крыша опущена, из радио летел дребезжащий голос Рэнди Ньюмена, воздух уже раскалился, как в топке. До дома Контрелла я добрался в начале восьмого.
Учитывая время, я рассудил, что они или еще спят, или еще не ложились. Не желая беспокоить их ни в том, ни в другом случае, или рисковать еще одной встречей с их любимцами, я остановился у почтового ящика на воротах и приоткрыл его крышку. Я собирался бросить внутрь кассету, но тут из интеркома сквозь помехи раздался женский голос:
– Да, что вы хотите?
Это была миссис Контрелл. Я поглядел на дом и различил ее силуэт в забранном решеткой окне на верхнем этаже.
– Доставка, мэм. У меня тут коробочка «Коппертон» для Гиджет.
– Вы ошиблись адресом, – у нее оказался стервозный голос байкерской «мамочки». Я представил себе ее телеса и вздохнул.
– Шутка, миссис Контрелл. Это Скотт Кокрэн. Я привез вашему мужу пленку. Он собирался прислать кого-нибудь за ней, но…
– Пленку? Какую еще пленку? – в голосе зазвучали параноидные нотки. Может, она от прелюдинастала вопящим призраком, сиреной, с мозгами, мертвыми, как обломок коралла?
– Кассету. Ваш муж дал мне ее по ошибке.
– Ну… да… но его сейчас нет.
– Ничего страшного. Я опущу ее в почтовый ящик.
– Нет, этого делать не надо, – ворота начали открываться. – Он считает, что из нашего почтового ящика воруют. Лучше занесите ее в дом.
Я затушил окурок и подъехал к дому, где одна из луксорских дверей была открыта.
– Заходите, – позвала она тем же мерзким тоном.
Я быстренько перескочил из машины в дом (собак по-прежнему не было видно). В конце пустого холла я увидел идущий из кухни свет и учуял запах кофе.
– Я положу кассету здесь, на стол, – крикнул я, и тут она вышла из двери позади меня.
– Я заберу ее.
Я обернулся к ней, и мозги вырубило напрочь. Я расплылся в такой улыбке, что зубы засверкали как хромированные, глаза превратились в фары дальнего света, которые тут же взорвались. Моя голова пролетела сквозь ветровое стекло, колесо сокрушило ребра. Какое-то время, показавшееся мне несколькими минутами, я был абсолютно уверен, что вижу перед собой привидение.
Мое впечатление о ней, основанное на ее голосе, когда она пела, было безумным – но оказалось верным: она почти не изменилась. Деннис мумифицировался, да, а Шарлен осталась свежей, будто в шестьдесят седьмом ее заморозили и лишь сегодня утром вернули к жизни. Она словно шагнула с обложки первого альбома «Stingrays»: волосы торчали вульгарными каштановыми патлами, вишнево-красные губы, бледная кожа, такая же, как у Черил, светящаяся юным румянцем даже в жестком утреннем свете. Ее глаза – я никогда этого не замечал, ни одна фотография не передавала этого – были совершенно того же оттенка, что у Черил – такое же бледно-голубое сияние.
Она разбила мне сердце; ее нежные губы изогнулись в легкой саркастической усмешке, так похожей на улыбку Черил. Просвечивающее красно-синее шелковое японское кимоно едва прикрывало бедра, из него выпирали роскошные буфера «кадиллака» пятьдесят восьмого года; торчали упругие соски, показывая готовность к любым коллизиям – и из-за них мне захотелось запрыгнуть за ее руль, подобно Хаду, и гонять, гонять по всему побережью под запах паленой резины, пока у меня не пропадет стояк, и я не выведу из строя ее мотор.
– Так ты, значит, ди-джей, – ангельски произнесла она все тем же стервозным голосом, да еще будто у нее был полный рот жвачки.
– Так ты, значит, греза моей юности, – слышу я собственный голос, хриплый и напористый, как у Бельмондо, подсевшего на дексатрим.
– Сомневаюсь, – ее глаза шарили по моему телу. – У нас неплохо шло с латиносами и дешевыми пижонами. А ты, по-моему, все же из тех, кто заслушивался «Beach Boys».
– Все верно, и такое было. Но время от времени я ездил в скверные кварталы, затоваривался травкой и слушал «Stingrays» на «вибрасонике» до полного окоченения.
Ну, слава Богу, она рассмеялась:
– Как-то одиноко выходит…
– Да нет, обычно мы ездили компанией.
– Ага, ага, знаю. Несколько прыщавых парней с кроличьими зубами.
– Больше было похоже на «Возвращающуюся королеву», – от ее улыбки я почувствовал себя отважным и невозмутимым. – Или на девушку из рекламы «Брек» со шпанской мушкой.
– Да неужели? Могу спорить, домой ты приезжал со следами губной помады на «бермудах».
– Так и было. А изо рта пахло анчоусами.
Она поморщилась:
– Пассажи вроде этого придержи лучше для своего эфира.
– Мы заезжали за пиццей, – объяснил я.
