Большинство из них были фото ее детей в младенческом возрасте, в день первого посещения школы, одетых в маскарадные костюмы в День всех святых, после окончания школы и, наконец, колледж. Но там были и более старые фотографии – очень молодая Ханна застенчиво держит Алана за руку, любовь сияет в их глазах. На ее прикроватной тумбочке стоял портрет Алана, сделанный два года назад, с надписью «Ханна, моя любовь навсегда». И наконец, черно-белое фото трех молодых женщин, строивших рожицы в камеру, – Ханна, Чарми и Филиппа – им было по двадцать, они были нищи и готовы на все, вели упорную борьбу за выживание, но были полны надежд. Ханна всегда думала о Филиппе, как о связке, которая держала их всех вместе.
Продолжая слушать болтовню дочери, она оглядела фотографии и поняла, что должна будет бороться, чтобы все вернулось на круги своя. Она никогда не верила, что чего-то можно добиться, не прилагая усилий, эта вера и подружила их с самого начала – ее, Филиппу и Чарми. Они твердо решили преодолеть все трудности и свои недостатки и победить весь мир. Но предстоящая борьба будет вестись не только за сохранение ее дружбы с Филиппой и Чарми. Это будет борьба и за Алана, за ее детей, за то, чтобы они продолжали гордиться ею. Ханна однажды случайно слышала, как ее дочь говорила своим друзьям: «Моя мама – величайший модельер всех времен и народов. Она первая открыла крупным женщинам возможность носить ткани ярких красок и дерзких рисунков. Она освободила их от темного цвета и бесформенных хламид». Ханна не хотела разрушать свой имидж.
Она вздрогнула: ей показалось, что пока она смотрела на дорогие ее сердцу вещи в комнате, они начали одна за другой исчезать – фото с туалетного столика, письменный прибор со стола, нож для разрезания бумаг с ручкой, отделанной аметистами. Исчезают свидетельства ее жизни, вещи, которые сотворили Ханну Скейдудо. Она протерла глаза и огляделась: все, разумеется, стояло на месте, как и должно было быть, это только ее испуг, ее воображение, которое отправило эти бесценные воспоминания куда-то в пустоту, в вакуум. Ее жизнь медленно ускользала прочь, пока она сама тоже не исчезла, а мир продолжал жить, как будто она никогда не существовала в нем…
– Ну, мам, мне нужно бежать! – сказала Джекки, напомнив Ханне, что она продолжает стоять с телефонной трубкой, прижатой к уху. – У нас должен состояться колоссальный прием – барбекю на пляже. И полночный заплыв для самых храбрых. – Джекки специализировалась в биологии моря в Калифорнийском университете в Санта-Барбаре. – Пока! Увидимся через несколько дней.
Ханна положила трубку и попыталась прочувствовать новость: Джекки, последняя из ее детей, наконец собралась замуж. И конечно, у них состоится сама крупная и сенсационная брачная церемония, которую только видел мир, или хотя бы Бель Эйр. Для Джекки нельзя ничего жалеть! Ничего!
Услышав звук колокольчика внизу, сигнал, что автомобиль проследовал через главные ворота, Ханна поспешила к окну и раздвинула драпировки. Задержав дыхание, она смотрела на длинную подъездную аллею, которая опоясывала подъем, начиная с улицы. Спустя несколько секунд увидела свет передних фар, который пробился из-за деревьев, освещая красные плитки аллеи, затем сияющий бампер «мерседеса» Алана. Она подбежала к кровати и стала судорожно собирать сертификаты, роняя их. Ханна, спотыкаясь, старалась как можно быстрей собрать их и запихнуть в сейф, Алан не должен знать, он не должен знать. Она услышала, как хлопнула дверь внизу, заглушенные голоса. «Добрый вечер, Рита, миссис Скейдудо уже пришла?» И затем шаги по черно-белым плиткам внизу, в фойе.
Она запихнула в сейф последний сертификат и заторопилась втолкнуть туда все остальное. Вещи не входили. Она вытащила все и попробовала аккуратно вложить металлическую коробку, кожаный футляр, связанные лентой конверты. Ханна представила, как Алан прошел по холлу и приблизился к дверям их апартаментов. Она, нервничая и роняя вещи, оглянулась на дверь. Вот его рука протягивается к золотой дверной ручке… Наконец она захлопнула сейф и резко повернула картину, чтобы она закрыла сейф.
Дверь спальни отворилась.
– Ты здесь, дорогая? – сказал Алан, улыбаясь. Она резко обернулась.
– Алан!
– Прости, – улыбка на его лице медленно сменялась удивлением. – Я не хотел испугать тебя. Я решил, что ты слышала, как я подъезжал к дому.
