Когда остальные служащие «Кат-Коста» смотрели на Филиппу или когда жильцы миссис Чадвик завязывали с ней беседу, они видели перед собой волевую молодую женщину, спокойную, замкнутую и очень много работающую. Иногда миссис Чадвик, сидя на крылечке своего калифорнийского бунгало, слышала, как Филиппа стучит на своей машинке, выполняя очередное домашнее задание, и недоумевала, что заставляет эту малышку так себя истязать…
К прилавку подошла женщина и заказала двойную порцию ванильного. Глядя на ее темно-рыжие волосы, Филиппа вспомнила Фризз. Интересно, как она там в Нью-Йорке? Сначала две подруги довольно часто переписывались, и было непривычно отправлять письма на адрес Кристины Синглтон и получать ответы как Филиппа Робертс. Фризз писала ей о своей жизни в Манхэттене, о том, что она вместе с двумя другими начинающими актрисами снимает квартиру, а для заработка работает в магазине деликатесов. Каждое ее письмо заканчивалось словами: «Чоппи, скучаю по тебе безумно. Так надеюсь, что когда-нибудь опять будем вместе». Но прошло какое-то время, и письма стали короче, да и приходить стали реже, и в конце концов, к Филиппиному огорчению, Фризз перестала писать совсем. Ее последнее письмо, полученное почти год тому назад, было чуть длиннее обычной записки. Фризз писала: «Не знаю, смогу ли пробиться. Наверное, мама была права». Филиппа написала ей, пригласив в Голливуд, но ответа так и не дождалась.
Ополаскивая черпачок, она обернулась и вздрогнула, увидев его рядом с собой – этого человека с тревожным взглядом; он читал список сортов мороженого, который висел за ее спиной, в его руках была записная книжка на пружинках. Сердце Филиппы громко стучало, она еще никогда не была так близко от него. Он был необыкновенно красив; такие смуглые лица с волевым подбородком всегда нравились Филиппе.
Она уже готова была спросить: «Могу ли помочь чем-нибудь?», когда двое мальчишек, склонявшихся у стойки с журналами, посмотрели на нее. Один из них сказал: «Посмотри-ка на жиртрест, которая мороженое продает», а его приятель добавил: «Это все равно что мышку заставить сторожить сыр!»
Их хохот был неожиданно прерван этим человеком, который, резко повернувшись к ним, рявкнул:
– А вы не считаете, что это хамство?
Подростки испуганно посмотрели на него и начали что-то бормотать, когда он перебил их:
– А ну, валите отсюда, и поживее!
Они выскочили, бормоча:
– А пошел ты…
Он опять повернулся к Филиппе и сказал:
– Дурачье.
Совсем близко она увидела очень темные глаза, устремленные прямо на нее и, как ей казалось, проникающие прямо в душу.
Она пыталась найти какие-нибудь слова благодарности, но он, слегка улыбнувшись, сказал:
– А, черт с ним, один шарик ванильного. Филиппа очень аккуратно положила ему порцию больше обычной, он взял рожок и бросил на прилавок монетку. Ей показалось, что в его глазах что-то блеснуло, когда он произнес:
– Продолжай в том же духе и разори компанию.
Она смотрела, как он уходит, сбитая с толки нахлынувшими на нее чувствами. Лишь через несколько минут она заметила, что он оставил на прилавке свою записную книжку на пружинках. Она выскочила на улицу, но его нигде не было видно. Она решила, что вернет ее в следующий раз.
На обложке было имя – Риз.
Филиппа рассматривала себя в зеркале в ванной комнате. «А вы не считаете, что это хамство?» Когда мальчишки оскорбили ее, он за нее заступился. И это не все. Его взгляд. Он смотрел не на нее, а внутрь ее.
Он был такой высокий, такой красивый, такой уверенный в себе с виду. Но все же, все же…
Что-то его тревожит.
Когда Филиппа вернулась в свою комнату и попыталась сесть за учебники – надо было подготовиться к занятиям по психологии, – она с трудом могла сосредоточиться. Он не выходил у нее из головы. Она взглянула на его записную книжку. Она не открывала ее до этих пор, однако сейчас, охваченная любопытством, сделала это и прочитала то, что было написано на первой странице. Это напоминало какие-то стихи.
Лавандовый гуталин.
Малютки на Луне.
Поющий горошек.
Закончи Воскресение, когда тебе это нужно.
Она перевернула страницу. «Существование предшествует сущности, – писал он. – Мы создаем себя после рождения. Бога придумали в оправдание, чтобы было на кого свалить вину. Не будь Бога, мы оказались бы за все в ответе. И мы придумали Бомбу».
