Иметь дело с Гавиниусом, пьяным или трезвым, всегда было неприятно и могло оказаться небезопасным. Гавирал тоже мог быть опасен — прежде всего своей хитростью, — но с ним, во всяком случае, можно быть уверенным, что он, во внезапном приступе дружелюбия, не стиснет собеседника в объятиях и не сломает при этом одно-два ребра или просто не рухнет на него спьяну, как подрубленное дерево.
— Да, мой господин, я был на севере, — сказал Мандралиска. — Мы выполнили задание. Лорд Ворсинар и все его люди сгорели в собственном доме пять дней тому назад.
Гавирал улыбнулся. Он отличался от своих огромных неотесанных тупых быков-братьев не только способностью думать, но и внешностью: маленький, жилистый, непоседливый, с быстрыми сверкающими глазами и тонким ртом, выдававшим склонность к раздражительности. Он настолько не походил на братьев, что, как порой позволял себе подозревать Мандралиска, вполне мог оказаться сыном какого-то другого отца. Однако он обладал многими фамильными особенностями Самбайлидов — рыжеватыми волосами, грубыми чертами лица и неутолимой жадностью.
— Значит, они мертвы? — вопросительным тоном произнес Гавирал. — Изумительно. Изумительно! Впрочем, я в этом не сомневался с самого начала. Вы прекрасный, верный, преданный человек, Мандралиска. Что бы мы делали без вас? Вы — наша главная драгоценность. Вы — наша правая рука. Я люблю вас всем сердцем.
В экспансивном тоне Гавирала легко угадывалась снисходительность; ни одного слова он не произнес искренне. Так можно было бы говорить со слугой, лакеем, фаворитом. И так мог говорить только глупец, не понимающий, как следует обращаться с человеком, от которого полностью зависишь, пусть даже тот ниже рангом.
Но Мандралиска не подал виду, что заметил плохо скрытое оскорбление.
— Благодарю вас, мой господин, — негромко сказал он, улыбнувшись одними губами и склонив голову, как будто его наградили золотой цепью, или рыцарским достоинством, или шестью деревнями на плодородном севере. — Я сохраню ваши слова в сердце. Ваша похвала очень много значит для меня — возможно, даже больше, чем вы думаете.
— Мандралиска, это не столько похвала, сколько простое признание истинного положения вещей, — ответил Гавирал. Он казался очень довольным собой.
Да, он был самой яркой личностью из пяти братьев, но ему даже в голову не могло прийти то, в чем Мандралиска совершенно не сомневался: Гавирал не был и вполовину настолько блестящим человеком, каким себя считал. Весьма серьезный недостаток: его легко можно было обмануть — стоило лишь намекнуть, что преклоняешься перед его мощным разумом, и можно было делать с ним что угодно.
— Мне снилось, — вновь взревел Гавиниус, возвращаясь к начатой теме, как будто Мандралиска и Гавирал вовсе не разговаривали между собой, — что ко мне пришел прокуратор! Можете поверить? Расхаживал передо мной, смотрел мне в глаза, говорил мне изумительные вещи. Это было послание, я точно знаю. Но чье послание? Конечно, не Хозяйки. С какой стати Хозяйка прислала бы ко мне призрак прокуратора? С какой стати Хозяйка вообще стала бы посылать мне сновидение? — Гавиниус громко рыгнул. — Ты должен все это мне истолковать, Мандралиска. Я весь день ищу тебя. Где ты шлялся с самого утра? — Он принялся размахивать руками, пытаясь нащупать флягу, все же заметил ее на красном песке площади, спотыкаясь, дошел до нее и с трудом поднял. Она оказалась пуста. — И куда делся мой коньяк? Что ты сделал с моей флягой?!
— Иди в дом, Гавиниус, — негромко, но настойчиво приказал Гавирал. — Полежи. Отдохни немного. Граф попозже истолкует тебе твой сон. — Маленький человек вдруг резко ударил своего неповоротливого брата в грудь. Гавиниус, удивленно моргая, уставился на ушибленное место. — Иди! Иди, Гавиниус! — Гавирал ударил его снова, на этот раз посильнее.
И Гавиниус, все так же тупо моргая, поплелся, шатаясь, словно одурманенный буйвол-бидлак, в сторону своего дворца. Женщины следовали за ним по пятам.
К тому времени на площади появились Гавдат и Гавахауд. Мандралиска увидел, что на пригорке, отделявшем его дворец от других, показался Гавиломарин. Братья столпились вокруг своего тайного советника.
