В жопу все это. А как Деннис узнал про меня?
– Уверен, она сама рассказала ему все. Не можешь поверить? Как часть налаживания отношений заново.
В тот момент я ничуть не усомнился в этой версии. Я уставился на тяжелую челюсть Джека Лорда.
– На хрен ее, – сказал я.
11
– Забудь ее, – не раз советовал Нил в последовавшие дни.
Выйдя из госпиталя, я около недели жил в его доме рядом с Океанским парком. Предполагалось, что там я передохну и начну смотреть на все это проще – а в результате вышло так, что у меня оказалось слишком много времени для того, чтобы сидеть без дела и думать. Я принимал эмпирин от плеча и груди, виски «Джек Дэниэлс» от сердца – эта комбинация, как правило, коверкала мои мысли. Но даже совершенно трезвый, я чувствовал себя необычайно горько.
– Будь рад, что дешево отделался, – сказал Нил.
– Что ты имеешь в виду? Что я успел спасти свой член?
– Скотт, ну пойми же ты, наконец, она – порченый товар. Она сама тебе об этом говорила.
– Просто я никак не могу поверить, что она по собственной воле вернулась к нему. Это противоречит всякой логике.
– Может, ей просто нравится получать затрещины.
– Не верю. Чушь порешь. Никто не любит, чтобы его пинали.
– Тогда почему она не ушла от него давным-давно?
Я потеребил нагрудную повязку:
– Она боялась.
– Конечно, женщины сильно отличаются от мужчин.
– Удивительно смелое наблюдение.
– Да нет, я хочу сказать, что есть между ними некоторые биологические различия, поэтому каждый пол реагирует на угрозы по-своему. Я читал статью об этом в каком-то журнале. Когда мужчине угрожают, он либо лезет в драку, либо сматывается. А вот женщины – они как кошки.
– Кошки?
– Ну да. Отступают и ищут, где бы спрятаться.
– Чушь собачья. Они дерутся. Неужели никогда не слышал о кошачьих боях?
– Да, но и прячутся они тоже. Неужели никогда не видел напуганную, сжавшуюся кошку?
– Да где ты вообще эту статью откопал? В «Ветеринэриэн Дайджесте»?
Нил вздохнул:
– Скотт, будь реалистом. Ты провел с ней уикенд. Один уикенд! Неужели ты думаешь, что за один лишь уикенд можно стереть целых двадцать лет? Она никогда не знала ничего другого…
– Теперь знает.
– Слушай, время от времени люди предпочитают оставаться там, где они привыкли жить, и неважно, насколько эта обстановка их угнетает – но неизвестное пугает гораздо сильнее.
– Нил, ты прямо как эта убогая Джойс Бразерс. Может, если ты нацепишь облегающую белую блузку с ворохом рюшечек у ворота…
– Я говорю тебе, как оно есть на самом деле, – и на этом он не закончил. – Слушай, я ведь понимаю, почему тебя так тянет к ней. Я хочу сказать, она по-прежнему классная девчонка, как ты и говорил…
– Классная девчонка? Да это слово ушло вместе с Джимми Хендриксом. Ты что, все еще в семидесятом году живешь? Как бы то ни было, это не просто секс.
– А я и не говорю такого. Давай начистоту – она вызывает определенные психологические реверберации.
– Психологические реверберации? Это что еще за херня? Ты что, в мои личные психиатры подался?
– Ты знаешь, о чем я.
Да, знаю, но если он скажет еще что-нибудь, я вырву у него язык и размолочу его в кухонном комбайне «Cuisinart».
– Скотти, ты все еще слишком молод, чтобы стараться вернуть прошлое. Тебе надо выждать еще лет двадцать-тридцать, когда ты станешь действительно старым и тупоумным. Когда на твоем хаки начнут появляться пятна мочи…
– Да не собираюсь я ничего возвращать. Гребаное было время, все это знают. То, что я в ней увидел, не имеет никакого отношения к прошлому.
– Уверен? Ностальгия обладает огромной эротической силой. Память искажает. Забываешь, какими суетными и скучными были люди на самом деле. И вот, начинаешь романтизировать их…
– Знаешь, Нил, тебе надо бы вести свое ток-шоу по радио. Это не ностальгия. Это была именно Шар, и никто иной, нынешняя Шар – тридцать четыре года, совершенно расхерачена – вот в кого я влюбился. Иллюзий у меня нет.
– Что, совсем?
Я погладил себя по нагрудной повязке:
– Не больше, чем у любого другого.
Он хлопнул меня по спине:
– Ну как бы то ни было, сейчас все уже позади. Конец главы. Переворачиваем страницу.
– Ага, – я сделал большой глоток «Джека Дэниэлса», виски горечью обожгло мне горло. Случалось ли такое когда-нибудь с Миком или Кейтом?
– Именно этим я и занимаюсь. Страницу переворачиваю.
Но страницы слиплись – от моих слез. Их следы оставались на простынях и подушках. Каждую ночь я проливал горячие слезы над чудесной порнографией из глубин моего сердца.
