Однако было совершенно безнадежным делом ожидать, что кто-нибудь из Пяти правителей сможет понять такие вещи, прежде чем им все хорошенько разъяснят.
— Да, шлем позволит нам совершить месть, — сказал Хаймак Барджазид.
Его слова Мандралиска тоже проигнорировал — сущая банальность. К тому же он не ощущал в них ни капли искренности. Месть нисколько не интересовала Барджазида. И смерть старшего брата по вине Престимиона, похоже, нисколько его не тревожила. Он, не задумываясь, продался бы убийцам своего брата, если бы смог выторговать подходящую цену. Продать подороже — вот и все, что имело значение для этого человека. Барджазида больше всего интересовали деньги, безопасность и комфорт: одинаково мелкие, ничтожные вещи. Правда, в нем имелась яркая искра злобы и холодный недоброжелательный рассудок, что Мандралиска расценивал как изрядное достоинство, но по сути своей этот человек был совершенно тривиален: ограниченный набор очень сильно развитых торговых навыков и самые обычные желания.
Возбуждение, с которым Мандралиске удалось ненадолго справиться, вернулось вновь. Вонь иной человеческой плоти в комнате становилась уже невыносимой. Жара. Чужие разумы, норовящие навалиться на его собственный.
Он взял со стола такой хрупкий на вид и легкий шлем и засунул его, словно горсть мелких монет, в кошель, висевший у бедра.
— Пойдемте на улицу, — наполовину предложил, наполовину приказал он. — Здесь слишком жарко. Глотнем свежего воздуха.
День повернул к вечеру, и от холмов уже протянулись длинные тени. Дворцы Пяти правителей, надзиравшие за поселком с вершины холма, купались в рыжеватом свете. Мандралиска огромными шагами шел по поселку — ему было совершенно все равно, куда идти. Остальные трое следовали за ним по пятам, стараясь не отставать.
Какие мелкие людишки, думал он. Гавирал. Халефис. Барджазид. Не только маленькие ростом, но и с мелкими душами. Впрочем, Халефис понимал это: он хотел только служить. Гавирал мечтал править как король здесь, на Зимроэле, хотя годился для трона не более, чем скальная обезьяна. А этот маленький уродец Барджазид… Ладно, у него имелись некоторые достоинства: он был, по крайней мере, жестоким и сообразительным. Мандралиска не испытывал к нему всеобъемлющего презрения. Но по существу он все же ничто. Ничто.
— Ваша светлость?! — Его догнал Халефис— Прошу прощения, ваша светлость, — бормотал адъютант, — но, возможно, испытывая это устройство, вы устали сильнее, чем сами замечаете, и вам лучше немного отдохнуть, а не…
— Благодарю тебя, Джакомин Со мной все будет в порядке.
Мандралиска произнес эти слова, даже не повернув головы к Халефису. Они уже оказались на рыночной площади поселка, среди кузнецов и горшечников; чуть поодаль помещались винные лавки, а за ними — хлебный и мясной ряды.
Это было вовсе не простое дело — выстроить деревню, которая смогла бы полностью обеспечивать себя, здесь, на этой сухой, пустынной земле, где урожай нужно было буквально выманивать из неплодородной красной почвы при помощи воды, которую чуть ли не по каплям накачивали из протекавшей совсем неподалеку, но тем не менее практически недосягаемой реки. Однако деревня существовала, и только благодаря его усилиям. Он ничего не знал о сельском хозяйстве, ничего — о выращивании домашнего скота, ничего — о том, как на пустом месте создавать процветающие деревни, но он сделал это — он чертил планы, отдавал приказания и осуществил невозможное, и даже роскошные дворцы Пяти правителей, оседлавшие гряду холмов, тоже обязаны своим появлением ему одному, и сейчас, шагая через порождение своих рук в этот странный день, он чувствовал… Что?
Нетерпение. Ощущение, что он находится на пороге нового места, странного и замечательного места.
Он уже держал под контролем Пятерых правителей Зимроэля — знали они об этом или нет. А скоро к нему в руки попадут и Престимион с Деккеретом. Он станет господином всего Маджипура. Это ли не прекрасное положение для мальчишки из страны снежных Гонгарских гор, вышедшего в жизнь, не имея ничего, кроме живой смекалки и молниеносной реакции?
Он миновал винные лавки, отталкивая бутылки и фляги, которые торговцы со всех сторон протягивали ему, прошел через хлебный рынок. Один из булочников, почтительно кланяясь и что-то невнятно умоляюще бормоча, сунул ему в руку аппетитный свежайший бисквит. В его глазах при этом плескался страх, как будто это Мандралиска, а не шедший чуть сзади Гавирал был правителем Зимроэля Виноторговцы и булочники, думал Мандралиска, понимают, где обитает настоящая власть этих мест.
