Ты ведь понимаешь, должна понимать, мои с ним отношения основаны на определенного рода искренности и даже взаимной симпатии. Да, как это ни странно.
– Это, наверное, тяжелее всего? – невольно обронила я.
– Пожалуй. Хотя и к этому у меня выработалась привычка.
Однажды он сказал мне, что человек может привыкнуть решительно ко всему, к любой подлости и грязи способен относиться, словно к самой заурядной обыденности.
– Должно быть, он в чем-то прав.
– Я должен воспринимать его правоту, видеть его одаренность.
Иначе наши отношения прекратятся. Пустое холодное притворство ему от меня не нужно.
– Ты – мученик. Снова и снова повторяю это.
– Я научился получать даже какое-то странное болезненное наслаждение от моих с ним отношений. Но я не хочу углубляться в анализ всего этого. Подобным анализом любит наслаждаться Теодоро-Мигель, – не я.
– Но что же ты сказал ему об этой девочке?
– Только правду. Сказал, что ты случайно узнала о ее сходстве с этим изображением Святой Инессы. Сказал, что я предупредил ее родителей анонимным письмом. Сказал, что ты видела его, Великого инквизитора, во дворце Монтойя. Сказал, что теперь ничего не стану скрывать от него.
– А он?
– Выслушал.
– И…
– И я знаю, что во многих случаях надо быть с этим человеком правдивыми. Особенно в таком случае, как наш. Я понимал, что теперь он обдумает и предложит что-то гадкое, скверное. Но лучше пусть он действует в открытую. Так мне легче следить за его замыслами и действиями.
– Он что-то предложил относительно Аны?
– Да. Он предложил мне тайком увезти ее и доставить к нему.
– Это невозможно! Ты сказал ему, что это невозможно?
– Не надо так волноваться, не надо. Нет, я не стал ему говорить того, чего не надо ему говорить. Я повторяю, я немного уже успел узнать этого человека.
– Но я опять ничего не понимаю. Ты… Неужели ты согласился?
– Да, я согласился.
– Николаос, объясни мне…
– Это трудно…
– Ты что-то задумал?
– Да.
– Но ты… – я подалась к нему и порывисто схватила его за руки. – Ты боишься говорить об этом?
– Да. Пока.
– И мне?
– Да.
– Это очень страшно?
– Пытаться обмануть Великого инквизитора всегда страшно.
– Чем я могу помочь? Говори!
– Ты многое можешь сделать. Я скажу тебе. Не сейчас. Но сначала надо привезти эту девочку сюда, в этот дом.
– Не могу себе представить, как это сделать, – я покачала головой.
– Я знаю, где находится эта горная деревня.
– Тебе сказал он, Великий инквизитор?
– Конечно.
– Ты сам поедешь за ней?
– Кому еще я могу это доверить?!
– Но ее родители плохо думают о тебе…
– Я не могу рисковать. Конечно, я мог бы сделать попытку доверительно побеседовать с ними, убедить их; сказать, что ничего дурного с девочкой не случится. Но я не знаю, что они скажут в ответ, у меня нет времени убеждать их. Они могут выдать мои намерения Теодоро-Мигелю. Случайно выдать или из горячности, когда будут пытаться во что бы то ни стало спасти свою дочь. Значит, придется мне тайком увезти ее.
– Господи! Как мне жаль их! Что им предстоит пережить!
– Иного выхода нет.
– Но ведь они легко догадаются, что девочку похитили по приказанию Теодоро-Мигеля. Они бросятся в город, потребуют правосудия…
– Неужели ты сказала им, кто именно охотится за их дочерью?
– Нет, клянусь, нет!
– Тогда что же?
– Но они все равно будут искать ее, добиваться…
– Им позволят делать это. Но они ничего не узнают.
– А дальше? Ты отвезешь ее к нему, к Великому инквизитору? Я помню, что случилось с дочерью художника Бартоломе…
– О том, что произойдет дальше, я пока не могу тебе сказать.
– Но ты задумал…
– Да. И ты все узнаешь. А пока – больше ни слова об этом.
– Когда ты едешь?
– Он позволил мне ничего не предпринимать, пока Чоки совсем не оправится от своей болезни.
– Слава Богу! Он, кажется, по-своему добр.
– Он понимает, что когда я в тревоге за моего любимого друга, я мало на что гожусь и могу думать лишь об одном…
– Но, может быть, лучше пока предупредить родителей Аны? Они могли бы бежать из страны, могли бы увезти ее…
– Ты не сделаешь этого. Конечно, агенты Теодоро-Мигеля уже следят за этой деревней и за этой семьей. Если ты даже и попытаешься сделать это, Великий инквизитор поймет, что это я пытаюсь обмануть его. Тогда все между нами, между мною и им, может кончиться. Допустим, я успею бежать, успею спасти моего Чоки; но трудно себе представить жестокость этого человека. «Я обманут, – скажет он себе. – Теперь я имею право быть безжалостным». И что будет с этим городом, с этой страной? Я не имею права так рисковать.