Филиппе вдруг стало грустно. Она представила себе его красивое лицо с тенью печали, небрежную одежду, взъерошенные черные волосы, грустные черные глаза. Какую боль он носит в себе? Когда он потерял надежду?
Она подошла к окну и стала смотреть на огни Голливуда, мерцающие сквозь туман. Она слышала несмолкающий шум машин на бульваре Голливуд, по которому всю ночь напролет бродят страдающие бессонницей жители, искатели приключений, зеваки и туристы.
Филиппа не позволяла себе думать о парнях и мужчинах, которых она встречала за последние четыре года. Сейчас ей уже было двадцать. С той самой минуты, как она сбежала из школы святой Бригитты, путь был для нее ясен, цель определена и досягаема. Добиться успеха. Она еще не знала точно, чем будет заниматься и к какой конкретной цели ей надо стремиться, но была уверена, что «оно» само к ней придет и она сразу же поймет, что это для нее. А пока она будет готовиться. Она приняла решение работать много и самоотверженно; все ее дни были заняты работой или занятиями, свободного времени практически не было. Когда же все-таки выдавалась свободная минутка и она начинала мечтать о будущем, тут же призывала себя к порядку. В ее жизни не должно быть никаких любовных историй, никаких мужчин – от них одни неприятности.
Иногда, очень редко, она вспоминала Джонни. Хотя и знала, что наступит день, когда она перестанет сердиться на него, когда ощущение, что ее предали, исчезнет, но пока еще не могла простить его за измену и за то, что он бросил ее.
Когда до ее ушей донеслись из комнаты миссис Чадвик слабые звуки музыкальной темы «Час комедии Люси-Дизи», она поняла, что хозяйка закончила свои дела и уселась отдохнуть перед телевизором. Филиппа вернулась к письменному столу, где пыталась погрузиться в учебники. Она отодвинула книги и тетради в сторону и вытащила небольшую изящную книжку с цветами на обложке. Она купила ее в магазине Холлмарка на бульваре в комплекте с небольшой ручкой фальшивого золота. Первое, что она написала там: «Верь в себя и достигнешь всего».
Филиппа считала эту книжку своим духовным наставником, Библией, написанной ею самой. За многие месяцы она добавила к первой записи: «Отношение важнее фактов». «Считай себя побежденным, и ты проиграешь; считай себя победителем, и ты выиграешь». «Побеждают те, кто верит в себя».
Как же сильно, подумала она, отличаются ее записи от тех, что сделал Риз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
К прилавку подошла женщина и заказала двойную порцию ванильного. Глядя на ее темно-рыжие волосы, Филиппа вспомнила Фризз. Интересно, как она там в Нью-Йорке? Сначала две подруги довольно часто переписывались, и было непривычно отправлять письма на адрес Кристины Синглтон и получать ответы как Филиппа Робертс. Фризз писала ей о своей жизни в Манхэттене, о том, что она вместе с двумя другими начинающими актрисами снимает квартиру, а для заработка работает в магазине деликатесов. Каждое ее письмо заканчивалось словами: «Чоппи, скучаю по тебе безумно. Так надеюсь, что когда-нибудь опять будем вместе». Но прошло какое-то время, и письма стали короче, да и приходить стали реже, и в конце концов, к Филиппиному огорчению, Фризз перестала писать совсем. Ее последнее письмо, полученное почти год тому назад, было чуть длиннее обычной записки. Фризз писала: «Не знаю, смогу ли пробиться. Наверное, мама была права». Филиппа написала ей, пригласив в Голливуд, но ответа так и не дождалась.
Ополаскивая черпачок, она обернулась и вздрогнула, увидев его рядом с собой – этого человека с тревожным взглядом; он читал список сортов мороженого, который висел за ее спиной, в его руках была записная книжка на пружинках. Сердце Филиппы громко стучало, она еще никогда не была так близко от него. Он был необыкновенно красив; такие смуглые лица с волевым подбородком всегда нравились Филиппе.
Она уже готова была спросить: «Могу ли помочь чем-нибудь?», когда двое мальчишек, склонявшихся у стойки с журналами, посмотрели на нее. Один из них сказал: «Посмотри-ка на жиртрест, которая мороженое продает», а его приятель добавил: «Это все равно что мышку заставить сторожить сыр!»
Их хохот был неожиданно прерван этим человеком, который, резко повернувшись к ним, рявкнул:
– А вы не считаете, что это хамство?
Подростки испуганно посмотрели на него и начали что-то бормотать, когда он перебил их:
– А ну, валите отсюда, и поживее!