Он откусил бисквит — это была одна из тех небольших круглых булочек, которые назывались здесь лориками; верхнюю сторону украшали хохолком из теста, отчего булочки становились похожими на короны. Хороший выбор, подумал Мандралиска Он съел бисквит в три укуса.
За дальней стороной рынка резко вздымался крутой холм, с вершины которого можно было увидеть, как далеко внизу кипящая река бьется о подножие утеса. Мандралиска зашагал туда. Халефис все так же семенил слева, держась на один-два шага позади. Барджазид поспешал справа Лорд Гавирал, похоже, решил остаться на рынке и не взбираться на холм.
Мандралиска долго стоял и, не говоря ни слова, смотрел на реку Затем вынул шлем из кошеля и положил небольшую кучку металлической проволоки на раскрытую ладонь Барджазид метнул в него встревоженный взгляд, словно испугался, как бы Мандралиске не пришло в голову швырнуть его изделие вниз, в недосягаемую воду.
А граф внезапно обернулся к сувраэльцу.
— Скажите, Барджазид, вам никогда не хотелось убить своего отца?
Тот взглянул, изумленный.
— Мой отец был добрым человеком, ваша светлость. Торговцем шкурами и вяленым мясом из Тола-гая. Мне никогда и в голову не могло прийти…
— А мне приходило по тысяче раз на день Будь мой отец все еще жив, я сейчас надел бы этот шлем, чтобы попытаться немедленно убить его.
Барджазид был слишком поражен, чтобы сразу найти ответ. Они с Халефисом в изумлении уставились на графа.
Мандралиска никогда и ни с кем не говорил о таких вещах. Но, вероятно, за те несколько секунд, когда шлем Барджазида был у него на голове, в его душе что-то приоткрылось.
— Он тоже был торговцем, — продолжал Мандралиска. Он, не отрываясь, глядел в пропасть на дне которой текла великая река, а перед глазами у него проплывало ненавистное прошлое. — Мы жили в Ибикосе, грязном жалком маленьком городишке среди отрогов Гонгарских гор, в сотне миль к западу от Велатиса. Все лето там идет дождь, а всю зиму — снег. Он торговал винами, причем сам являлся своим лучшим клиентом, а когда напивался — а пьяным он был почти всегда, — то мог ударить с такой же легкостью, как и просто посмотреть на тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
— Да, шлем позволит нам совершить месть, — сказал Хаймак Барджазид.
Его слова Мандралиска тоже проигнорировал — сущая банальность. К тому же он не ощущал в них ни капли искренности. Месть нисколько не интересовала Барджазида. И смерть старшего брата по вине Престимиона, похоже, нисколько его не тревожила. Он, не задумываясь, продался бы убийцам своего брата, если бы смог выторговать подходящую цену. Продать подороже — вот и все, что имело значение для этого человека. Барджазида больше всего интересовали деньги, безопасность и комфорт: одинаково мелкие, ничтожные вещи. Правда, в нем имелась яркая искра злобы и холодный недоброжелательный рассудок, что Мандралиска расценивал как изрядное достоинство, но по сути своей этот человек был совершенно тривиален: ограниченный набор очень сильно развитых торговых навыков и самые обычные желания.
Возбуждение, с которым Мандралиске удалось ненадолго справиться, вернулось вновь. Вонь иной человеческой плоти в комнате становилась уже невыносимой. Жара. Чужие разумы, норовящие навалиться на его собственный.
Он взял со стола такой хрупкий на вид и легкий шлем и засунул его, словно горсть мелких монет, в кошель, висевший у бедра.
— Пойдемте на улицу, — наполовину предложил, наполовину приказал он. — Здесь слишком жарко. Глотнем свежего воздуха.
День повернул к вечеру, и от холмов уже протянулись длинные тени. Дворцы Пяти правителей, надзиравшие за поселком с вершины холма, купались в рыжеватом свете. Мандралиска огромными шагами шел по поселку — ему было совершенно все равно, куда идти. Остальные трое следовали за ним по пятам, стараясь не отставать.
Какие мелкие людишки, думал он. Гавирал. Халефис. Барджазид. Не только маленькие ростом, но и с мелкими душами. Впрочем, Халефис понимал это: он хотел только служить. Гавирал мечтал править как король здесь, на Зимроэле, хотя годился для трона не более, чем скальная обезьяна. А этот маленький уродец Барджазид… Ладно, у него имелись некоторые достоинства: он был, по крайней мере, жестоким и сообразительным. Мандралиска не испытывал к нему всеобъемлющего презрения. Но по существу он все же ничто. Ничто.
