Кстати, — сообразил он, — а кому продаёт улов человеческая деревня?
— Ястребам, — сказал зомбак. — Для них расценки повыше, но тоже фигня.
— А они почему в город не привозят?
— Не знаю, — удивлённо ответил Вальтер. — Боятся, наверное.
— Чего?
— Не знаю, — с не меньшим удивлением ответила Алиса. — Ястребов.
— И что конкретно они могут сделать?
— Никто не рисковал проверять, — ответила зомбачка.
— Если объединить улов обеих деревень, — задумчиво сказал Славян, — мы смогли бы открыть в городе сеть собственных рыбных магазинчиков. Таких, что обслуживают спальные районы. «Всегда только свежая рыба и морепродукты, цены от производителя» — что-нибудь в таком роде.
— Иван, — вздохнул Вальтер, — это звучит красиво. А на деле — зомбаки не имеют права заниматься коммерцией до тех пор, пока не получат гражданство Мадагаскара.
— Не понял, — Славян удивлённо посмотрел на него. — Так у зомбаков нет гражданства?
— Почти у всех. Сначала надо доказать свою лояльность Братству Небесного Круга, прожить в единственной его стране, которая предоставляет вид на жительство зомбакам, сто лет, не нарушая закон. И только потом будет гражданство. А до тех пор мы никто.
— Ничего себе! — только и выговорил Славян.
— Поэтому мы так все и удивились, — сказала Алиса, — когда ты остался в Белой Рыбе. Пока ты здесь, на тебя распространяется всё тот же столетний ценз проживания.
— Чёрт с ним, с цензом, — ответил Славян, — об этом потом. Сейчас надо с рыбой разобраться. Везём её в город?
— Ну давай, — неуверенно ответила Алиса. — Попробуем. Вальтер, ты как?
— Везём, — ответил зомбак.
— Вот и ладно, — подытожил Славян. — А сейчас пошли к гостям. Глупо получается: хозяева праздника — и сидим чёрт знает где.
* * *
Магистру ордена Салливану пришлось начать прекрасное августовское утро с на редкость скверных финансовых отчётов. С тех пор, как рыбозавод крепости Молния вынужден был сравнять закупочные цены с городскими, да ещё и уравнять их и для человеков, и для зомбаков, прошёл месяц. Прибыль завод продолжает приносить, но по сравнению со сверхприбылью от почти дармовой рабсилы и сырья впечатление просто ужасающее.
Магистр поудобнее сел в кресле, тщательно причесал густые чёрные волосы, чуть тронутые элегантной сединой. Вопреки современной орденской моде, он, как и в далёкой юности, предпочитал длину чуть ниже плеч, — слегка волнистые волосы подчёркивали мужественную красоту лица, придавали облику столь ценимую женщинами романтичность. Орденское облачение — длинная широкая мантия с большим отложным воротником и свободными рукавами — удачно маскирует, что некогда тренированное тело порядком обрюзгло, магистр по-прежнему выглядит образцам рыцарской и боевой доблести, а лиловый цвет подчеркивает глубину чёрных глаз.
Магистр вызвал генералов Кохлера и Декстра.
Первым, как и всегда, появился начальник разведки — седоватый шатен подчёркнуто невыразительного облика, выглядит приложением к собственной мантии с тремя генеральским звёздочками на воротнике. Вслед за Кохлером явился и Декстр, командир Мадагаскарского подразделения геометриков. Невысокий, худощавый, жилистый блондин с серыми глазами и острыми, резкими почти до уродства чертами лица. Мантий Декстр не носил никогда, терпеть не мог болтающихся под ногами тряпок, для него существовала только обычная орденская форма цвета хаки.
Магистр жестом велел замершим по стойке «смирно» генералам садиться.
— Что по зомбакам, Кохлер?
— Ситуация выходит из-под контроля, магистр. Зомбаки вдруг начали называть себя волшебной расой…
— Вдруг?! — с яростью перебил Салливан.
— Именно вдруг, магистр. Вы позволите объяснить, или мне сразу отправляться на гауптвахту?
— Объясняй, — процедил магистр, длинными миндалевидными ногтями цвета белого жемчуга выбил замысловатую дробь. Как ни досадно слушать о собственных промахах, а в ситуации разобраться надо. Тем более, что она действительно выходит из-под контроля.
— При изготовлении зомби материалу внедряется в подсознание заклятье подчинения, так называемая «догма покорности», — сказал Кохлер. — И зомби служат Соколам так же верно, как и зацепленные за Жажду вампиры. Но, в отличие от договора крови, догма покорности при определённых обстоятельствах разрушается быстро и необратимо. Что за обстоятельства, сейчас не суть важно, главное, что покорный и абсолютно преданный Соколам зомби превращается в вольного зомбака. Тут всё понятно?
