»
В результате у парней сделали вычет из зарплаты, но они не обозлились на Ян Сяодуна, ведь он им все растолковал, а не действовал за спиной. Ясно было, что он поступил так из убежденности, а не потому, что хотел сделать себе карьеру, ступая по их головам.
Где-то после трех часов дня начальник цеха заметил, что члены бригады Ян Сяодуна поспешно снимают свои робы, моют руки у крана и переговариваются, как будто задумали что-то важное. Тут только он обнаружил, что среди них нет У Биня и Гэ Синьфа. Он подошел к станку У Биня, провел по нему рукой — пальцы чистые, если не считать следов машинного масла. Станок протерт, смазан, вокруг образцовый порядок, все готовые детали аккуратно уложены на полки, никому на голову не свалятся. Ящик с инструментом заперт — ну абсолютно не к чему придрать
ся. У Годун никогда зря не важничал, к тому же недавно его избрали еще и парторгом цеха, надо было выполнять свои обязанности воспитателя, поэтому он спросил:
— Куда это вы так дружно направляетесь?
— В ресторан «Свежий ветер».
— Пригласил кто-нибудь?
— Сами себя пригласили. Это же коллективная премия, вот мы и решили отметить ее всей бригадой. К цеху это отношения не имеет.
А Люй Чжиминь сострил:
— Идем убивать и поджигать!
«Ишь как насмехаются над начальником! — подумал У Годун.— А ведь я еще и секретарь партбюро...» Он неодобрительно глядел на то, как парни выводят из-под навеса свои велосипеды, усаживаются на высоко поднятые седла и, задрав зады, уносятся, точно стая саранчи. Настоящая саранча, ничего другого не скажешь! Ну куда это годится? Неужели, получив деньги, надо сразу мчаться в ресторан, будто купчики какие-нибудь? И не стыдятся ничего-
Зачем только всех этих обормотов свели в одну бригаду? И как они умудрились так быстро спеться? Правда, работают хорошо, но и повеселиться не дураки. Вон, договорились и сразу все уехали. Конфликтов между ними никаких. Даже во время такого кляузного дела, как начисление зарплаты, и то ни один из них не бегает к начальнику цеха, не жалуется, что его обделили. В других бригадах и ругаются, и дерутся, и слезы по лицу размазывают, и работу в сердцах бросают. А на деле кого тут винить? Никого, только самих себя, да общую бедность. Если бы не бедность, разве стали бы они из-за денег собачиться с другими рабочими и собственными женами?
Когда в бригаде Ян Сяодуна кто-нибудь заболевал или брал отгул, то есть мог лишиться права на премию, все остальные работали за него. Был и другой случай: однажды Люй Чжиминь загрипповал, но температура у него не поднималась выше тридцати семи, поэтому медпункт не выдавал ему бюллетеня. Так бригадир велел Люю тихо сидеть в сторонке, а сам работал на двух станках.
До семьдесят восьмого года цех вечно не выполнял
плана. Особенно часто подводили токари, без которых невозможно было изготовить кузов. У Годун немало критиковал их, говорил, что они задерживают работу слесарей-сборщиков, а токари не соглашались, напоминали, что бригадир корпусников пришел на завод в шестьдесят восьмом году, в самый разгар «культурной революции», что образование у него слабое, технический уровень еще ниже, сметки никакой. И вообще он фрезеровщик, в токарном деле ничего не смыслит. Как можно было ставить его во главе большой объединенной бригады?
Они говорили: «Сам запарывает дело, а стружку снимают с нас, хотя мы ни в чем не виноваты. Надо разделить токарей, слесарей, фрезеровщиков и сборщиков на четыре отдельные бригады, тогда и будет видно, кто мул, а кто лошадь и кто на самом деле не выполняет план».
Вскоре У Годуну действительно пришлось изменить структуру цеха. В день, когда была создана молодежная бригада токарей, они устроили небольшое собрание и в один голос заявили: «Сегодня мы создали собственную бригаду и больше не можем работать спустя рукава. Пусть все увидят, что мы не бездари!» — «Какую бы работу нам ни поручили, будем делать ее так, чтобы на нас никто не фыркал!» — «Да, это нам дали шанс для перевоспитания. Ну как, способны мы на настоящие дела?» «Способны!» — хором ответили остальные тринадцать.
После собрания парни вывесили объявление о том, что пятого января тысяча девятьсот семьдесят восьмого года образовалась молодежная бригада, которая решила работать только на отлично. Заканчивалось объявление такими словами: «В конце года увидим!» У Годуну это показалось большим нахальством. Что за манера — писать такие объявления? И кому они бросают вызов, уж не ему ли, начальнику цеха?