Они выскочили, бормоча:
– А пошел ты…
Он опять повернулся к Филиппе и сказал:
– Дурачье.
Совсем близко она увидела очень темные глаза, устремленные прямо на нее и, как ей казалось, проникающие прямо в душу.
Она пыталась найти какие-нибудь слова благодарности, но он, слегка улыбнувшись, сказал:
– А, черт с ним, один шарик ванильного. Филиппа очень аккуратно положила ему порцию больше обычной, он взял рожок и бросил на прилавок монетку. Ей показалось, что в его глазах что-то блеснуло, когда он произнес:
– Продолжай в том же духе и разори компанию.
Она смотрела, как он уходит, сбитая с толки нахлынувшими на нее чувствами. Лишь через несколько минут она заметила, что он оставил на прилавке свою записную книжку на пружинках. Она выскочила на улицу, но его нигде не было видно. Она решила, что вернет ее в следующий раз.
На обложке было имя – Риз.
Филиппа рассматривала себя в зеркале в ванной комнате. «А вы не считаете, что это хамство?» Когда мальчишки оскорбили ее, он за нее заступился. И это не все. Его взгляд. Он смотрел не на нее, а внутрь ее.
Он был такой высокий, такой красивый, такой уверенный в себе с виду. Но все же, все же…
Что-то его тревожит.
Когда Филиппа вернулась в свою комнату и попыталась сесть за учебники – надо было подготовиться к занятиям по психологии, – она с трудом могла сосредоточиться. Он не выходил у нее из головы. Она взглянула на его записную книжку. Она не открывала ее до этих пор, однако сейчас, охваченная любопытством, сделала это и прочитала то, что было написано на первой странице. Это напоминало какие-то стихи.
Лавандовый гуталин.
Малютки на Луне.
Поющий горошек.
Закончи Воскресение, когда тебе это нужно.
Она перевернула страницу. «Существование предшествует сущности, – писал он. – Мы создаем себя после рождения. Бога придумали в оправдание, чтобы было на кого свалить вину. Не будь Бога, мы оказались бы за все в ответе. И мы придумали Бомбу».
Филиппе вдруг стало грустно. Она представила себе его красивое лицо с тенью печали, небрежную одежду, взъерошенные черные волосы, грустные черные глаза. Какую боль он носит в себе? Когда он потерял надежду?
Она подошла к окну и стала смотреть на огни Голливуда, мерцающие сквозь туман. Она слышала несмолкающий шум машин на бульваре Голливуд, по которому всю ночь напролет бродят страдающие бессонницей жители, искатели приключений, зеваки и туристы.
Филиппа не позволяла себе думать о парнях и мужчинах, которых она встречала за последние четыре года. Сейчас ей уже было двадцать. С той самой минуты, как она сбежала из школы святой Бригитты, путь был для нее ясен, цель определена и досягаема. Добиться успеха. Она еще не знала точно, чем будет заниматься и к какой конкретной цели ей надо стремиться, но была уверена, что «оно» само к ней придет и она сразу же поймет, что это для нее. А пока она будет готовиться. Она приняла решение работать много и самоотверженно; все ее дни были заняты работой или занятиями, свободного времени практически не было. Когда же все-таки выдавалась свободная минутка и она начинала мечтать о будущем, тут же призывала себя к порядку. В ее жизни не должно быть никаких любовных историй, никаких мужчин – от них одни неприятности.
Иногда, очень редко, она вспоминала Джонни. Хотя и знала, что наступит день, когда она перестанет сердиться на него, когда ощущение, что ее предали, исчезнет, но пока еще не могла простить его за измену и за то, что он бросил ее.
Когда до ее ушей донеслись из комнаты миссис Чадвик слабые звуки музыкальной темы «Час комедии Люси-Дизи», она поняла, что хозяйка закончила свои дела и уселась отдохнуть перед телевизором. Филиппа вернулась к письменному столу, где пыталась погрузиться в учебники. Она отодвинула книги и тетради в сторону и вытащила небольшую изящную книжку с цветами на обложке. Она купила ее в магазине Холлмарка на бульваре в комплекте с небольшой ручкой фальшивого золота. Первое, что она написала там: «Верь в себя и достигнешь всего».
Филиппа считала эту книжку своим духовным наставником, Библией, написанной ею самой. За многие месяцы она добавила к первой записи: «Отношение важнее фактов». «Считай себя побежденным, и ты проиграешь; считай себя победителем, и ты выиграешь». «Побеждают те, кто верит в себя».
Как же сильно, подумала она, отличаются ее записи от тех, что сделал Риз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161