесли в сад. Сначала ненадолго. Усадили в кресло. Здесь, на воздухе, на солнце, он показался мне таким тоненьким, такой травинкой. Николаос принес его на руках. Глаза Чоки были закрыты. Когда Николаос усадил его, Чоки широко раскрыл глаза и тотчас снова закрыл. Ему было еще непривычно. Затем раскрыл глаза вновь; мне показалось, еще шире. И произнес то, что и мог произнести:
– Солнце… Тепло… Как хорошо!..
Его щеки, все еще впалые, залил тонкий румянец. Глаза его вдруг ярко заблестели. Его черные милые выпуклые глаза.
С того дня он уже стал больше времени проводить на воздухе, в саду. Только спал в комнате. Погода стояла чудесная. Сама природа о нем заботилась.
Конечно, и Селия целые дни проводила рядом с ним.
Она сидела на траве у его ног, устраивалась на подлокотнике большого кресла. Чоки просил Николаоса позволить и ему посидеть на траве, но Николаос пока не разрешал.
Селия все время что-то говорила Чоки. Иногда мне казалось; что она его горячо убеждает, а он с удовольствием слушает. Он уже и не нуждается в этих горячих убеждающих словах, просто ему нравится слушать, слушать…
– Интересно, что она говорит ему? – спросила я однажды Николаоса, когда мы стояли в саду поодаль.
– Что? – он стал серьезен. – Она продолжает повторять, что он никого, никогда не убивал, что он совсем новый, другой, что того злосчастного убийства не было, никогда не было.
– Жаль, что мы с тобой не догадались сказать ему такое. Может быть, можно было избежать этого страшного погребения…
– Наша любовь к нему слишком умна и логична. Он не поверил бы нам.
– Ах, Николаос, уж не хочешь ли ты сказать, что моя дочь глупа? Неужели ты до сих пор не заметил, какая это умная, начитанная девочка. Она доверила мне, что мечтает писать книги.
– Я не сомневаюсь в ее уме и способностях. Но любовь ее не знает ни ума, ни логики. И это прекрасно. Поэтому Чоки и верит ей.
Глава сто шестьдесят шестая
Вот кончилась весна и пришло теплое лето.
Чоки заметно окреп. Он уже просил позволения встать, но Николаос все не решался позволить. Удивительно, как прекрасно помогали лекарства, свежий воздух, вкусная и полезная пища.
Я уже видела совсем нового Чоки. Этого юношу я не знала. А вот Селия, казалось, ждала его. Она-то знала, что он будет таким.
И вот настал день, когда Николаос позволил своему любимому другу встать и сделать несколько шагов.
В первый раз Николаос сам поддерживал его. Ведь Чоки совсем отвык ходить, едва держался на ногах, столько времени провел в постели.
Но уже через несколько дней Селия поддерживала его, радуясь по-детски горделиво тому, что он может идти, а она помогает ему. Она все еще боялась за него и, должно быть, боялась обмануть доверие Николаоса, взгляд ее был таким бережно-тревожным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
– Ну, не будем ломать себе голову. Селии, конечно, больше всего хочется сейчас поскорее сделаться супругой Андреса.
– Это что за новое имя?
– Это она его так зовет на испанский манер. Мы с тобой зовем его «Чоки» чужие люди – «Андреас», а она – «Андрес». Все же что-то свое.
– Ну, они, наверное, еще какие-нибудь любовные прозвища напридумывали друг другу.
– Не знаю и не стремлюсь узнать. С меня довольно и того, что мне открыли.
– Чоки делится с тобой…
– Ну, не огорчайся. Еще немного – и твоя дочь тоже поймет тебя. Сейчас вы с ней в разных лагерях – ты – женщина, она девушка, ты – мать, она – дочь. А тогда вы обе станете женщинами, познавшими мужскую любовь…
– Но неужели то, что я – ее мать, ничего не значит? Ты не отец и не брат Чоки, а как он доверяет тебе!
– Именно потому что мы родные не по крови. Никакие человеческие установления не обязывали нас любить друг друга. Мы сами выбрали и узнали друг друга, сами выбрали свою любовь, вырастили и защищали ее. Оттого мы верим и доверяем друг другу. А ты можешь так же полюбить Селию? Это непросто.
– Ну… Сколько дочерей доверяют своим матерям!
– Не так уж много, поверь мне.
– Селия ведь все знает о тебе и Чоки?
– Он ей сказал. Это было не при мне.
– Откровенно говоря, не могу понять, как она примирилась…
– Она просто поняла и почувствовала, что я люблю его, а он любит меня.
– Ты – его, он – тебя, а как же она?
– Она – его, он – ее. Я – ее, как сестру, как, например, тебя.
– Ты и меня любишь? – я улыбнулась.
– А ты до сих пор не заметила? Ты думаешь, я могу любить только Чоки? А ведь и в мире, и в одном человеке – много любви и она самая разная. А ты еще в самом начале наших отношений полагала, что ты для меня всего лишь игрушка, средство для развлечения моего друга?
– Прости!
– Ничего. Я тоже не сразу привязался к тебе.
– Я хотела бы отблагодарить тебя…
– Став моей любовницей? – улыбка его сделалась лукавой.
– А почему бы и нет? Ты ведь имеешь дело с женщинами, я знаю.
