А сама задумалась о жизни, которая так не похожа на то, что показывают по телевизору. Затем вернулась в гостиную, увидела, что солнце уже разбросало свои лучи по мебели, и впервые за долгие годы задумалась о том, как бы сложилась ее жизнь с мистером Чадвиком, если бы их ребенок не умер.
Когда на следующий день Филиппа открыла глаза, она первым делом спросила:
– Это был мальчик или девочка?
– Это невозможно определить, дитя мое, – ласково сказала миссис Чадвик, окуная кусочек поджаренного хлеба в яйцо и протягивая его Филиппе. Это был просто комочек. Его даже ребенком назвать нельзя.
– Миссис Чадвик, – сказала Филиппа, наконец-то впервые за долгие часы пришедшая в себя. – Я не смогла помочь Ризу. Он не воспринимал меня всерьез.
– Не разговаривай, милая, ешь. Филиппа отвела руку миссис Чадвик.
– Нет, я должна сказать вам. В школе, где я училась, была девочка – бедняжка Мышка, – она хотела изменить свою внешность и чуть из-за этого не ослепла. Потом еще была Фризз, которая ненавидела свою внешность, верила другим девочкам, что у нее безобразные волосы. Даже Эмбер, которая ненавидела себя до рвоты за то, что такая жестокая.
Миссис Чадвик кивнула, хотя и не совсем понимала, о чем толкует Филиппа.
– А теперь Риз, – продолжала Филиппа. – Он ненавидел себя тоже. Я пыталась заставить его посмотреть на мир по-другому, чтобы он оценил себя, принял себя таким, каков он есть, но он видел только смерть. Он был обречен. Я не могла пробиться к нему.
– Я уверена, что ты сделала все, что могла, милая.
– Помогите мне встать, пожалуйста, – попросила Филиппа.
Она подошла к окну. Ослепительно яркий утренний свет заливал Голливудские холмы. Филиппа подумала, что, наверное, родилась где-то поблизости: в ее школьном деле место рождения было указано «Голливуд». Может быть, ее настоящая мать все еще живет где-нибудь здесь, совсем недалеко, и сейчас тоже смотрит на залитый солнцем и умытый дождем город.
– Риз не воспринимал меня серьезно, частично из-за того, что я толстая, – сказала она. – Он называл меня пухлой куропаточкой, ребенком с молодой душой. Никто не воспринимает всерьез толстушек. – Она повернулось к миссис Чадвик. Но я собираюсь все изменить. Я думаю, мне придется это сделать, если я хочу влиять на людей и каким-нибудь образом помогать им. Таким, как Мышка, и Фризз, и… – Ее голос осекся. – И Риз, которых еще много в этом мире. Я собираюсь похудеть, чтобы люди меня слушали. Я должна стать кем-то значительным в этом мире. И я никогда больше не буду толстой.
18
– Уверяю тебя, Сильви, в жизни не получала от секса столько удовольствия.
Фрида Голдман резко открыла глаза. Она находилась в одном из массажных кабинетов салона «Старлайта» в центре здоровья «Стар», лежала на полотенце, стараясь расслабиться, пока Марсель, настоящий француз, втирал в ее упругое тело смесь из масла гвоздики, жасмина, лаванды и базилика. Марсель был из Франции, где серьезно занимаются лечением стресса и некоторых недомоганий с помощью ароматных веществ, прозванных «арома-терапевтом». Фрида решила воспользоваться этой услугой до своего свидания с Банни; она была так возбуждена, что не спала ночь накануне, и, хотя все утро провела на телефоне, решая всевозможные дела, договариваясь о контактах, работа не оказала на нее обычного терапевтического эффекта.
Позвонил Сид Стерн.
– Ты заставила ее подписать? – спросил он резко.
– Сегодня обязательно, – пообещала Фрида, чувствуя во рту медовый привкус таблеток Миланта.
Поскольку Фрида редко пила до наступления вечера и давным-давно бросила курить, она решила пойти в центр здоровья размять свои пятидесятитрехлетние косточки. Пока Марсель своими волшебными пальцами творил чудеса, втирая гвоздичное масло в шею, чтобы сделать мускулы более эластичными, а лавандовое – в виски, чтобы не было головных болей, ее покой был потревожен двумя подошедшими по коридору к ее кабинке дамами, болтающими о сексе.
Затем она услышала, как кто-то встал на весы, передвинул гирьку. Затем опять:
– Нет, серьезно, Сильви. В жизни не получала такого наслаждения.
Фрида попыталась мысленно отключиться от них; ей необходимо было кое-что обдумать, нервы ее были на пределе, она чувствовала себя, как ружье, которое вот-вот выстрелит.
– Ну как же ты можешь ложиться с совершенно не знакомым человеком? – спросила Сильви.