– Я поняла, Николаос. Все будет, как ты решил. Я буду послушно подчиняться твоим указаниям.
– Благодарю тебя. Я это ценю. И пока больше не будем ко всему этому возвращаться. У нас есть время…
– Но я все равно хочу, чтобы Чоки быстрее выздоравливал.
– Это и мое желание, легко догадаться. Это – безотносительно ко всему остальному.
Глава сто шестьдесят третья
Теперь мы, Николаос и я, были связаны общей тайной. Но мы больше не говорили о ней. Я даже запретила себе, твердо сказала «нет» своему желанию понять, что же задумал Николаос.
Внешне наша жизнь текла спокойно. От Анхелы и Мигеля не было никаких известий. Иногда я думала: почему? Ведь они вырастили мою дочь, неужели они не тревожатся о ней? Потом я поняла, что это Анхелита. Это она считала, что любая ее попытка разузнать о жизни Селии, будет воспринята мною как оскорбление, нанесенное моим материнским чувствам. Будь все иначе, я бы первая послала весточку. Но теперь, когда я знала, что им предстоит пережить еще и потерю Аны (и не без моей вины), я предпочитала молчать. Часто я встречалась с Пересом. Несколько раз он возил меня в свое небольшое имение в окрестностях столицы. Мы много занимались любовью. Я ощущала, как тело мое наливается женской силой и очарованием, словно спелая гроздь винограда наливается соком. Перес действительно во многом напоминал Санчо. Он был остроумен, с ним было интересно говорить, его суждения часто отличались парадоксальностью.
Однажды разговор у нас зашел о его лекарском ремесле. Он унаследовал его от отца.
– Но я и мои приятели, мы не устаем совершенствоваться, – заметил Сантьяго. – Благодаря Николаосу, мы имеем такую возможность. Я попросила объяснить мне устройство человеческого тела. Мой возлюбленный рассказал мне, как важно для врача анатомировать трупы, как много это дает для понимания механизмов развития различных болезней. Он научил меня приготовлять кое-какие простые лекарства. Как женщину, меня особенно заинтересовало устройство женского тела. Сантьяго смешило то, что я, женщина, родившая троих детей, мало что знаю о созревании плода и даже о закономерностях родов. Для меня было настоящим открытием, когда я узнала, что плод в утробе матери проходит долгий путь развития – от крохотного комочка слизи до существа, подобного рыбке и лягушке, и наконец становится человеком, готовым к рождению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
– Это, наверное, тяжелее всего? – невольно обронила я.
– Пожалуй. Хотя и к этому у меня выработалась привычка.
Однажды он сказал мне, что человек может привыкнуть решительно ко всему, к любой подлости и грязи способен относиться, словно к самой заурядной обыденности.
– Должно быть, он в чем-то прав.
– Я должен воспринимать его правоту, видеть его одаренность.
Иначе наши отношения прекратятся. Пустое холодное притворство ему от меня не нужно.
– Ты – мученик. Снова и снова повторяю это.
– Я научился получать даже какое-то странное болезненное наслаждение от моих с ним отношений. Но я не хочу углубляться в анализ всего этого. Подобным анализом любит наслаждаться Теодоро-Мигель, – не я.
– Но что же ты сказал ему об этой девочке?
– Только правду. Сказал, что ты случайно узнала о ее сходстве с этим изображением Святой Инессы. Сказал, что я предупредил ее родителей анонимным письмом. Сказал, что ты видела его, Великого инквизитора, во дворце Монтойя. Сказал, что теперь ничего не стану скрывать от него.
– А он?
– Выслушал.
– И…
– И я знаю, что во многих случаях надо быть с этим человеком правдивыми. Особенно в таком случае, как наш. Я понимал, что теперь он обдумает и предложит что-то гадкое, скверное. Но лучше пусть он действует в открытую. Так мне легче следить за его замыслами и действиями.
– Он что-то предложил относительно Аны?
– Да. Он предложил мне тайком увезти ее и доставить к нему.
– Это невозможно! Ты сказал ему, что это невозможно?
– Не надо так волноваться, не надо. Нет, я не стал ему говорить того, чего не надо ему говорить. Я повторяю, я немного уже успел узнать этого человека.
– Но я опять ничего не понимаю. Ты… Неужели ты согласился?
– Да, я согласился.
– Николаос, объясни мне…
– Это трудно…
– Ты что-то задумал?
– Да.
– Но ты… – я подалась к нему и порывисто схватила его за руки. – Ты боишься говорить об этом?
– Да. Пока.
– И мне?
– Да.
– Это очень страшно?
– Пытаться обмануть Великого инквизитора всегда страшно.
– Чем я могу помочь? Говори!
– Ты многое можешь сделать. Я скажу тебе. Не сейчас. Но сначала надо привезти эту девочку сюда, в этот дом.
