Хихикающая ежесекундно вышивальщица и спокойно-отрешенный Джерард словно возникли за кулисами из ниоткуда.
– Мистресса, – полупоклонился он, – поскольку я уже здесь, можно начинать представление!
Хедер на глазах у всех отвесила ему подзатыльник, и это – о чудо! – принесло несказанное облегчение.
Когда Мариско запела, в зале все еще продолжался некоторый гул. Невоспитанная столичная публика. Ехидно усмехнувшись, Хедер посчитала до пяти и удовлетворенно констатировала ошеломленную тишину. А то!
На первом дуэте голос певицы взлетел на недосягаемую высоту так, что время, казалось бы, остановилось.
Хедер стояла за кулисами и иногда посматривала вокруг – вот те пчелки, что пока не танцуют, с отпавшими челюстями и благоговением в глазах. Вот нервничающий тенор, чего он тут прыгает, пусть распевается. Но нет, голос дивы подобен магниту и, не дослушав, уйти невозможно.
Джерард. Что-то в его лице задержало Хедер. Восхищен – да. Удивлен – да. Но как-то странно удивлен.
– Не может быть, не может быть, – говорил он, покачивая головой. – Нет, ну надо же… не может быть!
Тонкая, знакомая улыбка тронула его губы. А через минуту, стоило Хедер отвернуться, он уже нырнул в декорации, и только его видели. Больше ни один человек за кулисами не пошевелился! Что он задумал? По спине Хедер пробежал холодок. Пусть только попробует выкинуть какую-нибудь штуку.
Приближалось время третьего дуэта, и это волнение так захватило мистрессу, что она даже забыла о Джерарде. Тенор нервничал очень сильно и Хедер испугалась, как бы не пропал голос у певца. Но все оказалось еще хуже! За пять минут до выхода этот господин куда-то убежал, а посланная на поиски Фиалка пришла, не зная, плакать или смеяться, и сказала, что тенор сидит в уборной и явно оттуда не выйдет в эти пять минут.
Хедер поглядела на часы и сочла уместным объявить антракт. Пусть люди погуляют, подышат, поделятся впечатлениями. Дива Мариско жеманно улыбнулась, отправляясь в гримерку, прощебетала, что все очень прилично, что театр «маленький, но милый, душа моя, очень милый», и что она надеется исполнить третий дуэт «с кем-нибудь весьма симпатичным, вы же подобрали, верно?» Хедер возблагодарила в душе снобистскую привычку известных певцов репетировать партии по отдельности и приходить только на представление. Может, еще удастся заменить тенора? Но кем??? Мальчики, бегающие при театре, все одно не потянут…
Маранжьез сообщила, что певец вроде как оклемался за антракт и даже возможно будет здесь!
Занавес пополз вверх. Первые завораживающие ноты. Музыка Дорра всегда находилась на грани приличия – дерзкая, напряженная, нереально чувственная. Мариско играючи продемонстрировала парочку переливов нижнего регистра – этакое любовное мурлыкание львицы. Под мужчинами в зале явно вспотели даже сиденья. Хедер всерьез забеспокоилась, не выпустят ли рабочие сцены из рук канаты. Этим деревенским битюгам в принципе было наплевать на высокое искусство, но тут шел однозначный призыв не к сердцу и разуму, а к плоти человеческой, которая, как известно, слаба. Маранжьез со свистом втянула воздух и, глянув на мистрессу, развела руками – мол, запредельно. Нам до этого далеко. Где-то в глубине, покусай его псы, замаячил застегивающий штаны тенор. Выражение его лица было кислым и задумчивым – а не вернуться ли обратно в уборную. Хедер энергичными и не очень приличными жестами пыталась показать ему, что уже пора.
Но незадачливый певец еще и не дополз до своего края сцены, а уже опоздал.
Кто-то очень удивленно выматерился. Кажется, это была Джорданна.
– Мадам Хедер, – зашептала подбежавшая Рэми. – Боже мой, мадам Хедер…
– Это не боже, Рэми, – спокойным голосом смертницы отозвалась мистресса. – Это – идиот.
Мариско была единственной ничего не подозревающей особой, и потому сохраняла на лице призывную безмятежность.
– Воды, – прошептала Хедер. – Нет, лучше – водки.
Глянув на сцену, тенор застонал фальцетом и умчался обратно на исходную точку.
– Обалдеть, – констатировала Маранжьез, хлопнув себя по бедру.
– Катастрофа, – в один голос воскликнули Моран и Гейл.
Перед всем залом стоял Джерард, и он вышел туда явно не плясать вприсядку.
Хедер судорожно пыталась вспомнить, слышала ли она хоть раз, как он поет. Поет ли он вообще?! Ни у Эрфана, ни здесь – ни одной ноты. Какие же цели преследует, появившись на сцене не когда-нибудь и не где-нибудь, а в дуэте с самой Мариско? Вроде бы мстить ей, Хедер, не за что. Для шутки слишком опасно. Впрочем, кто их знает, Иноходцев. Ничто не покажется слишком странным для человека, умеющего вынимать из груди сердце и в то же время неспособного снять с себя маску.