– Это то, что ты говорил Оззи и Хариет?
– Уорду и Джун.
– А помаду на штанах как объяснял?
– Платка носового не было. Ей пришлось вытирать губы о мою промежность.
– И что, тебе верили?
– Говорили, чтоб прекратил молоть чушь для озабоченных и шел к себе в комнату подрочить.
– Хороший совет, – она протянула руку за кассетой. – Только не говори, что с тех пор ты оттуда не выходил.
– Ну не совсем так, – я вложил кассету ей в ладонь. На ее пальце сверкнуло бриллиантом здоровенное обручальное кольцо, как зуб ухмыляющегося зулуса.
– Я обязательно ему передам, – сказала она, улыбаясь широко и непринужденно.
Кассета скользнула в карман ее кимоно, и она прошла вплотную ко мне, направляясь на лестницу. Я уловил сладкий запах дешевых духов с запахом тропических фруктов – такими же «Juicy Fruit» душилась Черил; как, наверняка, и многие другие девчонки. В магазине «Трифти» они стоили два бакса за унцию, вульгарные и возбуждающие, как хорошее траханье.
Она начала подниматься по лестнице, в солнечном луче блеснул серебряный браслетик на лодыжке.
– Я вообще-то ждал, что он пришлет за ней кого-нибудь, – я отлично понимал, что всего лишь пытаюсь тянуть время.
– А, ну да… – она остановилась и обернулась, и я заметил у нее на шее красную отметину. Это мог быть засос – а мог быть и кровоподтек, – …он сейчас в студии. Должно быть, у него из мозгов вылетело, – и она бесцеремонно двинулась дальше, вверх. – Из того, что от них осталось.
Я все стоял и смотрел на нее снизу вверх. Кимоно было коротким. Трусиков на ней не было. На верхней площадке она резко обернулась и посмотрела вниз.
– Знаешь, ты совсем не такой, каким я тебя представляла. Я имею в виду, судя по голосу.
– Я и не думал, что ты фанатка моей программы.
– Вовсе нет. По-моему, у тебя нет никакого вкуса.
– Но слушать-то приходится. Раз уж муж слушает.
Она презрительно фыркнула:
– У нас раздельные спальни.
Оба-на.
– А каким вы меня представляли, миссис Контрелл?
– Не знаю. Прекрасным принцем или, может, вроде того, – в тоне звучала издевка, но что-то подсказывало мне: не пропусти этот момент.
– С чего бы именно так, из-за Спящей Красавицы?
– Ага. Отрастить волосы, спустить косу из окна.
В солнечном свете ее патлы выглядели жесткими, как стальная стружка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Учитывая время, я рассудил, что они или еще спят, или еще не ложились. Не желая беспокоить их ни в том, ни в другом случае, или рисковать еще одной встречей с их любимцами, я остановился у почтового ящика на воротах и приоткрыл его крышку. Я собирался бросить внутрь кассету, но тут из интеркома сквозь помехи раздался женский голос:
– Да, что вы хотите?
Это была миссис Контрелл. Я поглядел на дом и различил ее силуэт в забранном решеткой окне на верхнем этаже.
– Доставка, мэм. У меня тут коробочка «Коппертон» для Гиджет.
– Вы ошиблись адресом, – у нее оказался стервозный голос байкерской «мамочки». Я представил себе ее телеса и вздохнул.
– Шутка, миссис Контрелл. Это Скотт Кокрэн. Я привез вашему мужу пленку. Он собирался прислать кого-нибудь за ней, но…
– Пленку? Какую еще пленку? – в голосе зазвучали параноидные нотки. Может, она от прелюдинастала вопящим призраком, сиреной, с мозгами, мертвыми, как обломок коралла?
– Кассету. Ваш муж дал мне ее по ошибке.
– Ну… да… но его сейчас нет.
– Ничего страшного. Я опущу ее в почтовый ящик.
– Нет, этого делать не надо, – ворота начали открываться. – Он считает, что из нашего почтового ящика воруют. Лучше занесите ее в дом.
Я затушил окурок и подъехал к дому, где одна из луксорских дверей была открыта.
– Заходите, – позвала она тем же мерзким тоном.
Я быстренько перескочил из машины в дом (собак по-прежнему не было видно). В конце пустого холла я увидел идущий из кухни свет и учуял запах кофе.
– Я положу кассету здесь, на стол, – крикнул я, и тут она вышла из двери позади меня.
– Я заберу ее.
Я обернулся к ней, и мозги вырубило напрочь. Я расплылся в такой улыбке, что зубы засверкали как хромированные, глаза превратились в фары дальнего света, которые тут же взорвались. Моя голова пролетела сквозь ветровое стекло, колесо сокрушило ребра. Какое-то время, показавшееся мне несколькими минутами, я был абсолютно уверен, что вижу перед собой привидение.