– Это, конечно, противно, но надо же кому-то это делать, – ответила другая. Они обе засмеялись.
– Но серьезно, как это делается? То есть ты как-нибудь платишь ему или что?
Опять кто-то взошел на весы, поехала гирька, затем что-то звякнуло, и кто-то промычал: «Ого!»
– Нет, все очень прилично. Никаких мерзостей. Ты просто даешь понять администрации, что ты здесь совершенно одна и не возражаешь против хорошей компании на вечер. Затем они звонят тебе и сообщают, что у тебя есть с кем поужинать. Я спускаюсь в ресторан, и меня там ждет великолепный мужик, лет около тридцати. И если я говорю великолепный, это действительно так – черные волосы, плечи – вот такие, обращается со мной, как с принцессой. Мы ужинаем, немного выпиваем, болтаем о всяких пустяках, затем я спрашиваю его, не хотел бы он зайти в мою комнату выпить перед сном.
– Ну а потом? Потом? – спрашивала Сильви.
– Ну, остальное ты можешь вообразить сама.
– Ну как же ты расплачиваешься за это?
– Они включают это в счет. После уборки номера.
– И ты знаешь, сколько это может стоить?
– Представления не имею. И вот что я тебе скажу, Сильви, – мне наплевать. За такое наслаждение – представляешь, всю ночь напролет – я могу заплатить все, что угодно.
Несколько секунд молчания.
– Но ты не чувствуешь себя виноватой? Я имею в виду по отношению к Гари?
– А что Гари? Он знает одно: каждый раз, когда я возвращаюсь отсюда после недельного пребывания, я жизнерадостна, у меня прекрасное настроение, со мной легко. Нет ничего лучше, чем вдохнуть жизнь в старые отношения!
Они опять засмеялись, затем ушли, а Фрида, лежа под ласкающими пальцами Марселя, думала о молодом человеке в смокинге, который так смотрел на нее накануне вечером и на которого она наткнулась сегодня утром в холле в «Замке». Он опять улыбнулся ей своей обворожительной улыбкой, и, к своему удивлению, она почувствовала какое-то томление в низу живота. Интересно, не он ли был с приятельницей Сильви за ужином?
Интересно, а каков он в постели? И всю ночь напролет…
Она даже представить себе этого не могла.
Секс, подумала Фрида и чуть не рассмеялась вслух. Когда же она занималась этим последний раз?
Затем они вернулись – Сильви и ее приятельница. Фрида слышала, как текла вода из крана, не заглушая разговор двух женщин.
– Между прочим, ты знаешь, что здесь Лэрри Вольф, сценарист?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
Когда на следующий день Филиппа открыла глаза, она первым делом спросила:
– Это был мальчик или девочка?
– Это невозможно определить, дитя мое, – ласково сказала миссис Чадвик, окуная кусочек поджаренного хлеба в яйцо и протягивая его Филиппе. Это был просто комочек. Его даже ребенком назвать нельзя.
– Миссис Чадвик, – сказала Филиппа, наконец-то впервые за долгие часы пришедшая в себя. – Я не смогла помочь Ризу. Он не воспринимал меня всерьез.
– Не разговаривай, милая, ешь. Филиппа отвела руку миссис Чадвик.
– Нет, я должна сказать вам. В школе, где я училась, была девочка – бедняжка Мышка, – она хотела изменить свою внешность и чуть из-за этого не ослепла. Потом еще была Фризз, которая ненавидела свою внешность, верила другим девочкам, что у нее безобразные волосы. Даже Эмбер, которая ненавидела себя до рвоты за то, что такая жестокая.
Миссис Чадвик кивнула, хотя и не совсем понимала, о чем толкует Филиппа.
– А теперь Риз, – продолжала Филиппа. – Он ненавидел себя тоже. Я пыталась заставить его посмотреть на мир по-другому, чтобы он оценил себя, принял себя таким, каков он есть, но он видел только смерть. Он был обречен. Я не могла пробиться к нему.
– Я уверена, что ты сделала все, что могла, милая.
– Помогите мне встать, пожалуйста, – попросила Филиппа.
Она подошла к окну. Ослепительно яркий утренний свет заливал Голливудские холмы. Филиппа подумала, что, наверное, родилась где-то поблизости: в ее школьном деле место рождения было указано «Голливуд». Может быть, ее настоящая мать все еще живет где-нибудь здесь, совсем недалеко, и сейчас тоже смотрит на залитый солнцем и умытый дождем город.
– Риз не воспринимал меня серьезно, частично из-за того, что я толстая, – сказала она. – Он называл меня пухлой куропаточкой, ребенком с молодой душой. Никто не воспринимает всерьез толстушек. – Она повернулось к миссис Чадвик. Но я собираюсь все изменить. Я думаю, мне придется это сделать, если я хочу влиять на людей и каким-нибудь образом помогать им. Таким, как Мышка, и Фризз, и… – Ее голос осекся. – И Риз, которых еще много в этом мире. Я собираюсь похудеть, чтобы люди меня слушали. Я должна стать кем-то значительным в этом мире. И я никогда больше не буду толстой.