Но ребята сказали, точно заклепали. Вот уже второй год выполняют план. В прошлом году стали передовой бригадой в цехе, а в этом — и на всем заводе, даже в объединении. Когда руководство цеха затребовало сводки о браке, другие бригады не смогли их составить, потому что прежде бракованные детали просто выбрасывались и никто не вел им учет. А в сводках нужно было не только указать количество брака в день, но и ответить на вопрос, почему именно он был допущен, и еще получить на сводке визу контролера.
«Вот видите, другие не сумели подать сводки, а мы сумели! — заявил У Бинь.— Что теперь скажете?» «Ничего хорошего не скажу, раз вы так зазнаетесь!» — обозлился начальник цеха. «Ах вот вы о чем!» — иронически протянул парень.
В самом деле, непонятно, на чем они держатся. На сознательности? Вряд ли: ведь у них в бригаде всего два коммуниста и три комсомольца. Благодаря высокому руководству? Тоже вряд ли. Начальник цеха отлично знал, что отец бригадира Ян Сяодуна был гоминьдановцем, да и сам парень не коммунист и не комсомолец, даже подвергался публичной критике за угон машин. На автомобильном заводе многие незаконно катались на машинах, но Ян Сяодун делал это особенно ловко: подобрал целую связку ключей и садился в любую машину, которая ему понравится. Покатавшись, сбрасывал километраж со счетчика, чтобы не было видно, что на машине ездили. Выкатывал ее после ночной смены руками, включал зажигание довольно далеко от завода, а затем таким же манером возвращал назад. И охрана долгое время ничего не замечала, потому что в ту пору на заводе царило сплошное разгильдяйство. Эти случаи показывали, что Ян Сяодун вороват. Чем же он сумел сплотить своих парней? Может, у них тайная банда, мафия, а он что-то вроде главаря?
Или славой их поманил и таким образом взращивает коллективизм, чувство чести? Нет, не похоже, тогда бы он не рисковал своим авторитетом, таская бригаду по ресторанам.
Для У Годуна оставалось загадкой — что ими движет? И хотя парни шли впереди многих других рабочих цеха, он все-таки был неспокоен за них. Даже выточенные ими детали казались ему мистификацией какого-то волшебника, который выдувал их из воздуха, чтобы народ подурачить;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
В результате у парней сделали вычет из зарплаты, но они не обозлились на Ян Сяодуна, ведь он им все растолковал, а не действовал за спиной. Ясно было, что он поступил так из убежденности, а не потому, что хотел сделать себе карьеру, ступая по их головам.
Где-то после трех часов дня начальник цеха заметил, что члены бригады Ян Сяодуна поспешно снимают свои робы, моют руки у крана и переговариваются, как будто задумали что-то важное. Тут только он обнаружил, что среди них нет У Биня и Гэ Синьфа. Он подошел к станку У Биня, провел по нему рукой — пальцы чистые, если не считать следов машинного масла. Станок протерт, смазан, вокруг образцовый порядок, все готовые детали аккуратно уложены на полки, никому на голову не свалятся. Ящик с инструментом заперт — ну абсолютно не к чему придрать
ся. У Годун никогда зря не важничал, к тому же недавно его избрали еще и парторгом цеха, надо было выполнять свои обязанности воспитателя, поэтому он спросил:
— Куда это вы так дружно направляетесь?
— В ресторан «Свежий ветер».
— Пригласил кто-нибудь?
— Сами себя пригласили. Это же коллективная премия, вот мы и решили отметить ее всей бригадой. К цеху это отношения не имеет.
А Люй Чжиминь сострил:
— Идем убивать и поджигать!
«Ишь как насмехаются над начальником! — подумал У Годун.— А ведь я еще и секретарь партбюро...» Он неодобрительно глядел на то, как парни выводят из-под навеса свои велосипеды, усаживаются на высоко поднятые седла и, задрав зады, уносятся, точно стая саранчи. Настоящая саранча, ничего другого не скажешь! Ну куда это годится? Неужели, получив деньги, надо сразу мчаться в ресторан, будто купчики какие-нибудь? И не стыдятся ничего-
Зачем только всех этих обормотов свели в одну бригаду? И как они умудрились так быстро спеться? Правда, работают хорошо, но и повеселиться не дураки. Вон, договорились и сразу все уехали. Конфликтов между ними никаких. Даже во время такого кляузного дела, как начисление зарплаты, и то ни один из них не бегает к начальнику цеха, не жалуется, что его обделили. В других бригадах и ругаются, и дерутся, и слезы по лицу размазывают, и работу в сердцах бросают. А на деле кого тут винить? Никого, только самих себя, да общую бедность. Если бы не бедность, разве стали бы они из-за денег собачиться с другими рабочими и собственными женами?