Магистр кивнул. Умертвиями он прежде интересовался мало, и теперь безропотно выслушивал даже элементарные вещи: Кохлер может назвать важную мелочь, о которой магистр понятия не имеет.
— Зомби делают по образцу вампиров, и хотя как телепаты они очень слабы, друг друга чувствуют на значительном расстоянии, и даже могут координировать свои действия.
— Сколь значительном? — уточнил магистр.
— Пятьсот метров. — Кохлер глянул на ногти: не нужно ли обновить лак? Нет, пока всё в порядке. — Плюс-минус полсотни, в зависимости от личных способностей.
— Не кисло, — скривился магистр.
— Ещё как, — хмыкнул геометрик. — В отличие от зеркалки телепатосвязь перехватить сложнее, расшифровать — тем более, этот их язык…
— В отношении догмы покорности, — сказал Кохлер, — такая способность оборачивается тем, что первый же освободившийся зомби принимается освобождать соплеменников. Это похоже на ураганную эпидемию: за трое суток, максимум за неделю, в радиусе ста километров не останется ни одного зомби, только зомбаки.
— Так нам время от времени удавалось ослаблять боевую мощь Соколов, — сказал Декстр.
— И тут же на наши головы сваливалось целое стадо бесхозных умертвий, — ответил магистр. — Которые надо куда-то девать. Уничтожить бы, и дело с концом, но союзнички, чёрт бы их взял, начинают вопить о гуманизме. Какой может быть гуманизм по отношению к умертвиям, если они не люди? — Магистр досадливо махнул рукой. — Пришлось выискивать для них территории.
— Поэтому мы вскоре и отказались от разрушения догмы, — сказал Декстр. — Гораздо надёжнее избавить мир от умертвий, пока они ещё зомби. Но от спонтанных разрушений никуда не денешься.
— Ну и причём здесь сегодняшние непотребства? — потерял терпение магистр.
— При том, — ответил Кохлер, — что от догмы покорности остаются корневые установки. Именно благодаря им зомбаки безропотно принимали то, что их считали полускотом-полувещами, и даже не помышляли возмутиться, назвать себя чем-то большим. Но примерно в начале июня у одного зомбака корневые установки исчезли. Результаты вы видите. Дальнейшее предугадать легко.
Магистр хмуро кивнул. Зомбаки направят петицию в Межрасовый Совет, потребуют признать их народом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
— Ястребам, — сказал зомбак. — Для них расценки повыше, но тоже фигня.
— А они почему в город не привозят?
— Не знаю, — удивлённо ответил Вальтер. — Боятся, наверное.
— Чего?
— Не знаю, — с не меньшим удивлением ответила Алиса. — Ястребов.
— И что конкретно они могут сделать?
— Никто не рисковал проверять, — ответила зомбачка.
— Если объединить улов обеих деревень, — задумчиво сказал Славян, — мы смогли бы открыть в городе сеть собственных рыбных магазинчиков. Таких, что обслуживают спальные районы. «Всегда только свежая рыба и морепродукты, цены от производителя» — что-нибудь в таком роде.
— Иван, — вздохнул Вальтер, — это звучит красиво. А на деле — зомбаки не имеют права заниматься коммерцией до тех пор, пока не получат гражданство Мадагаскара.
— Не понял, — Славян удивлённо посмотрел на него. — Так у зомбаков нет гражданства?
— Почти у всех. Сначала надо доказать свою лояльность Братству Небесного Круга, прожить в единственной его стране, которая предоставляет вид на жительство зомбакам, сто лет, не нарушая закон. И только потом будет гражданство. А до тех пор мы никто.
— Ничего себе! — только и выговорил Славян.
— Поэтому мы так все и удивились, — сказала Алиса, — когда ты остался в Белой Рыбе. Пока ты здесь, на тебя распространяется всё тот же столетний ценз проживания.
— Чёрт с ним, с цензом, — ответил Славян, — об этом потом. Сейчас надо с рыбой разобраться. Везём её в город?
— Ну давай, — неуверенно ответила Алиса. — Попробуем. Вальтер, ты как?
— Везём, — ответил зомбак.
— Вот и ладно, — подытожил Славян. — А сейчас пошли к гостям. Глупо получается: хозяева праздника — и сидим чёрт знает где.
* * *
Магистру ордена Салливану пришлось начать прекрасное августовское утро с на редкость скверных финансовых отчётов. С тех пор, как рыбозавод крепости Молния вынужден был сравнять закупочные цены с городскими, да ещё и уравнять их и для человеков, и для зомбаков, прошёл месяц. Прибыль завод продолжает приносить, но по сравнению со сверхприбылью от почти дармовой рабсилы и сырья впечатление просто ужасающее.