В «Тропикану» я вернулся в конце сентября. Нил встречался с адвокатом Денниса и, не посоветовавшись со мной, принял его предложение оплатить мой счет за госпиталь. Узнав об этом, я пришел в настоящее бешенство, потому что все еще смаковал фотографию Денниса на стене душа в «Фолсоме». Нил тогда сказал мне, что пытаться вытащить наружу то, что произошло на самом деле, ничем хорошим не закончится, а заодно объяснил, насколько тщетны будут эти усилия. Копы прикатили почти сразу после происшествия. Никто не видел, чтобы Деннис или Большой Уилли пытались причинить мне какой-либо вред. В суде их адвокат вообще мог бы утверждать, что они пытались мне помочь, потому что я явно впал в ярость под действием «ангельской пыли»; иначе зачем бы мне проламываться наружу сквозь запертую дверь?
У меня теперь была новая дверь, такая же федерально-синяя, как у всех, только поярче, и еще врезной замок без ручки, и еще расходы – триста долларов по счету. Зато я чувствовал себя в безопасности; я верил, что все закончилось. Они не вернутся ко мне, пока я оставляю ее в покое. Он получил что хотел: его трепещущая певунья вернулась в свою электрифицированную клетку.
Норрайн была классной – великолепная рок-н-ролльная еврейка, нянька-ковбойша. Она снова таскала мне куриный бульон и сэндвичи с языком из «Кентерс». Делала мне массаж спины и приносила перкодан, и мы провели вместе пару ночей, слушая старые альбомы Спейда Кули и развлекаясь в койке – насколько мне позволяли мои травмы. С Норрайн все было ясно и просто. Ни один из нас не принимал другого очень уж всерьез. Она была полностью сосредоточена на своей карьере, и времени на «изнуряющие отношения» у нее не было. Но она была хороша, при всей несочетаемости сторон ее натуры, так сказать – словно Шарлотта Рэмплинг в платье для бальной кадрили в фильме с Джином Отри – и при этом она была умна, и с извращенным чувством юмора. Дни шли, и мы все больше и больше времени проводили вместе.
Как-то ночью мы сидели у подсвеченного бассейна, кроны пальм шелестели под порывами горячего ветра с Санта-Аны, и я рассказал ей историю Черил Рэмптон. Рассказ занял немало времени. Когда я говорил, ветер усиливался; он с силой налетал на синие тенты-зонты, пока, наконец, портье – молодой парень с неряшливой бородкой, которая, как он считал, делает его в глазах сексуальных молодых жиличек Томом Уэйтсом – не пришел и не закрыл эти зонтики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
– Уверен, она сама рассказала ему все. Не можешь поверить? Как часть налаживания отношений заново.
В тот момент я ничуть не усомнился в этой версии. Я уставился на тяжелую челюсть Джека Лорда.
– На хрен ее, – сказал я.
11
– Забудь ее, – не раз советовал Нил в последовавшие дни.
Выйдя из госпиталя, я около недели жил в его доме рядом с Океанским парком. Предполагалось, что там я передохну и начну смотреть на все это проще – а в результате вышло так, что у меня оказалось слишком много времени для того, чтобы сидеть без дела и думать. Я принимал эмпирин от плеча и груди, виски «Джек Дэниэлс» от сердца – эта комбинация, как правило, коверкала мои мысли. Но даже совершенно трезвый, я чувствовал себя необычайно горько.
– Будь рад, что дешево отделался, – сказал Нил.
– Что ты имеешь в виду? Что я успел спасти свой член?
– Скотт, ну пойми же ты, наконец, она – порченый товар. Она сама тебе об этом говорила.
– Просто я никак не могу поверить, что она по собственной воле вернулась к нему. Это противоречит всякой логике.
– Может, ей просто нравится получать затрещины.
– Не верю. Чушь порешь. Никто не любит, чтобы его пинали.
– Тогда почему она не ушла от него давным-давно?
Я потеребил нагрудную повязку:
– Она боялась.
– Конечно, женщины сильно отличаются от мужчин.
– Удивительно смелое наблюдение.
– Да нет, я хочу сказать, что есть между ними некоторые биологические различия, поэтому каждый пол реагирует на угрозы по-своему. Я читал статью об этом в каком-то журнале. Когда мужчине угрожают, он либо лезет в драку, либо сматывается. А вот женщины – они как кошки.
– Кошки?
– Ну да. Отступают и ищут, где бы спрятаться.
– Чушь собачья. Они дерутся. Неужели никогда не слышал о кошачьих боях?
– Да, но и прячутся они тоже. Неужели никогда не видел напуганную, сжавшуюся кошку?
– Да где ты вообще эту статью откопал? В «Ветеринэриэн Дайджесте»?
Нил вздохнул:
– Скотт, будь реалистом. Ты провел с ней уикенд. Один уикенд! Неужели ты думаешь, что за один лишь уикенд можно стереть целых двадцать лет? Она никогда не знала ничего другого…
– Теперь знает.
– Слушай, время от времени люди предпочитают оставаться там, где они привыкли жить, и неважно, насколько эта обстановка их угнетает – но неизвестное пугает гораздо сильнее.