Пухлый Гавдат, на широком лице которого выделялись огромные, похожие на пещеры ноздри, узнав об удачном завершении похода Мандралиски, заявил, что заранее знал об этом из гороскопа, который недавно составил. Гавдат считал себя волшебником и то и дело совершал магические пассы и твердил заклинания. Самовлюбленный, с бычьей шеей, Гавахауд, столь же уродливый, как и его братья, но убежденный в том, что обладает изумительной красотой, поздравил Мандралиску с изящным щегольским поклоном, вдвойне смешным для такого крупного человека. Толстый дряблый Гавиломарин, совершенно пустой человек, с готовностью соглашавшийся со всем, что говорил кто-нибудь другой, как слабоумный хлопал в ладоши и весело хихикал, слушая рассказ о поджоге крепости.
— Так погибнут все, кто дерзнет выступить против нас, — высокопарно провозгласил Гавахауд.
— Боюсь, что таких окажется немало, — скептически ответил Мандралиска.
— Вы имеете в виду короналя? — уточнил лорд Гавирал.
— Он появится позже. Я говорю о таких, как лорд Ворсинар. Местные принцы, которые расценивают происходящее как собственный шанс покончить с подчинением любой власти. Как только они увидят, что вы не только бросили открытый вызов короналю и понтифексу, но и взяли над ними верх, они сочтут, что имеют все основания не платить налогов никому. В том числе и вам, мои господа.
— Вы сожжете их ради нас, как сожгли этого, — заявил Гавахауд.
— Да! Да! Он их всех сожжет! — вскричал Гавиломарин и снова радостно захлопал в ладоши.
Мандралиска взглянул на него, и на его лице промелькнула быстрая мрачная улыбка. Затем, приложив кончики пальцев к золотому пятиугольнику, висевшему у него на груди, он стремительно окинул взглядом всех четверых братьев.
— Мои господа, — почтительно сказал он, — я проделал сегодня долгий путь и очень устал. Поэтому прошу вашего позволения ненадолго удалиться.
Они уже приближались к находившемуся неподалеку, чуть южнее дворца Гавирала, поселку, где обитали приближенные Пяти правителей, когда Джакомин Халефис нерешительно обратился к Мандралиске:
— Ваша светлость, могу ли я поделиться с вами своим личным наблюдением?
— Но ведь мы же друзья, Джакомин, не так ли? — откликнулся Мандралиска.
Это утверждение настолько не соответствовало действительности, что Халефис с трудом скрыл удивление, но все же смог быстро оправиться.
— Мне показалось, господин, что братья, когда сейчас разговаривали с вами… честно говоря, я обращал на это внимание и раньше, но… надеюсь, вы простите меня… — Он снова замялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
— Да, мой господин, я был на севере, — сказал Мандралиска. — Мы выполнили задание. Лорд Ворсинар и все его люди сгорели в собственном доме пять дней тому назад.
Гавирал улыбнулся. Он отличался от своих огромных неотесанных тупых быков-братьев не только способностью думать, но и внешностью: маленький, жилистый, непоседливый, с быстрыми сверкающими глазами и тонким ртом, выдававшим склонность к раздражительности. Он настолько не походил на братьев, что, как порой позволял себе подозревать Мандралиска, вполне мог оказаться сыном какого-то другого отца. Однако он обладал многими фамильными особенностями Самбайлидов — рыжеватыми волосами, грубыми чертами лица и неутолимой жадностью.
— Значит, они мертвы? — вопросительным тоном произнес Гавирал. — Изумительно. Изумительно! Впрочем, я в этом не сомневался с самого начала. Вы прекрасный, верный, преданный человек, Мандралиска. Что бы мы делали без вас? Вы — наша главная драгоценность. Вы — наша правая рука. Я люблю вас всем сердцем.
В экспансивном тоне Гавирала легко угадывалась снисходительность; ни одного слова он не произнес искренне. Так можно было бы говорить со слугой, лакеем, фаворитом. И так мог говорить только глупец, не понимающий, как следует обращаться с человеком, от которого полностью зависишь, пусть даже тот ниже рангом.
Но Мандралиска не подал виду, что заметил плохо скрытое оскорбление.
— Благодарю вас, мой господин, — негромко сказал он, улыбнувшись одними губами и склонив голову, как будто его наградили золотой цепью, или рыцарским достоинством, или шестью деревнями на плодородном севере. — Я сохраню ваши слова в сердце. Ваша похвала очень много значит для меня — возможно, даже больше, чем вы думаете.
— Мандралиска, это не столько похвала, сколько простое признание истинного положения вещей, — ответил Гавирал. Он казался очень довольным собой.