– Но не с тобой. Я люблю тебя. И моя любовь к тебе этот телесный элемент исключает.
Мы оба рассмеялись.
– Ты, наверное, соскучился по близости с Чоки? – спросила я.
– Да. Так.
– Так коротко отвечаешь. Я не должна была заговаривать об этом.
– Нет, нет, просто я чувствую, что-то тебя тревожит.
– Правда. И ты мне, наверное, не поверишь.
– Скажи, тогда узнаю, поверю или нет.
– Хорошо, скажу. Я боюсь, вы оба, ты и Селия, замучаете беднягу Чоки.
– Вправду боишься? – он внимательно посмотрел на меня.
– Вправду. Знаешь ведь, что он для меня.
– А для меня? Я уж, конечно, что-нибудь придумаю.
– Что? Он такой хрупкий.
– Он сильнее, чем ты думаешь. И я знаю, что телесная супружеская любовь придаст ему сил. Но я что-нибудь придумаю. Чаще буду иметь дело с женщинами…
– А если Чоки больше не захочет быть с тобой?
– Тебе этого хочется?
– Сама не знаю. Видишь, я откровенна.
– Если бы такое случилось, пришлось бы принять. Лишь бы он чувствовал себя счастливым….
– Но такого не случится, я знаю.
– Я тоже.
Мы снова рассмеялись.
Глава сто шестьдесят пятая
Все это время я старалась не думать об Ане, о Великом инквизиторе, о том, что предстоит сделать Николаосу. Я радовалась выздоровлению Чоки, радовалась искренне. Но я знала, что его выздоровление приближает день несчастья близких мне людей: Анхелиты, Мигеля, Аны.
Если бы сам Чоки знал… Подумав об этом, я в невольном ужасе прикрывала рот ладонью, словно сдерживая неосторожные признания. Я уже знала эту мучительную чувствительность юноши. Если бы он знал, что его выздоровление приближает чьи бы то ни было несчастья, он бы снова тяжело занемог, и ни наши с Николаосом заботы, ни любовь Селии уже не поставили бы его на ноги. Я испугалась, подумав о том, что если бы не Селия, он был бы более внимательным к нам и мог бы догадаться, почувствовать… Но нет, нет, не дай Бог!..
Все будет хорошо. Николаос найдет выход. Я исполню все, что велит Николаос…
Между тем, наступил торжественный день. Больного вынесли в сад. Сначала ненадолго. Усадили в кресло. Здесь, на воздухе, на солнце, он показался мне таким тоненьким, такой травинкой. Николаос принес его на руках. Глаза Чоки были закрыты. Когда Николаос усадил его, Чоки широко раскрыл глаза и тотчас снова закрыл. Ему было еще непривычно. Затем раскрыл глаза вновь; мне показалось, еще шире. И произнес то, что и мог произнести:
– Солнце… Тепло… Как хорошо!..
Его щеки, все еще впалые, залил тонкий румянец. Глаза его вдруг ярко заблестели. Его черные милые выпуклые глаза.
С того дня он уже стал больше времени проводить на воздухе, в саду. Только спал в комнате. Погода стояла чудесная. Сама природа о нем заботилась.
Конечно, и Селия целые дни проводила рядом с ним.
Она сидела на траве у его ног, устраивалась на подлокотнике большого кресла. Чоки просил Николаоса позволить и ему посидеть на траве, но Николаос пока не разрешал.
Селия все время что-то говорила Чоки. Иногда мне казалось; что она его горячо убеждает, а он с удовольствием слушает. Он уже и не нуждается в этих горячих убеждающих словах, просто ему нравится слушать, слушать…
– Интересно, что она говорит ему? – спросила я однажды Николаоса, когда мы стояли в саду поодаль.
– Что? – он стал серьезен. – Она продолжает повторять, что он никого, никогда не убивал, что он совсем новый, другой, что того злосчастного убийства не было, никогда не было.
– Жаль, что мы с тобой не догадались сказать ему такое. Может быть, можно было избежать этого страшного погребения…
– Наша любовь к нему слишком умна и логична. Он не поверил бы нам.
– Ах, Николаос, уж не хочешь ли ты сказать, что моя дочь глупа? Неужели ты до сих пор не заметил, какая это умная, начитанная девочка. Она доверила мне, что мечтает писать книги.
– Я не сомневаюсь в ее уме и способностях. Но любовь ее не знает ни ума, ни логики. И это прекрасно. Поэтому Чоки и верит ей.
Глава сто шестьдесят шестая
Вот кончилась весна и пришло теплое лето.
Чоки заметно окреп. Он уже просил позволения встать, но Николаос все не решался позволить. Удивительно, как прекрасно помогали лекарства, свежий воздух, вкусная и полезная пища.
Я уже видела совсем нового Чоки. Этого юношу я не знала. А вот Селия, казалось, ждала его. Она-то знала, что он будет таким.
И вот настал день, когда Николаос позволил своему любимому другу встать и сделать несколько шагов.
В первый раз Николаос сам поддерживал его. Ведь Чоки совсем отвык ходить, едва держался на ногах, столько времени провел в постели.
Но уже через несколько дней Селия поддерживала его, радуясь по-детски горделиво тому, что он может идти, а она помогает ему. Она все еще боялась за него и, должно быть, боялась обмануть доверие Николаоса, взгляд ее был таким бережно-тревожным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121