«Вот тут заявляют, что Мяо Чжолин не может быть начальником, так как он беспартийный, и обвиняют меня в том, что я отрицаю роль партийного руководства. Это чистейшая демагогия. Я предлагаю сделать товарища Мяо главным инженером, потому что верю в его технические способности и знания. А раз верю в него как в инженера, значит, и коллектив доверяю ему подобрать. Как он сможет работать, отвечать за работу других, если не будет иметь право выдвигать или перемещать людей? «Используя человека, не сомневайся, а сомневаясь, не используй». Раз уж мы назначаем его на этот пост, значит, и права ему должны дать. К тому же последнее слово всегда остается за парткомом, так что разглагольствования о недооценке партийного руководства тут ни при чем. Ведь не может же администрация одна олицетворять собой партию?
Теперь об узурпации власти. На мой взгляд, можно даже родственников в свою бригаду вводить — лишь бы дело двигалось. Каждому необходим испытательный срок: в первые три месяца работник должен добиться каких-то результатов, а в следующие три месяца — улучшить их. Если этого не произойдет, пусть человек сам уступит свое место более умелому. Что тут дурного? Кстати, подобных случаев еще не бывало, так что не мешает попробовать. У человека должны быть подходящие помощники, нам нужно задумываться над проблемами совместимости и не бояться так называемой групповщины. Каждый обладает своими способностями, но бывает, что соберешь людей воедино, а у них ничего не получается. Что тогда толку во всяких высоких словах? «Мы марксисты-ленинцы, мы братья по классу», ну и что из этого? Вот Ли Жуйлинь и Шэнь Хучжао — оба хорошие товарищи, один — парторг, другой — начальник цеха, а так между собой перессорились, что работать не могут. И раз им нельзя находиться вместе, надо развести их по разным углам, оба будут благодарны! Это же хорошая мера, почему ее не применять? Раньше в подразделениях, созданных начальством, часто царила несовместимость: одни слишком стары, другие слишком молоды, все вроде прекрасные люди, а с делом не справляются. Как такому подразделению работать? И как администрация может нести ответственность решительно за все? А сейчас многие права отданы цехам и лабораториям, остается только выбрать людей, способных взять эти права и не ударить в грязь лицом. Опрос общественного мнения показывает, что такие люди у нас есть, но мы не умеем их правильно использовать».
В результате всех этих манипуляций в цехе была упразднена не только должность освобожденного парторга, которую занимал Ли Жуйлинь, но и одна административная единица. У Ли просто сердце похолодело, он не мог поверить в это. Он не причинил никакого вреда, а оказался никому не нужным. И он не один, но и начальник четвертого цеха Фэн Чжэньминь, старый ударник, тоже слетел.
У Чэнь Юнмина и тут нашлось объяснение: «Почему ударник труда обязательно должен быть начальником? Сейчас время механизации, руководители производства должны разбираться в технике, а заодно и в проблемах управления. Старина Фэн человек хороший, безотказный, его можно направить в любой прорыв — и он будет работать даже без обеда, пока не свалится от голода. Но цех, которым он руководит, работает скверно, производственный план из месяца в месяц не выполняется. Кроме того, побывает Фэн на директорской планерке, вернется в цех — и доброй половины дел не помнит. Раз память плохая, мог бы записывать, но он до сих пор неграмотный. Так что пусть лучше остается ударником труда, а для начальника цеха у него данных недостаточно. Даже самый лучший ударник не обязательно будет хорошим руководителем. У генерала свой талант, а у командующего свой. Верно?»
«Фэн Чжэньминя нельзя ни в чем винить: он из бедняков и не мог получить образования. Нечего противопоставлять наших ветеранов интеллигенции!» — При слове «ветеран» Ли Жуйлинь гордо выпрямился.— «Ветеранов? Но ведь речь сейчас идет не о Доске почета и не о наградах. Так можно было рассуждать сразу после революции, когда на производство пришли люди, до этого воевавшие. С тех пор утекло уже тридцать лет, причем мирных лет. А ты чем все это время занимался? В карты резался!»
«Что же плохого в картах? — обиженно подумал Ли Жуйлинь.— Я ведь не пью, не курю, неужели и в картишки нельзя перекинуться? Это не бог весть какой грех. Ни к чему серьезному придраться не может, вот и ухватился за карты!»