Да, он был самой яркой личностью из пяти братьев, но ему даже в голову не могло прийти то, в чем Мандралиска совершенно не сомневался: Гавирал не был и вполовину настолько блестящим человеком, каким себя считал. Весьма серьезный недостаток: его легко можно было обмануть — стоило лишь намекнуть, что преклоняешься перед его мощным разумом, и можно было делать с ним что угодно.
— Мне снилось, — вновь взревел Гавиниус, возвращаясь к начатой теме, как будто Мандралиска и Гавирал вовсе не разговаривали между собой, — что ко мне пришел прокуратор! Можете поверить? Расхаживал передо мной, смотрел мне в глаза, говорил мне изумительные вещи. Это было послание, я точно знаю. Но чье послание? Конечно, не Хозяйки. С какой стати Хозяйка прислала бы ко мне призрак прокуратора? С какой стати Хозяйка вообще стала бы посылать мне сновидение? — Гавиниус громко рыгнул. — Ты должен все это мне истолковать, Мандралиска. Я весь день ищу тебя. Где ты шлялся с самого утра? — Он принялся размахивать руками, пытаясь нащупать флягу, все же заметил ее на красном песке площади, спотыкаясь, дошел до нее и с трудом поднял. Она оказалась пуста. — И куда делся мой коньяк? Что ты сделал с моей флягой?!
— Иди в дом, Гавиниус, — негромко, но настойчиво приказал Гавирал. — Полежи. Отдохни немного. Граф попозже истолкует тебе твой сон. — Маленький человек вдруг резко ударил своего неповоротливого брата в грудь. Гавиниус, удивленно моргая, уставился на ушибленное место. — Иди! Иди, Гавиниус! — Гавирал ударил его снова, на этот раз посильнее.
И Гавиниус, все так же тупо моргая, поплелся, шатаясь, словно одурманенный буйвол-бидлак, в сторону своего дворца. Женщины следовали за ним по пятам.
К тому времени на площади появились Гавдат и Гавахауд. Мандралиска увидел, что на пригорке, отделявшем его дворец от других, показался Гавиломарин. Братья столпились вокруг своего тайного советника.
Пухлый Гавдат, на широком лице которого выделялись огромные, похожие на пещеры ноздри, узнав об удачном завершении похода Мандралиски, заявил, что заранее знал об этом из гороскопа, который недавно составил. Гавдат считал себя волшебником и то и дело совершал магические пассы и твердил заклинания. Самовлюбленный, с бычьей шеей, Гавахауд, столь же уродливый, как и его братья, но убежденный в том, что обладает изумительной красотой, поздравил Мандралиску с изящным щегольским поклоном, вдвойне смешным для такого крупного человека. Толстый дряблый Гавиломарин, совершенно пустой человек, с готовностью соглашавшийся со всем, что говорил кто-нибудь другой, как слабоумный хлопал в ладоши и весело хихикал, слушая рассказ о поджоге крепости.
— Так погибнут все, кто дерзнет выступить против нас, — высокопарно провозгласил Гавахауд.
— Боюсь, что таких окажется немало, — скептически ответил Мандралиска.
— Вы имеете в виду короналя? — уточнил лорд Гавирал.
— Он появится позже. Я говорю о таких, как лорд Ворсинар. Местные принцы, которые расценивают происходящее как собственный шанс покончить с подчинением любой власти. Как только они увидят, что вы не только бросили открытый вызов короналю и понтифексу, но и взяли над ними верх, они сочтут, что имеют все основания не платить налогов никому. В том числе и вам, мои господа.
— Вы сожжете их ради нас, как сожгли этого, — заявил Гавахауд.
— Да! Да! Он их всех сожжет! — вскричал Гавиломарин и снова радостно захлопал в ладоши.
Мандралиска взглянул на него, и на его лице промелькнула быстрая мрачная улыбка. Затем, приложив кончики пальцев к золотому пятиугольнику, висевшему у него на груди, он стремительно окинул взглядом всех четверых братьев.
— Мои господа, — почтительно сказал он, — я проделал сегодня долгий путь и очень устал. Поэтому прошу вашего позволения ненадолго удалиться.
Они уже приближались к находившемуся неподалеку, чуть южнее дворца Гавирала, поселку, где обитали приближенные Пяти правителей, когда Джакомин Халефис нерешительно обратился к Мандралиске:
— Ваша светлость, могу ли я поделиться с вами своим личным наблюдением?
— Но ведь мы же друзья, Джакомин, не так ли? — откликнулся Мандралиска.
Это утверждение настолько не соответствовало действительности, что Халефис с трудом скрыл удивление, но все же смог быстро оправиться.
— Мне показалось, господин, что братья, когда сейчас разговаривали с вами… честно говоря, я обращал на это внимание и раньше, но… надеюсь, вы простите меня… — Он снова замялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157