Мое впечатление о ней, основанное на ее голосе, когда она пела, было безумным – но оказалось верным: она почти не изменилась. Деннис мумифицировался, да, а Шарлен осталась свежей, будто в шестьдесят седьмом ее заморозили и лишь сегодня утром вернули к жизни. Она словно шагнула с обложки первого альбома «Stingrays»: волосы торчали вульгарными каштановыми патлами, вишнево-красные губы, бледная кожа, такая же, как у Черил, светящаяся юным румянцем даже в жестком утреннем свете. Ее глаза – я никогда этого не замечал, ни одна фотография не передавала этого – были совершенно того же оттенка, что у Черил – такое же бледно-голубое сияние.
Она разбила мне сердце; ее нежные губы изогнулись в легкой саркастической усмешке, так похожей на улыбку Черил. Просвечивающее красно-синее шелковое японское кимоно едва прикрывало бедра, из него выпирали роскошные буфера «кадиллака» пятьдесят восьмого года; торчали упругие соски, показывая готовность к любым коллизиям – и из-за них мне захотелось запрыгнуть за ее руль, подобно Хаду, и гонять, гонять по всему побережью под запах паленой резины, пока у меня не пропадет стояк, и я не выведу из строя ее мотор.
– Так ты, значит, ди-джей, – ангельски произнесла она все тем же стервозным голосом, да еще будто у нее был полный рот жвачки.
– Так ты, значит, греза моей юности, – слышу я собственный голос, хриплый и напористый, как у Бельмондо, подсевшего на дексатрим.
– Сомневаюсь, – ее глаза шарили по моему телу. – У нас неплохо шло с латиносами и дешевыми пижонами. А ты, по-моему, все же из тех, кто заслушивался «Beach Boys».
– Все верно, и такое было. Но время от времени я ездил в скверные кварталы, затоваривался травкой и слушал «Stingrays» на «вибрасонике» до полного окоченения.
Ну, слава Богу, она рассмеялась:
– Как-то одиноко выходит…
– Да нет, обычно мы ездили компанией.
– Ага, ага, знаю. Несколько прыщавых парней с кроличьими зубами.
– Больше было похоже на «Возвращающуюся королеву», – от ее улыбки я почувствовал себя отважным и невозмутимым. – Или на девушку из рекламы «Брек» со шпанской мушкой.
– Да неужели? Могу спорить, домой ты приезжал со следами губной помады на «бермудах».
– Так и было. А изо рта пахло анчоусами.
Она поморщилась:
– Пассажи вроде этого придержи лучше для своего эфира.
– Мы заезжали за пиццей, – объяснил я.
– Это то, что ты говорил Оззи и Хариет?
– Уорду и Джун.
– А помаду на штанах как объяснял?
– Платка носового не было. Ей пришлось вытирать губы о мою промежность.
– И что, тебе верили?
– Говорили, чтоб прекратил молоть чушь для озабоченных и шел к себе в комнату подрочить.
– Хороший совет, – она протянула руку за кассетой. – Только не говори, что с тех пор ты оттуда не выходил.
– Ну не совсем так, – я вложил кассету ей в ладонь. На ее пальце сверкнуло бриллиантом здоровенное обручальное кольцо, как зуб ухмыляющегося зулуса.
– Я обязательно ему передам, – сказала она, улыбаясь широко и непринужденно.
Кассета скользнула в карман ее кимоно, и она прошла вплотную ко мне, направляясь на лестницу. Я уловил сладкий запах дешевых духов с запахом тропических фруктов – такими же «Juicy Fruit» душилась Черил; как, наверняка, и многие другие девчонки. В магазине «Трифти» они стоили два бакса за унцию, вульгарные и возбуждающие, как хорошее траханье.
Она начала подниматься по лестнице, в солнечном луче блеснул серебряный браслетик на лодыжке.
– Я вообще-то ждал, что он пришлет за ней кого-нибудь, – я отлично понимал, что всего лишь пытаюсь тянуть время.
– А, ну да… – она остановилась и обернулась, и я заметил у нее на шее красную отметину. Это мог быть засос – а мог быть и кровоподтек, – …он сейчас в студии. Должно быть, у него из мозгов вылетело, – и она бесцеремонно двинулась дальше, вверх. – Из того, что от них осталось.
Я все стоял и смотрел на нее снизу вверх. Кимоно было коротким. Трусиков на ней не было. На верхней площадке она резко обернулась и посмотрела вниз.
– Знаешь, ты совсем не такой, каким я тебя представляла. Я имею в виду, судя по голосу.
– Я и не думал, что ты фанатка моей программы.
– Вовсе нет. По-моему, у тебя нет никакого вкуса.
– Но слушать-то приходится. Раз уж муж слушает.
Она презрительно фыркнула:
– У нас раздельные спальни.
Оба-на.
– А каким вы меня представляли, миссис Контрелл?
– Не знаю. Прекрасным принцем или, может, вроде того, – в тоне звучала издевка, но что-то подсказывало мне: не пропусти этот момент.
– С чего бы именно так, из-за Спящей Красавицы?
– Ага. Отрастить волосы, спустить косу из окна.
В солнечном свете ее патлы выглядели жесткими, как стальная стружка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93