Филиппа «болела» за лошадь, которую она выбрала просто из-за клички, поскольку заявила, что ничего не понимает ни в бегах, ни в лошадях. Когда эта лошадь выиграла, она подпрыгнула и импульсивно крепко обняла Рики. Объятия длились несколько дольше, чем было необходимо; в следующий момент они уже целовались. Никто из них не предполагал, что это случится, и оба чувствовали себя потом неловко. Но Рики больше всего удивило, что он занимался любовью с женщиной, которую знал очень мало, даже после девяти месяцев службы у нее. Он был также удивлен, когда несколько часов назад в доме появился детектив с новостями о сестре Филиппы. И еще больше удивился, узнав, что когда-то Филиппа звалась Кристиной. У его босса оказалось больше тайн, чем он предполагал. Лошадь, которая выиграла престижный кубок Мельбурна, например. Рики не мог найти ключ к загадке о значении ее клички. Почему Филиппа выбрала эту лошадь? Только ли потому, что она звалась Красавица Долли?
Сан-Франциско, Калифорния, 1950 год.
– Так-так, Долли! Ешь! Хорошая девочка! Двенадцатилетняя Кристина сидела за длинным обеденным столом красного дерева и с жадностью уплетала горячий жареный картофель с острой приправой, в то время как ее отец готовил на кухне и разговаривал с ней через открытую дверь. Она рассмеялась, когда взглянула на него: в брюках от смокинга, но без пиджака, с надетым поверх сорочки отделанным оборочками фартуком. В одной руке – сковородка, в другой – лопаточка, и он, пританцовывая, стряпает, то и дело выглядывая из кухни через открытую дверь, чтобы убедиться, что дочь довольна и весела.
– В самом деле, Джонни, – сказала молодая блондинка, сидя развалясь в кожаном кресле у камина и листая журнал «Лайф». – Ты перекармливаешь девочку. Она становится толстой.
– Чепуха! – ответил он, выходя из кузни с миской дымящегося картофеля. – Долли растет! Моя мать кормила меня так же, и это мне ничуть не повредило!
– Мужчина – другое дело, – сказала блондинка, разглядывая свои длинные, покрытые красным лаком ногти. Кристина не обращала внимания на последнюю подружку Джонни. Та вела себя совсем не как гостья, когда пришла: включила телевизор и смотрела Милтона Бёрла, в то время как Кристина пыталась читать, или ставила пластинки Кристины на фонограф без ее разрешения.
– Скажи мне, Долли, – сказал Джонни Синглтон, ставя картофель на стол и делая пируэт перед дочерью, – разве то, что я готовлю, портит мою фигуру?
Кристина засмеялась. Ее отец был такой стройный и живой. Он был на самом деле само совершенство. Она считала, что он выглядит совсем как актер Ричард Конт, если не считать роста. Джонни Синглтон был симпатичный, великодушный, привлекательный мужчина. Он носил сшитые на заказ костюмы-двойки и широкополую мягкую шляпу, такую, как у Честера Морриса в роли Блэки из Бостона. Она представляла своего папочку ухаживающим за Ланой Тернер или Лорен Бэкол, перебрасывающимся ушлыми фразами с Аланом Лэддом и Джорджем Рартом. Когда Джонни водил ее на фильм «Звонить Нортсайд 777», она думала, что люди в кинотеатре вполне могут попросить у него автограф, потому что по виду он был точь-в-точь Ричард Конт. И как настоящий киноактер, Джонни Синглтон всегда был окружен хорошенькими женщинами.
Это помогало ему забыть смерть мамы, говорила себе Кристина. – Что-нибудь не так, Долли? – вдруг спросил он.
Кристина посмотрела на свою тарелку и увидела, что на ней осталось еще несколько ломтиков картофеля. Заметив тревогу на лице отца, она подхватила кусочки прямо руками и с чавканьем съела. Лицо Джонни засияло.
– Вот, ничто, кроме папиных кушаний, не делает маленькую девочку такой счастливой, – сказал он.
Блондинка произнесла что-то вроде «хм…», но Джонни опять скрылся на кухне.
Конечно, Кристина знала, что ее отец – не кинозвезда. Он был бизнесменом, хотя каким именно бизнесом он занимался, она не знала. Когда бы она ни спрашивала его об этом, он только смеялся и просил ее не беспокоиться. Они были богаты, говорил он, а это самое главное. Но порой ей хотелось сказать ему, что лучше бы они не были богатыми, только бы он оставался дома, как отец Марты Кэмп, у которого был офис на Монтгомери-стрит. Бизнес Джонни гнал его из дому иногда на целые недели, и Кристина чувствовала себя ужасно одинокой.