Когда в бригаде Ян Сяодуна кто-нибудь заболевал или брал отгул, то есть мог лишиться права на премию, все остальные работали за него. Был и другой случай: однажды Люй Чжиминь загрипповал, но температура у него не поднималась выше тридцати семи, поэтому медпункт не выдавал ему бюллетеня. Так бригадир велел Люю тихо сидеть в сторонке, а сам работал на двух станках.
До семьдесят восьмого года цех вечно не выполнял
плана. Особенно часто подводили токари, без которых невозможно было изготовить кузов. У Годун немало критиковал их, говорил, что они задерживают работу слесарей-сборщиков, а токари не соглашались, напоминали, что бригадир корпусников пришел на завод в шестьдесят восьмом году, в самый разгар «культурной революции», что образование у него слабое, технический уровень еще ниже, сметки никакой. И вообще он фрезеровщик, в токарном деле ничего не смыслит. Как можно было ставить его во главе большой объединенной бригады?
Они говорили: «Сам запарывает дело, а стружку снимают с нас, хотя мы ни в чем не виноваты. Надо разделить токарей, слесарей, фрезеровщиков и сборщиков на четыре отдельные бригады, тогда и будет видно, кто мул, а кто лошадь и кто на самом деле не выполняет план».
Вскоре У Годуну действительно пришлось изменить структуру цеха. В день, когда была создана молодежная бригада токарей, они устроили небольшое собрание и в один голос заявили: «Сегодня мы создали собственную бригаду и больше не можем работать спустя рукава. Пусть все увидят, что мы не бездари!» — «Какую бы работу нам ни поручили, будем делать ее так, чтобы на нас никто не фыркал!» — «Да, это нам дали шанс для перевоспитания. Ну как, способны мы на настоящие дела?» «Способны!» — хором ответили остальные тринадцать.
После собрания парни вывесили объявление о том, что пятого января тысяча девятьсот семьдесят восьмого года образовалась молодежная бригада, которая решила работать только на отлично. Заканчивалось объявление такими словами: «В конце года увидим!» У Годуну это показалось большим нахальством. Что за манера — писать такие объявления? И кому они бросают вызов, уж не ему ли, начальнику цеха?
Но ребята сказали, точно заклепали. Вот уже второй год выполняют план. В прошлом году стали передовой бригадой в цехе, а в этом — и на всем заводе, даже в объединении. Когда руководство цеха затребовало сводки о браке, другие бригады не смогли их составить, потому что прежде бракованные детали просто выбрасывались и никто не вел им учет. А в сводках нужно было не только указать количество брака в день, но и ответить на вопрос, почему именно он был допущен, и еще получить на сводке визу контролера.
«Вот видите, другие не сумели подать сводки, а мы сумели! — заявил У Бинь.— Что теперь скажете?» «Ничего хорошего не скажу, раз вы так зазнаетесь!» — обозлился начальник цеха. «Ах вот вы о чем!» — иронически протянул парень.
В самом деле, непонятно, на чем они держатся. На сознательности? Вряд ли: ведь у них в бригаде всего два коммуниста и три комсомольца. Благодаря высокому руководству? Тоже вряд ли. Начальник цеха отлично знал, что отец бригадира Ян Сяодуна был гоминьдановцем, да и сам парень не коммунист и не комсомолец, даже подвергался публичной критике за угон машин. На автомобильном заводе многие незаконно катались на машинах, но Ян Сяодун делал это особенно ловко: подобрал целую связку ключей и садился в любую машину, которая ему понравится. Покатавшись, сбрасывал километраж со счетчика, чтобы не было видно, что на машине ездили. Выкатывал ее после ночной смены руками, включал зажигание довольно далеко от завода, а затем таким же манером возвращал назад. И охрана долгое время ничего не замечала, потому что в ту пору на заводе царило сплошное разгильдяйство. Эти случаи показывали, что Ян Сяодун вороват. Чем же он сумел сплотить своих парней? Может, у них тайная банда, мафия, а он что-то вроде главаря?
Или славой их поманил и таким образом взращивает коллективизм, чувство чести? Нет, не похоже, тогда бы он не рисковал своим авторитетом, таская бригаду по ресторанам.
Для У Годуна оставалось загадкой — что ими движет? И хотя парни шли впереди многих других рабочих цеха, он все-таки был неспокоен за них. Даже выточенные ими детали казались ему мистификацией какого-то волшебника, который выдувал их из воздуха, чтобы народ подурачить;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99