– По крайней мере, смотрится неплохо, – попыталась подбодрить хозяйку Маранжьез; – И держится так… э-э… Уверенно держится.
Слабое утешение.
Вступление его партии. Хедер зажмурилась. Лучше бы театр рухнул прямо сейчас, и спас ее от позора.
Пять минут спустя она открыла глаза, перевела дыхание и, уцепившись за перекладину конструкции, стала судорожно анализировать происходящее, стараясь не паниковать.
Итак, все не слишком ужасно. Голос у него есть. Не тот голос, от которого рушатся колонны, но слушать можно. Дыхание, разумеется, невпопад. Лишь бы не мимо нот. Что ты там вообще делаешь, хотела бы я знать? И тут же мысленно споткнулась – вот на такое был способен только Джерри. Никакому Иноходцу Джерарду эти штуки даже не снились.
После первых фраз голос его окреп, и интонация стала варьироваться.
– Ему высоко! – сказала Джорданна. – Ему же высоко! Эй, помашите дирижеру.
Но свой оркестр «Дикий мед» не на помойке набирал – корректная виолончель быстренько повела основную мелодию, давая певцу возможность, так сказать, опереться на что-либо, и в то же время не дергать основной состав.
Куплет прошел достойно. Хедер три раза глубоко вздохнула и сказала себе, что если бы дива Мариско хоть на секунду заподозрила «внеплановость» своего партнера, то «Дикий мед» уже был бы разобран по камню.
Неожиданно Хедер поймала его взгляд, и Джерард подмигнул ей. Ах ты, скотина такая…
– Это не тот танец, – убитым голосом заметила Маранжьез. – Мадам, девчонки выпадают из смысла.
– Уберите всех со сцены, немедленно, – указала Хедер.
– Некрасиво получится.
Джорданна не нашла ничего лучше, как резко отмотать веревку – и задний занавес в одно мгновение закрыл весь танцсостав. Даже удачно, даже в такт. Брюнетка улыбнулась мистрессе и пошла успокаивать возмущенных и разозленных пчелок, так резко лишенных сцены.
Джерард и Мариско остались одни, если не считать пары сотен зрителей.
Хедер пришлось признать, что именно это гениальный разбойник Дорр и хотел сказать: обнажите оружие, к барьеру, и пусть победит сильнейший.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Мистресса, – полупоклонился он, – поскольку я уже здесь, можно начинать представление!
Хедер на глазах у всех отвесила ему подзатыльник, и это – о чудо! – принесло несказанное облегчение.
Когда Мариско запела, в зале все еще продолжался некоторый гул. Невоспитанная столичная публика. Ехидно усмехнувшись, Хедер посчитала до пяти и удовлетворенно констатировала ошеломленную тишину. А то!
На первом дуэте голос певицы взлетел на недосягаемую высоту так, что время, казалось бы, остановилось.
Хедер стояла за кулисами и иногда посматривала вокруг – вот те пчелки, что пока не танцуют, с отпавшими челюстями и благоговением в глазах. Вот нервничающий тенор, чего он тут прыгает, пусть распевается. Но нет, голос дивы подобен магниту и, не дослушав, уйти невозможно.
Джерард. Что-то в его лице задержало Хедер. Восхищен – да. Удивлен – да. Но как-то странно удивлен.
– Не может быть, не может быть, – говорил он, покачивая головой. – Нет, ну надо же… не может быть!
Тонкая, знакомая улыбка тронула его губы. А через минуту, стоило Хедер отвернуться, он уже нырнул в декорации, и только его видели. Больше ни один человек за кулисами не пошевелился! Что он задумал? По спине Хедер пробежал холодок. Пусть только попробует выкинуть какую-нибудь штуку.
Приближалось время третьего дуэта, и это волнение так захватило мистрессу, что она даже забыла о Джерарде. Тенор нервничал очень сильно и Хедер испугалась, как бы не пропал голос у певца. Но все оказалось еще хуже! За пять минут до выхода этот господин куда-то убежал, а посланная на поиски Фиалка пришла, не зная, плакать или смеяться, и сказала, что тенор сидит в уборной и явно оттуда не выйдет в эти пять минут.
Хедер поглядела на часы и сочла уместным объявить антракт. Пусть люди погуляют, подышат, поделятся впечатлениями. Дива Мариско жеманно улыбнулась, отправляясь в гримерку, прощебетала, что все очень прилично, что театр «маленький, но милый, душа моя, очень милый», и что она надеется исполнить третий дуэт «с кем-нибудь весьма симпатичным, вы же подобрали, верно?» Хедер возблагодарила в душе снобистскую привычку известных певцов репетировать партии по отдельности и приходить только на представление. Может, еще удастся заменить тенора? Но кем??? Мальчики, бегающие при театре, все одно не потянут…
Маранжьез сообщила, что певец вроде как оклемался за антракт и даже возможно будет здесь!