Джонни высунул голову из кухни и спросил:
– Как тебе понравился картофель, Долли? Мой собственный рецепт. Придумал его прошлой ночью.
Она была сыта по горло. Но ей не хотелось разочаровывать его. Ради того, чтобы доставить ему удовольствие, она готова была есть через силу и положила на свою тарелку новую порцию.
Блондинка вздохнула и, выбравшись из кресла, направилась на кухню.
До Кристины доносились лишь обрывки фраз, «…слишком много» – «Она потеряла мать, ради Бога…» – «…позволяешь ей толстеть» – «Это детская полнота, Линда! Все пройдет, когда она вырастет» – «Может быть, ее мать была толстой. Ты ее когда-нибудь видел?» – «Замолчи!». И кухонная дверь с размаху захлопнулась.
Кристина попыталась осмотреть себя. Она не помнила, всегда ли была полной или, как некоторые с умилением говорят, пухленькой. Но в последнее время она явно толстеет – груди стали выпирать из-под блузки, бедра раздались. Кристина начала замечать такие же изменения и у других девочек ее возраста, только у них это выглядит красиво. А у нее – нет, полнота ей не идет.
То, что сейчас сказала блондинка, несколько озадачило Кристину, – ведь все знают, что мама ее была стройной. Вот ее фотография на каминной доске.
– Как тут моя куколка? – спросил Джонни, выходя из кухни. Он снял передник и надел смокинг. Глядя на него, Кристина думала, что он самый красивый мужчина на свете. Он опустился на одно колено рядом с ее стулом и посмотрел на нее. В темно-карих глазах светились нежность и обожание, и Кристина ответила ему таким же взглядом. Джонни взял со стола салфетку и вытер ей подбородок.
– Прости, Долли, но я опять собираюсь уйти сегодня вечером. Обед был хороший, не так ли?
– Да, папочка, – сказала она, почувствовав обиду на блондинку, которая в ожидании стояла у дверей.
– В духовке для тебя сюрприз. Творожный пудинг с карамелью из магазина кулинарии.
Кристина пыталась скрыть свою ненависть к десертам, она ненавидела все сладкое. Это было единственное, чего она не могла есть, даже ради того, чтобы доставить удовольствие отцу. Любые десерты, которые он готовил для нее, она оставляла на «потом» и вываливала в мусоропровод, стоило лишь ему выйти.
Это и еще то секретное, что она думает, когда его нет дома, были ее единственными хитростями.
– Куда ты собираешься сегодня идти, папа? – спросила она, вдыхая запах его одеколона. Большинство мужчин не пользуются одеколоном, это считается не мужским делом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
Сан-Франциско, Калифорния, 1950 год.
– Так-так, Долли! Ешь! Хорошая девочка! Двенадцатилетняя Кристина сидела за длинным обеденным столом красного дерева и с жадностью уплетала горячий жареный картофель с острой приправой, в то время как ее отец готовил на кухне и разговаривал с ней через открытую дверь. Она рассмеялась, когда взглянула на него: в брюках от смокинга, но без пиджака, с надетым поверх сорочки отделанным оборочками фартуком. В одной руке – сковородка, в другой – лопаточка, и он, пританцовывая, стряпает, то и дело выглядывая из кухни через открытую дверь, чтобы убедиться, что дочь довольна и весела.
– В самом деле, Джонни, – сказала молодая блондинка, сидя развалясь в кожаном кресле у камина и листая журнал «Лайф». – Ты перекармливаешь девочку. Она становится толстой.
– Чепуха! – ответил он, выходя из кузни с миской дымящегося картофеля. – Долли растет! Моя мать кормила меня так же, и это мне ничуть не повредило!
– Мужчина – другое дело, – сказала блондинка, разглядывая свои длинные, покрытые красным лаком ногти. Кристина не обращала внимания на последнюю подружку Джонни. Та вела себя совсем не как гостья, когда пришла: включила телевизор и смотрела Милтона Бёрла, в то время как Кристина пыталась читать, или ставила пластинки Кристины на фонограф без ее разрешения.
– Скажи мне, Долли, – сказал Джонни Синглтон, ставя картофель на стол и делая пируэт перед дочерью, – разве то, что я готовлю, портит мою фигуру?