– Нил, ты прямо как эта убогая Джойс Бразерс. Может, если ты нацепишь облегающую белую блузку с ворохом рюшечек у ворота…
– Я говорю тебе, как оно есть на самом деле, – и на этом он не закончил. – Слушай, я ведь понимаю, почему тебя так тянет к ней. Я хочу сказать, она по-прежнему классная девчонка, как ты и говорил…
– Классная девчонка? Да это слово ушло вместе с Джимми Хендриксом. Ты что, все еще в семидесятом году живешь? Как бы то ни было, это не просто секс.
– А я и не говорю такого. Давай начистоту – она вызывает определенные психологические реверберации.
– Психологические реверберации? Это что еще за херня? Ты что, в мои личные психиатры подался?
– Ты знаешь, о чем я.
Да, знаю, но если он скажет еще что-нибудь, я вырву у него язык и размолочу его в кухонном комбайне «Cuisinart».
– Скотти, ты все еще слишком молод, чтобы стараться вернуть прошлое. Тебе надо выждать еще лет двадцать-тридцать, когда ты станешь действительно старым и тупоумным. Когда на твоем хаки начнут появляться пятна мочи…
– Да не собираюсь я ничего возвращать. Гребаное было время, все это знают. То, что я в ней увидел, не имеет никакого отношения к прошлому.
– Уверен? Ностальгия обладает огромной эротической силой. Память искажает. Забываешь, какими суетными и скучными были люди на самом деле. И вот, начинаешь романтизировать их…
– Знаешь, Нил, тебе надо бы вести свое ток-шоу по радио. Это не ностальгия. Это была именно Шар, и никто иной, нынешняя Шар – тридцать четыре года, совершенно расхерачена – вот в кого я влюбился. Иллюзий у меня нет.
– Что, совсем?
Я погладил себя по нагрудной повязке:
– Не больше, чем у любого другого.
Он хлопнул меня по спине:
– Ну как бы то ни было, сейчас все уже позади. Конец главы. Переворачиваем страницу.
– Ага, – я сделал большой глоток «Джека Дэниэлса», виски горечью обожгло мне горло. Случалось ли такое когда-нибудь с Миком или Кейтом?
– Именно этим я и занимаюсь. Страницу переворачиваю.
Но страницы слиплись – от моих слез. Их следы оставались на простынях и подушках. Каждую ночь я проливал горячие слезы над чудесной порнографией из глубин моего сердца.
В «Тропикану» я вернулся в конце сентября. Нил встречался с адвокатом Денниса и, не посоветовавшись со мной, принял его предложение оплатить мой счет за госпиталь. Узнав об этом, я пришел в настоящее бешенство, потому что все еще смаковал фотографию Денниса на стене душа в «Фолсоме». Нил тогда сказал мне, что пытаться вытащить наружу то, что произошло на самом деле, ничем хорошим не закончится, а заодно объяснил, насколько тщетны будут эти усилия. Копы прикатили почти сразу после происшествия. Никто не видел, чтобы Деннис или Большой Уилли пытались причинить мне какой-либо вред. В суде их адвокат вообще мог бы утверждать, что они пытались мне помочь, потому что я явно впал в ярость под действием «ангельской пыли»; иначе зачем бы мне проламываться наружу сквозь запертую дверь?
У меня теперь была новая дверь, такая же федерально-синяя, как у всех, только поярче, и еще врезной замок без ручки, и еще расходы – триста долларов по счету. Зато я чувствовал себя в безопасности; я верил, что все закончилось. Они не вернутся ко мне, пока я оставляю ее в покое. Он получил что хотел: его трепещущая певунья вернулась в свою электрифицированную клетку.
Норрайн была классной – великолепная рок-н-ролльная еврейка, нянька-ковбойша. Она снова таскала мне куриный бульон и сэндвичи с языком из «Кентерс». Делала мне массаж спины и приносила перкодан, и мы провели вместе пару ночей, слушая старые альбомы Спейда Кули и развлекаясь в койке – насколько мне позволяли мои травмы. С Норрайн все было ясно и просто. Ни один из нас не принимал другого очень уж всерьез. Она была полностью сосредоточена на своей карьере, и времени на «изнуряющие отношения» у нее не было. Но она была хороша, при всей несочетаемости сторон ее натуры, так сказать – словно Шарлотта Рэмплинг в платье для бальной кадрили в фильме с Джином Отри – и при этом она была умна, и с извращенным чувством юмора. Дни шли, и мы все больше и больше времени проводили вместе.
Как-то ночью мы сидели у подсвеченного бассейна, кроны пальм шелестели под порывами горячего ветра с Санта-Аны, и я рассказал ей историю Черил Рэмптон. Рассказ занял немало времени. Когда я говорил, ветер усиливался; он с силой налетал на синие тенты-зонты, пока, наконец, портье – молодой парень с неряшливой бородкой, которая, как он считал, делает его в глазах сексуальных молодых жиличек Томом Уэйтсом – не пришел и не закрыл эти зонтики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93