* * *
Декстр едва смог перевести дух. Услышать такое от рыцаря ордена…
— Чижик, — пробормотал он, — что ты с ним сделал? Что ты делаешь со всеми нами?
* * *
— Да, Рене, плохи твои дела, — сказал Славян. — Ты стал ратоборцем. Не думал, что с рыцарем такое может быть… Но ты стал. И обратной дороги теперь не будет. Либо ты ратоборец, либо погань распоследняя.
— Кто такой ратоборец? — спросила Линда.
— Это русское слово. — Славян объяснил значение.
— Ух ты, зыково! — по-детски восхитилась Линда. — Я тоже хочу!
— Не спеши, — посоветовал Славян. — Ратоборцы рыцарей, как бы помягче сказать, не очень уважают.
— А, «псы-рыцари». Как же, слышала.
— Правильнее сказать — шакалы, — откликнулся Мельес, — а ещё лучше — упыри. Чижик, — сел он перед Славяном на пятки, положил руки ему на колени, заглянул в лицо. — Объясни, зачем…
Славян резко отшатнулся, у Мельеса обиженно дрогнули губы, но удержался, ничего не сказал.
— Извини, — Славян пожал ему плечо. — Так во время серьёзных разговоров любил сидеть мой племянник. Я просто от неожиданности. Извини.
Мельес поднялся, глянул на побледневшего друга и мысленно выругал собственную неуклюжесть. Даже не знает, что сказать.
— Он умер? — осторожно спросила Линда. — Ты очень его любил?
— Любил да, очень сильно. И братьев. И отца. И сейчас люблю. Но они все живы. Это я умер. Двадцать месяцев назад умер, почти два года…
Линда и Мельес смотрели на него с недоумением.
— Но ведь ты не зомбак, — сказал Мельес.
— Если бы зомбак… — с горечью ответил Славян. — Давно бы домой вернулся. Меня и зомбаком примут, и калекой. Как и любого из нас. Мы хорошая семья, настоящая. Но всё гораздо хуже… И домой мне нельзя. Я не могу объяснить, ребята. Не обижайтесь, но не могу.
Мельес сел рядом, положил руку ему на плечо.
— Мы не будем спрашивать. Но, Чижик, я никогда ни у кого не видел столько жизни, столько силы, столько тепла как у тебя. Может, ты и был когда-то мёртвым, но давно уже вернулся в мир живых.
— Не до конца, — ответил Славян, посмотрел Мельесу прямо в зрачки. Рыцарь отодвинулся, отвёл взгляд. Как за смертный порог заглянул. — Вот поэтому мне домой и нельзя.
— Понимаю, — кивнул Мельес.
— Чижик, — спросила Линда, — а твоему племяннику сколько лет?
Мельес метнул на неё гневный взгляд, нечего Чижику душу травить, но тот улыбнулся мягко и нежно, воспоминания порадовали.
— Он старше меня. В больших семьях бывает.
* * *
У Декстра в голове словно световая граната взорвалась. Да как он раньше не догадался!
Знает языки всех волшебных рас, а на хелефайгеле и торойзэне говорит так, словно жил в хелефайских и вампирских долинах, понимает все их обычаи, учился их боевым искусствам… Русское словечко «ратоборец», укоренившееся в Датьере… С пространством работает как ходочанин, такое даже на одинарице не скроешь… Деревенский рыбак, у которого университетское образование за километр видно… Читает много и охотно, но в обширной крепостной библиотеке книги берёт не только художественные. Значительное место занимает литература по садоводству и почвоведению, причём такая, что Декстр из десяти слов понимает одно…
Умер двадцать месяцев назад — в сентябре позапрошлого года у владыки Нитриена охотники за головами похитили побратима и продали в Весёлый Двор, а оттуда людьми не выходят, так что тот, прежний Бродников, действительно умер. В большой семье племянник может быть старше дяди — по хелефайским меркам, три брата действительно большая семья, а если считать и покойного Данивена, то огромная. «Мы настоящая семья» — ещё бы, братство по крови всегда было и будет больше братства по рождению.
Декстра в душной, прокалённой солнцем беседке мороз продрал. Бродников. Везде, где бы он ни появлялся, наступали крутые перемены.
«Что он принёс в орден? — подумал Декстр. — И что мне теперь делать?»
Самый простой ответ — убить. Но ведь поздно, всё, что хотел, Бродников уже сделал, его смерть прошлого не вернёт. Выгнать из крепости? Так скоро сам уйдёт, орден ему не нужен. Больно хлестнуло обидой, не так уж и плохи Ястребы. Отсиживаться в беседке Декстр больше не мог, куда только подевалась знаменитая генеральская выдержка…
Курсанты и наставник замерли по стройке «смирно», у Мельеса и Прежан лица испуганные, а Бродников смотрит с интересом, уже задумался, чем это генерал в беседке занимался. У Прежан испуг прошёл, те же мысли появились. Сейчас и Мельес сообразит.
— Мельес, Прежан, — приказал генерал, — немедленно в крепость, и чтобы в восемнадцать ноль-ноль отчёт о расходе артефактов за истекшие две недели был у меня на столе. Выполнять!
Курсантку и наставника как ветром сдуло. О генеральском поведении им теперь думать будет некогда. Заряженные мелкими заклятьями и заклинаниями амулетики на тренировках расходовались горстями, считать их никто никогда не считал, хотя некое подобие учёта и ведётся. И только если большое начальство впадёт в ярость и начинает снимать стружку со всех подчинённых, требуют отчёт по всей форме. Магистр сейчас как раз зол будто сатана под Рождество, и приказ Декстра выглядит совершенно естественно. Через пять минут Прежан и Мельес даже не вспомнят, что генерал подслушивал их как начинающий стукач. Не до того будет. А вот с Бродниковым нужно поговорить отдельно. И без свидетелей. Взмахом руки Декстр очертил пятиметровую сферу беззвучности.
— Добрый день, Vjacheslav Andreevich, — поздоровался Декстр.
— И года не прошло, как догадался, — хмыкнул Бродников. — Но я думал, первым будет Кохлер, всё-таки разведчик.
Не боится. Всё правильно, с какой стати покойнику смерти бояться? Только не бывает покойников с насмешливыми солнечными искорками в глазах. Забавляется, поганец! Смешно ему…
— Кохлеру тобой заниматься ни к чему, как и магистру, — сказал Декстр. — За тебя я отвечаю.
— И что тебе теперь будет? — посерьёзнел Бродников.
— Ты лучше подумай, что будет тебе.
— Ну я-то справлюсь.
От оскорбления Декстр на мгновение даже задохнулся.
— Курсант Бродников, трое суток карцера! И неделя отработок в ремонтном дворе, уборщиком.
— Курсанта Бродникова у вас нет, генерал, — уточнил техносторонец. — Только Иван Чижик, приблуда случайный.
— Даже так, ар-Каллиман? — выбрал самую официальную форму обращения Декстр, что-то в словах Бродникова задело, укололо — и довольно сильно. — Позвольте спросить, почему?
— А зачем? Ордена давно стали, а может, и всегда были только театром, игрой, только вот кровь в нём льют не бутафорскую. — Бродников досадливо махнул рукой. — Вы таким никчёмьем заняты, и такую цену за него платите.
— Тогда зачем ты здесь? Почему остался?
— Ради лабиринта, — ответил Бродников.
— И всё?!
— А больше здесь ничего нет.
Декстр сел на бревно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143