Он завернул за угол дома и вышел на террасу. Солнце уже закатилось, и появились первые парочки, послышались первые голоса. Начиналось веселье. Раздавались ни с чем не сравнимые чистые и радостные возгласы тех, кто встретился вновь после разлуки. Такой долгой разлуки – многие из гостей не виделись целых двенадцать часов.
Пол вовремя остановился, ловко избегнув столкновения с высокой монументальной блондинкой в черном шелке и густом облаке ароматов.
– Бигги!
– Дорогой! – она говорила с сильным шведским акцентом, но это слово ей удалось произнести безукоризненно. «Дорогой, детка, сладость моя» – эти и еще две дюжины такого же рода слов она вызубрила.
– Где дядюшка Хеннеси?
Бигги положила ему руку на плечо и склонила голову, чтобы прижаться щекой к его щеке. Она была повыше Пола, и прильнуть к нему всем телом было чертовски трудно, но ей это удалось.
– Он пьян, – промурлыкала она, – он позволил мне развлекаться.
– А ты, дорогая, – понизил голос Пол, – не позволяй никому говорить, что ты некрасива.
Его рука заскользила по ее груди и ниже, по животу и по бедру, ощупывая тугую плоть под покрывалом шелка.
– Пошалуста, – надула она губки, отчего стала похожа на маленькую девочку, нежный и хрупкий цветок на вымахавшем вверх женском теле-стебле. – Мы с тобой не фиделись тва месяца. Я хочу тебя.
– Потом, дорогая, – остановил ее порыв Пол. – Обещаю тебе, ты все получишь сполна потом.
– Сейчас, – бормотала она. Губки ее все еще были надуты, в улыбке появилось что-то хищное.
– Не забывай, золотая моя, что мы здесь слуги.
– Слуки?
– Ну да. Нас наняли, чтобы мы улыбались гостям и развлекали. Мы должны будоражить чувства, не есть лук, чтобы от нас не воняло, не дрючить тех, кого хотят дрючить хозяева, смеяться над их пошлыми шуточками. Но потом, золотая моя, я сделаю с тобой то, чего мы оба так хотим… – Он жестом показал, что сделает с Бигги, и та расхохоталась.
Она взяла его под руку, и они направились на лужайку, которую в быстро густеющих сумерках освещали яркие оранжевые фонари. Воздух был пропитан запахом молодых и здоровых тел, которые уже занялись древней, как сам мир, игрой. Все они не были новичками в игре, поэтому никто из них не мог проиграть. Профессионалы, они охотно шли на временные уступки и даже поражения, но только на временные – их связывал молчаливый уговор: никто не проигрывает. Проигравших и вправду никогда не было.
Скрытый за жалюзи Ходдинг Ван ден Хорст наблюдал за Полом и испытывал чувство удовлетворения, смешанное с горьким привкусом боли. Источник удовольствия был очевиден. Ормонт был красивый, чувственный, желанный для женщин и вызывающий зависть у мужчин молодой человек. И Ходдинг помыкал им. Но не до конца, не до конца. Отсюда привкус горечи. Часть души и тела Ормонта принадлежала только ему самому и никому больше; Ходдинг был уверен – никому. И этого свободного Ормонта еще никому не удалось ни купить, ни соблазнить. Теперь надо было сокрушить эту твердыню во что бы то ни стало – либо деньгами, либо очарованием Сибил.
Ходдинг настоял, и она попыталась. И потерпела поражение. Да и согласилась она не без сопротивления.
– Зачем тебе? Какую гадость ты задумал? Ты подсовываешь меня к нему в постель, чтобы сделать его своим дружком?
– Вовсе он не мой дружок. Пока еще… – возразил Ходдинг. Сибил иногда бывала слишком резкой, прямолинейной. И ему нравилось отвечать ей на ее лад, в ее же манере.
– Этот парень просто работает на меня. И я должен быть уверен, что на него можно положиться. Будь ты на моем месте, ты бы знала, как трудно найти надежного человека.
– Ты и мне не доверяешь?
– Тебе тоже.
Но все это было позади. Пол прошел все его испытания. «Забудем об этом». Сибил отчиталась о проделанной работе, и Ходдинг нашел, что ее ярость действует на него бодряще. Когда ему удалось заставить ее говорить, она выложила ему все, что он хотел знать: «Во-первых, я не в его вкусе, во что я, впрочем, не верю, поскольку я во вкусе всех мужчин. Во-вторых, он не из тех, кто потерпит такого рода штучки, а поэтому я больше не собираюсь принимать участие в твоих дурацких затеях».
С того времени – Ходдинг улыбнулся при воспоминаниях – началась его дружба с Полом Ормонтом. Испытание было грубым, зато дало превосходные результаты.
Он улыбнулся шире, увидев приближающегося к нему Пола. И все-таки он был слегка раздражен отказом Пола сыграть с ним в биллиард. У него не было времени понять причину раздражения, но он чувствовал, что должен разобраться в этом.
– Спасибо за отказ. Боишься, что я тебя побью?
Полу понадобилось некоторое время для того, чтобы усесться на низкой каменной ограде, поэтому он не сразу ответил.
– Послушайте, вы обыграете меня, а расплачиваться с вами я буду вашими деньгами. Вас замучает совесть, а я буду чувствовать себя виноватым. Где ваша девочка?
– Сибил? – Ходдинг прекрасно понимал, что он имеет в виду именно Сибил.
Пол не обратил внимания на шпильку. Он пил.
– Ее не было весь день. Она либо дремала, либо примеряла шмотки, либо занималась еще какой-нибудь ерундой. Скоро появится, вероятно. – Ходдинг помолчал. – А если серьезно, что случилось? Она тебя огорчает? Ты был…
– Меня все огорчает, – сказал Пол и поставил пустой стакан на камни. – И все меня огорчают. Вы, Сибил, я сам себя огорчаю. – Он сделал широкий жест. – Все эти чертовы дела…
– Иисусе, нет никаких причин устраивать из-за этого трагедию.
В голосе Ходдинга слышалось неподдельное беспокойство. Пол посмотрел на небо и улыбнулся. Он действительно любил своего босса, своего друга… если и не друга, то приятеля. Он поймал себя на том, что с боссом начинал вести себя как настоящий англичанин. Это с его-то образованием, с его воспитанием!
– Прошу меня извинить. Вечеринка удалась. Все эти вечеринки прекрасны, они мне нравятся, и я не собираюсь портить вам настроение своим ворчанием. Но, черт возьми! Форнаро разработал для нас коробку передач, а теперь сидит там и ждет попусту.
– Ничего страшного. Мы здесь всего неделю. Завтра вернемся. А потом у нас в запасе еще три с половиной месяца.
– Конечно. – На противоположной стороне террасы на фоне зеленых зарослей вспыхнуло яркое пятно. Это вышла Сибил, и Пол кивком головы обратил на это внимание Ходдинга. – Конечно. У нас в запасе много времени. Что я говорю – это у меня много времени, не я правлю бал, а вы. Вы хотите жить?
Вопрос целил не в бровь, а в глаз. Ходдинг был уверен, что Пол заранее знал ответ. И доказательством тому была Сибил. Нельзя надеяться – нет, «надеяться» – не то слово – нельзя предлагать девушке руку, если не уверен совершенно в том, что хочешь выжить. Нет, нет и нет. Ходдинг успокаивал себя: «Забудем об этом». Все идет на лад, все идет как надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93