— Ваша светлость?! — Его догнал Халефис— Прошу прощения, ваша светлость, — бормотал адъютант, — но, возможно, испытывая это устройство, вы устали сильнее, чем сами замечаете, и вам лучше немного отдохнуть, а не…
— Благодарю тебя, Джакомин Со мной все будет в порядке.
Мандралиска произнес эти слова, даже не повернув головы к Халефису. Они уже оказались на рыночной площади поселка, среди кузнецов и горшечников; чуть поодаль помещались винные лавки, а за ними — хлебный и мясной ряды.
Это было вовсе не простое дело — выстроить деревню, которая смогла бы полностью обеспечивать себя, здесь, на этой сухой, пустынной земле, где урожай нужно было буквально выманивать из неплодородной красной почвы при помощи воды, которую чуть ли не по каплям накачивали из протекавшей совсем неподалеку, но тем не менее практически недосягаемой реки. Однако деревня существовала, и только благодаря его усилиям. Он ничего не знал о сельском хозяйстве, ничего — о выращивании домашнего скота, ничего — о том, как на пустом месте создавать процветающие деревни, но он сделал это — он чертил планы, отдавал приказания и осуществил невозможное, и даже роскошные дворцы Пяти правителей, оседлавшие гряду холмов, тоже обязаны своим появлением ему одному, и сейчас, шагая через порождение своих рук в этот странный день, он чувствовал… Что?
Нетерпение. Ощущение, что он находится на пороге нового места, странного и замечательного места.
Он уже держал под контролем Пятерых правителей Зимроэля — знали они об этом или нет. А скоро к нему в руки попадут и Престимион с Деккеретом. Он станет господином всего Маджипура. Это ли не прекрасное положение для мальчишки из страны снежных Гонгарских гор, вышедшего в жизнь, не имея ничего, кроме живой смекалки и молниеносной реакции?
Он миновал винные лавки, отталкивая бутылки и фляги, которые торговцы со всех сторон протягивали ему, прошел через хлебный рынок. Один из булочников, почтительно кланяясь и что-то невнятно умоляюще бормоча, сунул ему в руку аппетитный свежайший бисквит. В его глазах при этом плескался страх, как будто это Мандралиска, а не шедший чуть сзади Гавирал был правителем Зимроэля Виноторговцы и булочники, думал Мандралиска, понимают, где обитает настоящая власть этих мест.
Он откусил бисквит — это была одна из тех небольших круглых булочек, которые назывались здесь лориками; верхнюю сторону украшали хохолком из теста, отчего булочки становились похожими на короны. Хороший выбор, подумал Мандралиска Он съел бисквит в три укуса.
За дальней стороной рынка резко вздымался крутой холм, с вершины которого можно было увидеть, как далеко внизу кипящая река бьется о подножие утеса. Мандралиска зашагал туда. Халефис все так же семенил слева, держась на один-два шага позади. Барджазид поспешал справа Лорд Гавирал, похоже, решил остаться на рынке и не взбираться на холм.
Мандралиска долго стоял и, не говоря ни слова, смотрел на реку Затем вынул шлем из кошеля и положил небольшую кучку металлической проволоки на раскрытую ладонь Барджазид метнул в него встревоженный взгляд, словно испугался, как бы Мандралиске не пришло в голову швырнуть его изделие вниз, в недосягаемую воду.
А граф внезапно обернулся к сувраэльцу.
— Скажите, Барджазид, вам никогда не хотелось убить своего отца?
Тот взглянул, изумленный.
— Мой отец был добрым человеком, ваша светлость. Торговцем шкурами и вяленым мясом из Тола-гая. Мне никогда и в голову не могло прийти…
— А мне приходило по тысяче раз на день Будь мой отец все еще жив, я сейчас надел бы этот шлем, чтобы попытаться немедленно убить его.
Барджазид был слишком поражен, чтобы сразу найти ответ. Они с Халефисом в изумлении уставились на графа.
Мандралиска никогда и ни с кем не говорил о таких вещах. Но, вероятно, за те несколько секунд, когда шлем Барджазида был у него на голове, в его душе что-то приоткрылось.
— Он тоже был торговцем, — продолжал Мандралиска. Он, не отрываясь, глядел в пропасть на дне которой текла великая река, а перед глазами у него проплывало ненавистное прошлое. — Мы жили в Ибикосе, грязном жалком маленьком городишке среди отрогов Гонгарских гор, в сотне миль к западу от Велатиса. Все лето там идет дождь, а всю зиму — снег. Он торговал винами, причем сам являлся своим лучшим клиентом, а когда напивался — а пьяным он был почти всегда, — то мог ударить с такой же легкостью, как и просто посмотреть на тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157