Магистр поудобнее сел в кресле, тщательно причесал густые чёрные волосы, чуть тронутые элегантной сединой. Вопреки современной орденской моде, он, как и в далёкой юности, предпочитал длину чуть ниже плеч, — слегка волнистые волосы подчёркивали мужественную красоту лица, придавали облику столь ценимую женщинами романтичность. Орденское облачение — длинная широкая мантия с большим отложным воротником и свободными рукавами — удачно маскирует, что некогда тренированное тело порядком обрюзгло, магистр по-прежнему выглядит образцам рыцарской и боевой доблести, а лиловый цвет подчеркивает глубину чёрных глаз.
Магистр вызвал генералов Кохлера и Декстра.
Первым, как и всегда, появился начальник разведки — седоватый шатен подчёркнуто невыразительного облика, выглядит приложением к собственной мантии с тремя генеральским звёздочками на воротнике. Вслед за Кохлером явился и Декстр, командир Мадагаскарского подразделения геометриков. Невысокий, худощавый, жилистый блондин с серыми глазами и острыми, резкими почти до уродства чертами лица. Мантий Декстр не носил никогда, терпеть не мог болтающихся под ногами тряпок, для него существовала только обычная орденская форма цвета хаки.
Магистр жестом велел замершим по стойке «смирно» генералам садиться.
— Что по зомбакам, Кохлер?
— Ситуация выходит из-под контроля, магистр. Зомбаки вдруг начали называть себя волшебной расой…
— Вдруг?! — с яростью перебил Салливан.
— Именно вдруг, магистр. Вы позволите объяснить, или мне сразу отправляться на гауптвахту?
— Объясняй, — процедил магистр, длинными миндалевидными ногтями цвета белого жемчуга выбил замысловатую дробь. Как ни досадно слушать о собственных промахах, а в ситуации разобраться надо. Тем более, что она действительно выходит из-под контроля.
— При изготовлении зомби материалу внедряется в подсознание заклятье подчинения, так называемая «догма покорности», — сказал Кохлер. — И зомби служат Соколам так же верно, как и зацепленные за Жажду вампиры. Но, в отличие от договора крови, догма покорности при определённых обстоятельствах разрушается быстро и необратимо. Что за обстоятельства, сейчас не суть важно, главное, что покорный и абсолютно преданный Соколам зомби превращается в вольного зомбака. Тут всё понятно?
Магистр кивнул. Умертвиями он прежде интересовался мало, и теперь безропотно выслушивал даже элементарные вещи: Кохлер может назвать важную мелочь, о которой магистр понятия не имеет.
— Зомби делают по образцу вампиров, и хотя как телепаты они очень слабы, друг друга чувствуют на значительном расстоянии, и даже могут координировать свои действия.
— Сколь значительном? — уточнил магистр.
— Пятьсот метров. — Кохлер глянул на ногти: не нужно ли обновить лак? Нет, пока всё в порядке. — Плюс-минус полсотни, в зависимости от личных способностей.
— Не кисло, — скривился магистр.
— Ещё как, — хмыкнул геометрик. — В отличие от зеркалки телепатосвязь перехватить сложнее, расшифровать — тем более, этот их язык…
— В отношении догмы покорности, — сказал Кохлер, — такая способность оборачивается тем, что первый же освободившийся зомби принимается освобождать соплеменников. Это похоже на ураганную эпидемию: за трое суток, максимум за неделю, в радиусе ста километров не останется ни одного зомби, только зомбаки.
— Так нам время от времени удавалось ослаблять боевую мощь Соколов, — сказал Декстр.
— И тут же на наши головы сваливалось целое стадо бесхозных умертвий, — ответил магистр. — Которые надо куда-то девать. Уничтожить бы, и дело с концом, но союзнички, чёрт бы их взял, начинают вопить о гуманизме. Какой может быть гуманизм по отношению к умертвиям, если они не люди? — Магистр досадливо махнул рукой. — Пришлось выискивать для них территории.
— Поэтому мы вскоре и отказались от разрушения догмы, — сказал Декстр. — Гораздо надёжнее избавить мир от умертвий, пока они ещё зомби. Но от спонтанных разрушений никуда не денешься.
— Ну и причём здесь сегодняшние непотребства? — потерял терпение магистр.
— При том, — ответил Кохлер, — что от догмы покорности остаются корневые установки. Именно благодаря им зомбаки безропотно принимали то, что их считали полускотом-полувещами, и даже не помышляли возмутиться, назвать себя чем-то большим. Но примерно в начале июня у одного зомбака корневые установки исчезли. Результаты вы видите. Дальнейшее предугадать легко.
Магистр хмуро кивнул. Зомбаки направят петицию в Межрасовый Совет, потребуют признать их народом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143