Пардо сердито взглянул на Анетту Фрай. Она опьянела, но была еще далека от бессознательного состояния, что доставило бы ему особое удовольствие, так как он имел сильную склонность к некрофилии, и именно по этой причине он всегда страстно мечтал о монашках – из-за их черных одежд, мертвенной бледности кожи и готовности к смерти.
Анетта Фрай не имела ничего общего с монашеством, за исключением тонзуры, выбритой в совсем не подобающем месте, где была нанесена татуировка в виде паука «черная вдова», угрожающе реального, размером с бычий глаз.
Безучастная и покорная, она лежала на постели Анджело и заливалась тихим смехом. Пардо ненавидел пауков, и силуэт паучихи, багрово мерцавший на коже, имел для него особое значение. И в современном костюме он оставался истинным знатоком древних учений и древних символов. Конечно, в данный момент он был без костюма, но отвращение на его лице, уступающее место досаде, было таким же материальным, как и расшитые монограммой батистовые трусы. Смех Анетты приводил его в полное замешательство. Прошел час, и все впустую, и он мрачно начал думать о своем возрасте.
– Ты похож на черепашку, – сказала, сонно улыбаясь, Анетта, и это взбесило Анджело до такой степени, что вся ее сонливость тут же пропала.
– Я никогда раньше не видела черепашек с монограммой, – продолжила Анетта. – Бедная, бедная черепашка, которая никак не может покинуть свой панцирь.
Пардо пришел в ярость. Сдерживая себя, – больше всего он гордился умением владеть собой, хотя в тот момент это не очень хорошо у него получалось, – он произнес:
– Почему ты больше не пьешь шампанское? По пятнадцать долларов за бутылку – самое лучшее, какое можно достать.
– Я выпила достаточно, – ответила Анетта. – Это тебе нужно больше шампанского. Ты обманул мои надежды, черепашка. Ты принес мне еще одно сильное разочарование.
– Почему такая прелестная девушка разговаривает со мной таким тоном? – спросил Анджело. Он не ожидал услышать что-либо подобное из уст монашки.
Вместо ответа Анетта лениво бросила свой бокал в дальнюю стену. Не долетев, он задел абажур и, не разбившись, с мягким стуком упал на покрытый ковром пол.
– Это, – продолжила Анетта, – история моей жизни. – Она помолчала и, прищурив глаза, казалось, на мгновение задумалась. – Не будешь ли ты добр, – попросила она Анджело, – принести мне стакан воды. Очень горячей. Воду спусти перед этим.
– Для чего тебе горячая вода? – спросил тот. – Ты хочешь выпить лекарство? – Он не любил смотреть на людей, принимающих наркотики, хотя понимал, что такие должны быть, поскольку именно благодаря им, он так разбогател. Тем не менее, он предпочитал не быть свидетелем этой «слабости», а иметь к ней лишь косвенное отношение. – Почему бы тебе не пойти в ванную и не принять лекарство там?
– Лекарство! – Анетта издала мягкий смешок. – Лекарство! Ты – моя милая черепашка, даже если тебе триста лет. Я не собираюсь его принимать. С меня достаточно, я просто хочу, чтобы черепашка сползала за горячей водой и принесла мне стакан. Ну, очень прошу тебя.
Анджело вздохнул. Все-таки это было получше. Намного приятнее, когда тебя упрашивают, а не смеются над тобой. Он встал с постели и направился в ванную, словно танк с подбитой гусеницей. Он дал стечь воде до тех пор, пока стакан не обжег ему пальцы. Осторожно обернув его полотенцем, Анджело вернулся к Анетте, по-прежнему лежавшей, прищурив глаза и уставившись в потолок. Она протянула руку, чтобы взять стакан и, обнаружив, что он завернут в полотенце, улыбнулась.
– То, что нужно! Такая умная черепашка! Ты знал это с самого начала.
Она положила полотенце на свою татуировку и опрокинула на него окутанный паром стакан. Анджело вздрогнул и выругался. Она убьет себя, эта сумасшедшая немонашка, или, что еще хуже, подаст на него в суд.
Он отпрянул в ужасе, пытаясь сообразить, стоит ли звонить своему адвокату. Охваченный тревогой, он не мог отвести взгляд от пузырьков, лопающихся на влажной горячей коже Анетты, которая неподвижно лежала, закрыв глаза и улыбаясь.
Наконец Анджело заговорил, и его тон был на редкость робким для такого обычно безжалостного человека.
– Эй, детка, – сказал он, – зачем ты это делаешь? Ты поранишь себя. Ты сожжешь себе кожу. Вода ужасно горячая.
– Тс-с, – прервала его Анетта, улыбаясь шире, но не открывая глаз. – Еще немножко терпения, – прошептала она. – Подожди. Я считаю до ста. Подойди поближе.
Она подалась к нему, и у Анджело, который уже забыл, что на него могут подать в суд, осталось лишь тревожное предчувствие. Он приблизился.
– Восемьдесят два, восемьдесят три, – медленно считала Анетта, открыв глаза при его приближении и насмешливо улыбаясь. – Девяносто один…
Анджело вдруг понял, что считает вместе с ней, и в каком-то оцепенении уселся на кровать.
– Сто, – закончила Анетта в присущей ей мягкой, сонной манере. Она убрала полотенце, лениво бросив его на пол. – Смотри.
Анджело взглянул и почувствовал тошноту. Жар от полотенца не только усилил краски паука – красный силуэт буквально засветился зловещим малиновым цветом, но и оказалось, что по всей нижней части ее живота и верхней части бедер появилось множество вытатуированных маленьких паучков, до этого невидимых под кожей.
– Разве это не очаровательно? – смеясь, мягко воскликнула Анетта.
– Черт возьми, сука и сукина дочь! – выругался Анджело, отпрянув. Он встал с постели, решительно направился к входной двери и взялся за ручку. Его смуглое лицо побелело, а на груди, под густыми седыми волосами, проступили белые и красные пятна.
– Катись отсюда ко всем чертям, – сказал он и более сдержанно добавил: – Ты вконец испорченный ребенок. Ты все время дурачила меня.
Анетта продолжала смеяться.
– Бедная черепашка, бедная, бедная черепашка.
– Тебе не нужны ни духи, – набросился на нее Анджело, доводя себя до ярости, по мере того как страх и отвращение исчезли, оставив отпечатки злости в его мозгу, – ты не хочешь ни денег, ни норковой шубы. Я не знаю, черт возьми, чего ты хочешь. Ты ненормальная, испорченная девчонка.
Анетта вновь засмеялась и медленно поднялась с кровати. Одним пальцем подцепив свое платье со стула, перекинула его через плечо. Потом нагнулась за чулками, повесила их себе на шею сунула ноги в туфли. Анджело отступил в сторону, пропуская ее к двери. Анетта сделала движение, как будто хотела укусить его за горло, но он увернулся. Она снова рассмеялась и в одних туфлях покинула комнату, задумчиво направляясь в холл.
Уже рассветало, когда джип наконец прекратил подпрыгивать и раскачиваться. Сибил знала, что светает, поскольку сейчас впервые за весь путь она открыла глаза. Джипом управлял молодой улыбающийся идиот, одетый в то, что, по представлениям Сибил, и было «солдатской формой».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93