«А Мяо Чжолин хорош?» — «Чем же он плох?» — «Социальным происхождением. Кроме того, у него связь с заграницей...» — «Эх ты, забыл в какое время мы живем, всё старые басни твердишь! С их помощью топили не только хороших людей, но и всю нашу страну. Сколько народу страдало из-за этих глупостей! Без знающих людей мы не проведем ни модернизации, ни социалистического строительства. Будем топтаться на месте и глядеть, как другие мчатся вперед. В пятидесятых годах мы по экономическому уровню почти догнали Японию, а сейчас отстали от нее минимум лет на тридцать». «Нечего на Японию кивать, там бедняки в трущобах живут вот с такими крысами!» — Ли Жуйлинь развел руки, показывая скорее кошку, чем крысу. «А ты видел?» — «Так в газетах писали...»
Чэнь Юнмин захохотал, но на душе у него было горько. Перед его глазами возник Мяо Чжолин — вечно сгорбленный, с опущенными плечами человек, который выступал на производственных и других собраниях заикаясь, дрожа, не решаясь выпустить из рук бумажку с текстом. Ему приходилось предварительно записывать все свои выступления, даже если речь шла о сооружении общественной уборной, и тщательно взвешивать каждое слово, чтобы к нему не придрались. После совещания он сверял протокол со своим текстом, боясь, как бы
секретарь чего-нибудь не напутал. Разве мыслимо жить в таких условиях? И разве не стоит помочь этому знающему человеку распрямиться душой?
Раздумья Ли Жуйлиня прервал велосипедный звонок — это въехал в ворота У Годун на своей новенькой «Вечности». Он взглянул на Ли, сидевшего в окошке проходной, и приветливо окликнул его:
— Ну что, вышел все-таки на работу?
— Не будешь же все время дома торчать! — смущенно кивнул Ли Жуйлинь. Он вылез из своей будки, чтобы осмотреть велосипед, а сам подумал: «Ведь У долго болел, откуда же у него деньги? Наверное, не меньше ста семидесяти юаней заплатил!»
— Это я в рассрочку купил,— пояснил У Годун.— Завод предоставил кредит тем, кто далеко живет. Всего два юаня в месяц приходится платить. Теперь и на смену и со смены никаких забот, не надо ломиться в автобусы в часы пик! — Он гордо нажал на звонок, словно аккомпанируя победной песне, и улыбнулся так заразительно, что Ли тоже заулыбался. Еще бы, купить велосипед — для простого рабочего событие.
А У Годун тем временем посмотрел на седые волосы Ли Жуйлиня, на его поредевшую макушку, и ему стало стыдно своей радости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Теперь об узурпации власти. На мой взгляд, можно даже родственников в свою бригаду вводить — лишь бы дело двигалось. Каждому необходим испытательный срок: в первые три месяца работник должен добиться каких-то результатов, а в следующие три месяца — улучшить их. Если этого не произойдет, пусть человек сам уступит свое место более умелому. Что тут дурного? Кстати, подобных случаев еще не бывало, так что не мешает попробовать. У человека должны быть подходящие помощники, нам нужно задумываться над проблемами совместимости и не бояться так называемой групповщины. Каждый обладает своими способностями, но бывает, что соберешь людей воедино, а у них ничего не получается. Что тогда толку во всяких высоких словах? «Мы марксисты-ленинцы, мы братья по классу», ну и что из этого? Вот Ли Жуйлинь и Шэнь Хучжао — оба хорошие товарищи, один — парторг, другой — начальник цеха, а так между собой перессорились, что работать не могут. И раз им нельзя находиться вместе, надо развести их по разным углам, оба будут благодарны! Это же хорошая мера, почему ее не применять? Раньше в подразделениях, созданных начальством, часто царила несовместимость: одни слишком стары, другие слишком молоды, все вроде прекрасные люди, а с делом не справляются. Как такому подразделению работать? И как администрация может нести ответственность решительно за все? А сейчас многие права отданы цехам и лабораториям, остается только выбрать людей, способных взять эти права и не ударить в грязь лицом. Опрос общественного мнения показывает, что такие люди у нас есть, но мы не умеем их правильно использовать».
В результате всех этих манипуляций в цехе была упразднена не только должность освобожденного парторга, которую занимал Ли Жуйлинь, но и одна административная единица. У Ли просто сердце похолодело, он не мог поверить в это. Он не причинил никакого вреда, а оказался никому не нужным. И он не один, но и начальник четвертого цеха Фэн Чжэньминь, старый ударник, тоже слетел.