– Я… я как раз собиралась принять ванну, – сказала Ханна, быстро отходя от стены.
Алан посмотрел на несколько покосившуюся картину. Затем на покрывало, которое также было в беспорядке.
– Ханна, все нормально? – спросил он, входя и закрывая дверь. – Ты что-то бледна.
– Все нормально, – ответила она, включая свет в ванной. – Просто так странно было увидеть Филиппу сегодня. Я не ожидала ее, а ты?
– Нет, я тоже ее не ждал. Но должна же она возвращаться домой иногда. Я знал, что она не сможет постоянно оставаться в Австралии. Милая, ты уверена, что с тобой все в порядке?
Она высунула голову через открытую дверь ванной и тепло улыбнулась.
– Конечно, со мной все в порядке. Но у нас мало времени. Мы должны довезти тебя до аэропорта. Мне бы не хотелось, чтобы ты летел в Южную Америку сегодня. Мы должны кое-что отпраздновать. Джекки сообщила прекрасные новости! – И она снова исчезла в ванной.
– Что там с Джекки? – спросил Алан, но она не услышала – его голос заглушал шум льющейся воды.
Он бросил газету и кейс на скомканное покрывало, подошел к картине, внимательно посмотрел на нее, затем поправил. Ханна внезапно подошла к нему сзади, обняла, положила голову на плечо и сказала:
– Я люблю тебя, Алан. Я очень люблю тебя.
– Эй, – проговорил он, тихо смеясь, поворачиваясь и обнимая ее. – В чем дело?
– Я просто очень счастлива с тобой, – прошептала Ханна, дыша ему в шею. – Нам так хорошо вместе. Я буду скучать по тебе, пока ты будешь в Рио. А ты?
– Ты же знаешь, что буду.
– Алан, ты любишь меня, правда?
– Конечно, я люблю тебя, милая.
Она тесно прижалась к нему, закрыла глаза и подумала: я не могу потерять любовь Алана, я не могу его потерять. Если это случится, мне незачем будет жить. Этого не может случиться после того, что мы вместе пережили, после всех этих лет.
20
Сан-Фернандо Вэлли, Калифорния, 1959 год.
Ханна Райян подумала, что брюки уж слишком плотно обтягивают ягодицы Алана Скейдудо, так что это становится просто неприлично.
Но ей это нравится.
Она только что пришла, вся промокшая, с нее так и лило. Она принесла заказанный ленч из кулинарии Баумгартнера. Идти было совсем недалеко – в солнечный день прогулка от «Хелливелл и Катц» до Баумгартнера на бульваре Вентура занимала три минуты. Но под одним из редких проливных дождей в Южной Калифорнии казалось, что она длится вечность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
Продолжая слушать болтовню дочери, она оглядела фотографии и поняла, что должна будет бороться, чтобы все вернулось на круги своя. Она никогда не верила, что чего-то можно добиться, не прилагая усилий, эта вера и подружила их с самого начала – ее, Филиппу и Чарми. Они твердо решили преодолеть все трудности и свои недостатки и победить весь мир. Но предстоящая борьба будет вестись не только за сохранение ее дружбы с Филиппой и Чарми. Это будет борьба и за Алана, за ее детей, за то, чтобы они продолжали гордиться ею. Ханна однажды случайно слышала, как ее дочь говорила своим друзьям: «Моя мама – величайший модельер всех времен и народов. Она первая открыла крупным женщинам возможность носить ткани ярких красок и дерзких рисунков. Она освободила их от темного цвета и бесформенных хламид». Ханна не хотела разрушать свой имидж.
Она вздрогнула: ей показалось, что пока она смотрела на дорогие ее сердцу вещи в комнате, они начали одна за другой исчезать – фото с туалетного столика, письменный прибор со стола, нож для разрезания бумаг с ручкой, отделанной аметистами. Исчезают свидетельства ее жизни, вещи, которые сотворили Ханну Скейдудо. Она протерла глаза и огляделась: все, разумеется, стояло на месте, как и должно было быть, это только ее испуг, ее воображение, которое отправило эти бесценные воспоминания куда-то в пустоту, в вакуум. Ее жизнь медленно ускользала прочь, пока она сама тоже не исчезла, а мир продолжал жить, как будто она никогда не существовала в нем…
– Ну, мам, мне нужно бежать! – сказала Джекки, напомнив Ханне, что она продолжает стоять с телефонной трубкой, прижатой к уху. – У нас должен состояться колоссальный прием – барбекю на пляже. И полночный заплыв для самых храбрых. – Джекки специализировалась в биологии моря в Калифорнийском университете в Санта-Барбаре. – Пока! Увидимся через несколько дней.