– Не могу себе представить, как это сделать, – я покачала головой.
– Я знаю, где находится эта горная деревня.
– Тебе сказал он, Великий инквизитор?
– Конечно.
– Ты сам поедешь за ней?
– Кому еще я могу это доверить?!
– Но ее родители плохо думают о тебе…
– Я не могу рисковать. Конечно, я мог бы сделать попытку доверительно побеседовать с ними, убедить их; сказать, что ничего дурного с девочкой не случится. Но я не знаю, что они скажут в ответ, у меня нет времени убеждать их. Они могут выдать мои намерения Теодоро-Мигелю. Случайно выдать или из горячности, когда будут пытаться во что бы то ни стало спасти свою дочь. Значит, придется мне тайком увезти ее.
– Господи! Как мне жаль их! Что им предстоит пережить!
– Иного выхода нет.
– Но ведь они легко догадаются, что девочку похитили по приказанию Теодоро-Мигеля. Они бросятся в город, потребуют правосудия…
– Неужели ты сказала им, кто именно охотится за их дочерью?
– Нет, клянусь, нет!
– Тогда что же?
– Но они все равно будут искать ее, добиваться…
– Им позволят делать это. Но они ничего не узнают.
– А дальше? Ты отвезешь ее к нему, к Великому инквизитору? Я помню, что случилось с дочерью художника Бартоломе…
– О том, что произойдет дальше, я пока не могу тебе сказать.
– Но ты задумал…
– Да. И ты все узнаешь. А пока – больше ни слова об этом.
– Когда ты едешь?
– Он позволил мне ничего не предпринимать, пока Чоки совсем не оправится от своей болезни.
– Слава Богу! Он, кажется, по-своему добр.
– Он понимает, что когда я в тревоге за моего любимого друга, я мало на что гожусь и могу думать лишь об одном…
– Но, может быть, лучше пока предупредить родителей Аны? Они могли бы бежать из страны, могли бы увезти ее…
– Ты не сделаешь этого. Конечно, агенты Теодоро-Мигеля уже следят за этой деревней и за этой семьей. Если ты даже и попытаешься сделать это, Великий инквизитор поймет, что это я пытаюсь обмануть его. Тогда все между нами, между мною и им, может кончиться. Допустим, я успею бежать, успею спасти моего Чоки; но трудно себе представить жестокость этого человека. «Я обманут, – скажет он себе. – Теперь я имею право быть безжалостным». И что будет с этим городом, с этой страной? Я не имею права так рисковать.
– Я поняла, Николаос. Все будет, как ты решил. Я буду послушно подчиняться твоим указаниям.
– Благодарю тебя. Я это ценю. И пока больше не будем ко всему этому возвращаться. У нас есть время…
– Но я все равно хочу, чтобы Чоки быстрее выздоравливал.
– Это и мое желание, легко догадаться. Это – безотносительно ко всему остальному.
Глава сто шестьдесят третья
Теперь мы, Николаос и я, были связаны общей тайной. Но мы больше не говорили о ней. Я даже запретила себе, твердо сказала «нет» своему желанию понять, что же задумал Николаос.
Внешне наша жизнь текла спокойно. От Анхелы и Мигеля не было никаких известий. Иногда я думала: почему? Ведь они вырастили мою дочь, неужели они не тревожатся о ней? Потом я поняла, что это Анхелита. Это она считала, что любая ее попытка разузнать о жизни Селии, будет воспринята мною как оскорбление, нанесенное моим материнским чувствам. Будь все иначе, я бы первая послала весточку. Но теперь, когда я знала, что им предстоит пережить еще и потерю Аны (и не без моей вины), я предпочитала молчать. Часто я встречалась с Пересом. Несколько раз он возил меня в свое небольшое имение в окрестностях столицы. Мы много занимались любовью. Я ощущала, как тело мое наливается женской силой и очарованием, словно спелая гроздь винограда наливается соком. Перес действительно во многом напоминал Санчо. Он был остроумен, с ним было интересно говорить, его суждения часто отличались парадоксальностью.
Однажды разговор у нас зашел о его лекарском ремесле. Он унаследовал его от отца.
– Но я и мои приятели, мы не устаем совершенствоваться, – заметил Сантьяго. – Благодаря Николаосу, мы имеем такую возможность. Я попросила объяснить мне устройство человеческого тела. Мой возлюбленный рассказал мне, как важно для врача анатомировать трупы, как много это дает для понимания механизмов развития различных болезней. Он научил меня приготовлять кое-какие простые лекарства. Как женщину, меня особенно заинтересовало устройство женского тела. Сантьяго смешило то, что я, женщина, родившая троих детей, мало что знаю о созревании плода и даже о закономерностях родов. Для меня было настоящим открытием, когда я узнала, что плод в утробе матери проходит долгий путь развития – от крохотного комочка слизи до существа, подобного рыбке и лягушке, и наконец становится человеком, готовым к рождению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121