Занавес пополз вверх. Первые завораживающие ноты. Музыка Дорра всегда находилась на грани приличия – дерзкая, напряженная, нереально чувственная. Мариско играючи продемонстрировала парочку переливов нижнего регистра – этакое любовное мурлыкание львицы. Под мужчинами в зале явно вспотели даже сиденья. Хедер всерьез забеспокоилась, не выпустят ли рабочие сцены из рук канаты. Этим деревенским битюгам в принципе было наплевать на высокое искусство, но тут шел однозначный призыв не к сердцу и разуму, а к плоти человеческой, которая, как известно, слаба. Маранжьез со свистом втянула воздух и, глянув на мистрессу, развела руками – мол, запредельно. Нам до этого далеко. Где-то в глубине, покусай его псы, замаячил застегивающий штаны тенор. Выражение его лица было кислым и задумчивым – а не вернуться ли обратно в уборную. Хедер энергичными и не очень приличными жестами пыталась показать ему, что уже пора.
Но незадачливый певец еще и не дополз до своего края сцены, а уже опоздал.
Кто-то очень удивленно выматерился. Кажется, это была Джорданна.
– Мадам Хедер, – зашептала подбежавшая Рэми. – Боже мой, мадам Хедер…
– Это не боже, Рэми, – спокойным голосом смертницы отозвалась мистресса. – Это – идиот.
Мариско была единственной ничего не подозревающей особой, и потому сохраняла на лице призывную безмятежность.
– Воды, – прошептала Хедер. – Нет, лучше – водки.
Глянув на сцену, тенор застонал фальцетом и умчался обратно на исходную точку.
– Обалдеть, – констатировала Маранжьез, хлопнув себя по бедру.
– Катастрофа, – в один голос воскликнули Моран и Гейл.
Перед всем залом стоял Джерард, и он вышел туда явно не плясать вприсядку.
Хедер судорожно пыталась вспомнить, слышала ли она хоть раз, как он поет. Поет ли он вообще?! Ни у Эрфана, ни здесь – ни одной ноты. Какие же цели преследует, появившись на сцене не когда-нибудь и не где-нибудь, а в дуэте с самой Мариско? Вроде бы мстить ей, Хедер, не за что. Для шутки слишком опасно. Впрочем, кто их знает, Иноходцев. Ничто не покажется слишком странным для человека, умеющего вынимать из груди сердце и в то же время неспособного снять с себя маску.
– По крайней мере, смотрится неплохо, – попыталась подбодрить хозяйку Маранжьез; – И держится так… э-э… Уверенно держится.
Слабое утешение.
Вступление его партии. Хедер зажмурилась. Лучше бы театр рухнул прямо сейчас, и спас ее от позора.
Пять минут спустя она открыла глаза, перевела дыхание и, уцепившись за перекладину конструкции, стала судорожно анализировать происходящее, стараясь не паниковать.
Итак, все не слишком ужасно. Голос у него есть. Не тот голос, от которого рушатся колонны, но слушать можно. Дыхание, разумеется, невпопад. Лишь бы не мимо нот. Что ты там вообще делаешь, хотела бы я знать? И тут же мысленно споткнулась – вот на такое был способен только Джерри. Никакому Иноходцу Джерарду эти штуки даже не снились.
После первых фраз голос его окреп, и интонация стала варьироваться.
– Ему высоко! – сказала Джорданна. – Ему же высоко! Эй, помашите дирижеру.
Но свой оркестр «Дикий мед» не на помойке набирал – корректная виолончель быстренько повела основную мелодию, давая певцу возможность, так сказать, опереться на что-либо, и в то же время не дергать основной состав.
Куплет прошел достойно. Хедер три раза глубоко вздохнула и сказала себе, что если бы дива Мариско хоть на секунду заподозрила «внеплановость» своего партнера, то «Дикий мед» уже был бы разобран по камню.
Неожиданно Хедер поймала его взгляд, и Джерард подмигнул ей. Ах ты, скотина такая…
– Это не тот танец, – убитым голосом заметила Маранжьез. – Мадам, девчонки выпадают из смысла.
– Уберите всех со сцены, немедленно, – указала Хедер.
– Некрасиво получится.
Джорданна не нашла ничего лучше, как резко отмотать веревку – и задний занавес в одно мгновение закрыл весь танцсостав. Даже удачно, даже в такт. Брюнетка улыбнулась мистрессе и пошла успокаивать возмущенных и разозленных пчелок, так резко лишенных сцены.
Джерард и Мариско остались одни, если не считать пары сотен зрителей.
Хедер пришлось признать, что именно это гениальный разбойник Дорр и хотел сказать: обнажите оружие, к барьеру, и пусть победит сильнейший.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63