18
– Уверяю тебя, Сильви, в жизни не получала от секса столько удовольствия.
Фрида Голдман резко открыла глаза. Она находилась в одном из массажных кабинетов салона «Старлайта» в центре здоровья «Стар», лежала на полотенце, стараясь расслабиться, пока Марсель, настоящий француз, втирал в ее упругое тело смесь из масла гвоздики, жасмина, лаванды и базилика. Марсель был из Франции, где серьезно занимаются лечением стресса и некоторых недомоганий с помощью ароматных веществ, прозванных «арома-терапевтом». Фрида решила воспользоваться этой услугой до своего свидания с Банни; она была так возбуждена, что не спала ночь накануне, и, хотя все утро провела на телефоне, решая всевозможные дела, договариваясь о контактах, работа не оказала на нее обычного терапевтического эффекта.
Позвонил Сид Стерн.
– Ты заставила ее подписать? – спросил он резко.
– Сегодня обязательно, – пообещала Фрида, чувствуя во рту медовый привкус таблеток Миланта.
Поскольку Фрида редко пила до наступления вечера и давным-давно бросила курить, она решила пойти в центр здоровья размять свои пятидесятитрехлетние косточки. Пока Марсель своими волшебными пальцами творил чудеса, втирая гвоздичное масло в шею, чтобы сделать мускулы более эластичными, а лавандовое – в виски, чтобы не было головных болей, ее покой был потревожен двумя подошедшими по коридору к ее кабинке дамами, болтающими о сексе.
Затем она услышала, как кто-то встал на весы, передвинул гирьку. Затем опять:
– Нет, серьезно, Сильви. В жизни не получала такого наслаждения.
Фрида попыталась мысленно отключиться от них; ей необходимо было кое-что обдумать, нервы ее были на пределе, она чувствовала себя, как ружье, которое вот-вот выстрелит.
– Ну как же ты можешь ложиться с совершенно не знакомым человеком? – спросила Сильви.
– Это, конечно, противно, но надо же кому-то это делать, – ответила другая. Они обе засмеялись.
– Но серьезно, как это делается? То есть ты как-нибудь платишь ему или что?
Опять кто-то взошел на весы, поехала гирька, затем что-то звякнуло, и кто-то промычал: «Ого!»
– Нет, все очень прилично. Никаких мерзостей. Ты просто даешь понять администрации, что ты здесь совершенно одна и не возражаешь против хорошей компании на вечер. Затем они звонят тебе и сообщают, что у тебя есть с кем поужинать. Я спускаюсь в ресторан, и меня там ждет великолепный мужик, лет около тридцати. И если я говорю великолепный, это действительно так – черные волосы, плечи – вот такие, обращается со мной, как с принцессой. Мы ужинаем, немного выпиваем, болтаем о всяких пустяках, затем я спрашиваю его, не хотел бы он зайти в мою комнату выпить перед сном.
– Ну а потом? Потом? – спрашивала Сильви.
– Ну, остальное ты можешь вообразить сама.
– Ну как же ты расплачиваешься за это?
– Они включают это в счет. После уборки номера.
– И ты знаешь, сколько это может стоить?
– Представления не имею. И вот что я тебе скажу, Сильви, – мне наплевать. За такое наслаждение – представляешь, всю ночь напролет – я могу заплатить все, что угодно.
Несколько секунд молчания.
– Но ты не чувствуешь себя виноватой? Я имею в виду по отношению к Гари?
– А что Гари? Он знает одно: каждый раз, когда я возвращаюсь отсюда после недельного пребывания, я жизнерадостна, у меня прекрасное настроение, со мной легко. Нет ничего лучше, чем вдохнуть жизнь в старые отношения!
Они опять засмеялись, затем ушли, а Фрида, лежа под ласкающими пальцами Марселя, думала о молодом человеке в смокинге, который так смотрел на нее накануне вечером и на которого она наткнулась сегодня утром в холле в «Замке». Он опять улыбнулся ей своей обворожительной улыбкой, и, к своему удивлению, она почувствовала какое-то томление в низу живота. Интересно, не он ли был с приятельницей Сильви за ужином?
Интересно, а каков он в постели? И всю ночь напролет…
Она даже представить себе этого не могла.
Секс, подумала Фрида и чуть не рассмеялась вслух. Когда же она занималась этим последний раз?
Затем они вернулись – Сильви и ее приятельница. Фрида слышала, как текла вода из крана, не заглушая разговор двух женщин.
– Между прочим, ты знаешь, что здесь Лэрри Вольф, сценарист?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161