Ханна положила трубку и попыталась прочувствовать новость: Джекки, последняя из ее детей, наконец собралась замуж. И конечно, у них состоится сама крупная и сенсационная брачная церемония, которую только видел мир, или хотя бы Бель Эйр. Для Джекки нельзя ничего жалеть! Ничего!
Услышав звук колокольчика внизу, сигнал, что автомобиль проследовал через главные ворота, Ханна поспешила к окну и раздвинула драпировки. Задержав дыхание, она смотрела на длинную подъездную аллею, которая опоясывала подъем, начиная с улицы. Спустя несколько секунд увидела свет передних фар, который пробился из-за деревьев, освещая красные плитки аллеи, затем сияющий бампер «мерседеса» Алана. Она подбежала к кровати и стала судорожно собирать сертификаты, роняя их. Ханна, спотыкаясь, старалась как можно быстрей собрать их и запихнуть в сейф, Алан не должен знать, он не должен знать. Она услышала, как хлопнула дверь внизу, заглушенные голоса. «Добрый вечер, Рита, миссис Скейдудо уже пришла?» И затем шаги по черно-белым плиткам внизу, в фойе.
Она запихнула в сейф последний сертификат и заторопилась втолкнуть туда все остальное. Вещи не входили. Она вытащила все и попробовала аккуратно вложить металлическую коробку, кожаный футляр, связанные лентой конверты. Ханна представила, как Алан прошел по холлу и приблизился к дверям их апартаментов. Она, нервничая и роняя вещи, оглянулась на дверь. Вот его рука протягивается к золотой дверной ручке… Наконец она захлопнула сейф и резко повернула картину, чтобы она закрыла сейф.
Дверь спальни отворилась.
– Ты здесь, дорогая? – сказал Алан, улыбаясь. Она резко обернулась.
– Алан!
– Прости, – улыбка на его лице медленно сменялась удивлением. – Я не хотел испугать тебя. Я решил, что ты слышала, как я подъезжал к дому.
– Я… я как раз собиралась принять ванну, – сказала Ханна, быстро отходя от стены.
Алан посмотрел на несколько покосившуюся картину. Затем на покрывало, которое также было в беспорядке.
– Ханна, все нормально? – спросил он, входя и закрывая дверь. – Ты что-то бледна.
– Все нормально, – ответила она, включая свет в ванной. – Просто так странно было увидеть Филиппу сегодня. Я не ожидала ее, а ты?
– Нет, я тоже ее не ждал. Но должна же она возвращаться домой иногда. Я знал, что она не сможет постоянно оставаться в Австралии. Милая, ты уверена, что с тобой все в порядке?
Она высунула голову через открытую дверь ванной и тепло улыбнулась.
– Конечно, со мной все в порядке. Но у нас мало времени. Мы должны довезти тебя до аэропорта. Мне бы не хотелось, чтобы ты летел в Южную Америку сегодня. Мы должны кое-что отпраздновать. Джекки сообщила прекрасные новости! – И она снова исчезла в ванной.
– Что там с Джекки? – спросил Алан, но она не услышала – его голос заглушал шум льющейся воды.
Он бросил газету и кейс на скомканное покрывало, подошел к картине, внимательно посмотрел на нее, затем поправил. Ханна внезапно подошла к нему сзади, обняла, положила голову на плечо и сказала:
– Я люблю тебя, Алан. Я очень люблю тебя.
– Эй, – проговорил он, тихо смеясь, поворачиваясь и обнимая ее. – В чем дело?
– Я просто очень счастлива с тобой, – прошептала Ханна, дыша ему в шею. – Нам так хорошо вместе. Я буду скучать по тебе, пока ты будешь в Рио. А ты?
– Ты же знаешь, что буду.
– Алан, ты любишь меня, правда?
– Конечно, я люблю тебя, милая.
Она тесно прижалась к нему, закрыла глаза и подумала: я не могу потерять любовь Алана, я не могу его потерять. Если это случится, мне незачем будет жить. Этого не может случиться после того, что мы вместе пережили, после всех этих лет.
20
Сан-Фернандо Вэлли, Калифорния, 1959 год.
Ханна Райян подумала, что брюки уж слишком плотно обтягивают ягодицы Алана Скейдудо, так что это становится просто неприлично.
Но ей это нравится.
Она только что пришла, вся промокшая, с нее так и лило. Она принесла заказанный ленч из кулинарии Баумгартнера. Идти было совсем недалеко – в солнечный день прогулка от «Хелливелл и Катц» до Баумгартнера на бульваре Вентура занимала три минуты. Но под одним из редких проливных дождей в Южной Калифорнии казалось, что она длится вечность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161