У Чэнь Юнмина и тут нашлось объяснение: «Почему ударник труда обязательно должен быть начальником? Сейчас время механизации, руководители производства должны разбираться в технике, а заодно и в проблемах управления. Старина Фэн человек хороший, безотказный, его можно направить в любой прорыв — и он будет работать даже без обеда, пока не свалится от голода. Но цех, которым он руководит, работает скверно, производственный план из месяца в месяц не выполняется. Кроме того, побывает Фэн на директорской планерке, вернется в цех — и доброй половины дел не помнит. Раз память плохая, мог бы записывать, но он до сих пор неграмотный. Так что пусть лучше остается ударником труда, а для начальника цеха у него данных недостаточно. Даже самый лучший ударник не обязательно будет хорошим руководителем. У генерала свой талант, а у командующего свой. Верно?»
«Фэн Чжэньминя нельзя ни в чем винить: он из бедняков и не мог получить образования. Нечего противопоставлять наших ветеранов интеллигенции!» — При слове «ветеран» Ли Жуйлинь гордо выпрямился.— «Ветеранов? Но ведь речь сейчас идет не о Доске почета и не о наградах. Так можно было рассуждать сразу после революции, когда на производство пришли люди, до этого воевавшие. С тех пор утекло уже тридцать лет, причем мирных лет. А ты чем все это время занимался? В карты резался!»
«Что же плохого в картах? — обиженно подумал Ли Жуйлинь.— Я ведь не пью, не курю, неужели и в картишки нельзя перекинуться? Это не бог весть какой грех. Ни к чему серьезному придраться не может, вот и ухватился за карты!»
«А Мяо Чжолин хорош?» — «Чем же он плох?» — «Социальным происхождением. Кроме того, у него связь с заграницей...» — «Эх ты, забыл в какое время мы живем, всё старые басни твердишь! С их помощью топили не только хороших людей, но и всю нашу страну. Сколько народу страдало из-за этих глупостей! Без знающих людей мы не проведем ни модернизации, ни социалистического строительства. Будем топтаться на месте и глядеть, как другие мчатся вперед. В пятидесятых годах мы по экономическому уровню почти догнали Японию, а сейчас отстали от нее минимум лет на тридцать». «Нечего на Японию кивать, там бедняки в трущобах живут вот с такими крысами!» — Ли Жуйлинь развел руки, показывая скорее кошку, чем крысу. «А ты видел?» — «Так в газетах писали...»
Чэнь Юнмин захохотал, но на душе у него было горько. Перед его глазами возник Мяо Чжолин — вечно сгорбленный, с опущенными плечами человек, который выступал на производственных и других собраниях заикаясь, дрожа, не решаясь выпустить из рук бумажку с текстом. Ему приходилось предварительно записывать все свои выступления, даже если речь шла о сооружении общественной уборной, и тщательно взвешивать каждое слово, чтобы к нему не придрались. После совещания он сверял протокол со своим текстом, боясь, как бы
секретарь чего-нибудь не напутал. Разве мыслимо жить в таких условиях? И разве не стоит помочь этому знающему человеку распрямиться душой?
Раздумья Ли Жуйлиня прервал велосипедный звонок — это въехал в ворота У Годун на своей новенькой «Вечности». Он взглянул на Ли, сидевшего в окошке проходной, и приветливо окликнул его:
— Ну что, вышел все-таки на работу?
— Не будешь же все время дома торчать! — смущенно кивнул Ли Жуйлинь. Он вылез из своей будки, чтобы осмотреть велосипед, а сам подумал: «Ведь У долго болел, откуда же у него деньги? Наверное, не меньше ста семидесяти юаней заплатил!»
— Это я в рассрочку купил,— пояснил У Годун.— Завод предоставил кредит тем, кто далеко живет. Всего два юаня в месяц приходится платить. Теперь и на смену и со смены никаких забот, не надо ломиться в автобусы в часы пик! — Он гордо нажал на звонок, словно аккомпанируя победной песне, и улыбнулся так заразительно, что Ли тоже заулыбался. Еще бы, купить велосипед — для простого рабочего событие.
А У Годун тем временем посмотрел на седые волосы Ли Жуйлиня, на его поредевшую макушку, и ему стало стыдно своей радости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99