Кристина засмеялась. Ее отец был такой стройный и живой. Он был на самом деле само совершенство. Она считала, что он выглядит совсем как актер Ричард Конт, если не считать роста. Джонни Синглтон был симпатичный, великодушный, привлекательный мужчина. Он носил сшитые на заказ костюмы-двойки и широкополую мягкую шляпу, такую, как у Честера Морриса в роли Блэки из Бостона. Она представляла своего папочку ухаживающим за Ланой Тернер или Лорен Бэкол, перебрасывающимся ушлыми фразами с Аланом Лэддом и Джорджем Рартом. Когда Джонни водил ее на фильм «Звонить Нортсайд 777», она думала, что люди в кинотеатре вполне могут попросить у него автограф, потому что по виду он был точь-в-точь Ричард Конт. И как настоящий киноактер, Джонни Синглтон всегда был окружен хорошенькими женщинами.
Это помогало ему забыть смерть мамы, говорила себе Кристина. – Что-нибудь не так, Долли? – вдруг спросил он.
Кристина посмотрела на свою тарелку и увидела, что на ней осталось еще несколько ломтиков картофеля. Заметив тревогу на лице отца, она подхватила кусочки прямо руками и с чавканьем съела. Лицо Джонни засияло.
– Вот, ничто, кроме папиных кушаний, не делает маленькую девочку такой счастливой, – сказал он.
Блондинка произнесла что-то вроде «хм…», но Джонни опять скрылся на кухне.
Конечно, Кристина знала, что ее отец – не кинозвезда. Он был бизнесменом, хотя каким именно бизнесом он занимался, она не знала. Когда бы она ни спрашивала его об этом, он только смеялся и просил ее не беспокоиться. Они были богаты, говорил он, а это самое главное. Но порой ей хотелось сказать ему, что лучше бы они не были богатыми, только бы он оставался дома, как отец Марты Кэмп, у которого был офис на Монтгомери-стрит. Бизнес Джонни гнал его из дому иногда на целые недели, и Кристина чувствовала себя ужасно одинокой.
Джонни высунул голову из кухни и спросил:
– Как тебе понравился картофель, Долли? Мой собственный рецепт. Придумал его прошлой ночью.
Она была сыта по горло. Но ей не хотелось разочаровывать его. Ради того, чтобы доставить ему удовольствие, она готова была есть через силу и положила на свою тарелку новую порцию.
Блондинка вздохнула и, выбравшись из кресла, направилась на кухню.
До Кристины доносились лишь обрывки фраз, «…слишком много» – «Она потеряла мать, ради Бога…» – «…позволяешь ей толстеть» – «Это детская полнота, Линда! Все пройдет, когда она вырастет» – «Может быть, ее мать была толстой. Ты ее когда-нибудь видел?» – «Замолчи!». И кухонная дверь с размаху захлопнулась.
Кристина попыталась осмотреть себя. Она не помнила, всегда ли была полной или, как некоторые с умилением говорят, пухленькой. Но в последнее время она явно толстеет – груди стали выпирать из-под блузки, бедра раздались. Кристина начала замечать такие же изменения и у других девочек ее возраста, только у них это выглядит красиво. А у нее – нет, полнота ей не идет.
То, что сейчас сказала блондинка, несколько озадачило Кристину, – ведь все знают, что мама ее была стройной. Вот ее фотография на каминной доске.
– Как тут моя куколка? – спросил Джонни, выходя из кухни. Он снял передник и надел смокинг. Глядя на него, Кристина думала, что он самый красивый мужчина на свете. Он опустился на одно колено рядом с ее стулом и посмотрел на нее. В темно-карих глазах светились нежность и обожание, и Кристина ответила ему таким же взглядом. Джонни взял со стола салфетку и вытер ей подбородок.
– Прости, Долли, но я опять собираюсь уйти сегодня вечером. Обед был хороший, не так ли?
– Да, папочка, – сказала она, почувствовав обиду на блондинку, которая в ожидании стояла у дверей.
– В духовке для тебя сюрприз. Творожный пудинг с карамелью из магазина кулинарии.
Кристина пыталась скрыть свою ненависть к десертам, она ненавидела все сладкое. Это было единственное, чего она не могла есть, даже ради того, чтобы доставить удовольствие отцу. Любые десерты, которые он готовил для нее, она оставляла на «потом» и вываливала в мусоропровод, стоило лишь ему выйти.
Это и еще то секретное, что она думает, когда его нет дома, были ее единственными хитростями.
– Куда ты собираешься сегодня идти, папа? – спросила она, вдыхая запах его одеколона. Большинство мужчин не пользуются одеколоном, это считается не мужским делом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161