Только честно.
— Честно? — Фулкари колебалась разве что какое-то мгновение. — Я и думать об этом не могу. Я не хочу, чтобы все было кончено. Я же сказала тебе, Келтрин: я все так же люблю его.
— И все же заявила ему, что не выйдешь за него замуж. И чего же ты теперь от него ждешь? Он должен жить дальше. Ему теперь нужны не любовницы, а одна-единственная жена.
— Я не отказывалась стать его женой. Я отказалась стать женой короналя.
— Да. Да. Ты продолжаешь твердить это. Но, Фулкари, разве это не одно и то же?
— Когда я это сказала, все было не так. Он еще не был официально провозглашен. Думаю, что я в глубине души надеялась, что он откажется от титула ради меня. Но он, конечно, не отказался.
— Знаешь, безумием было даже в шутку рассчитывать на это.
— Я понимаю это. Он пятнадцать лет готовился сменить лорда Престимиона, а когда время для этого пришло, я вдруг говорю ему: «Нет, нет, я намного важнее, чем трон и корона, правда, Деккерет?» Как же я могла быть такой дурой! — Фулкари отвернулась. Она чувствовала, что у нее вот-вот разболится голова. Она поняла, что примчалась к Келтрин в припадке возбуждения, словно юная девушка: «Ах! Он хочет видеть меня!» — а Келтрин методично продемонстрировала ей всю степень ее растерянности. Это было полезно, но еще и очень болезненно. Она больше не хотела говорить об этом.
— Фулкари, — обратилась к ней Келтрин после продолжительной паузы, — ты здорова?
— В общем и целом — да. Как насчет того, чтобы пойти поплавать?
— Я сама как раз хотела предложить тебе то же самое.
— Вот и прекрасно, — подытожила Фулкари, — тогда пойдем. — И спросила, чтобы сменить тему: — Ты все еще продолжаешь заниматься фехтованием, хотя Септах Мелайн уехал в Лабиринт?
— Немного, — ответила Келтрин. — Я два раза в неделю встречаюсь в фехтовальном зале с одним пареньком из класса Септаха Мелайна.
— Наверное с Аудхари? Тем стойензарцем, о котором ты рассказала?
— Да, с Аудхари.
Это было интересно. Фулкари ждала, что Келтрин расскажет ей еще что-нибудь об этом человеке, но та молчала. Она пристально вглядывалась в лицо сестры, пытаясь уловить какой-нибудь признак волнения или неловкости, из коего следовало бы, что ее маленькая девственная сестричка наконец-то завела себе возлюбленного, однако так ничего и не увидела. Или Келтрин была более умелой актрисой, чем думала о ней Фулкари, или же между ней и Аудхари и впрямь не было ничего, кроме невинных занятий фехтованием.
Совсем плохо, подумала она. Келтрин вполне созрела для небольшого романа.
А когда они дошли до бассейна, Келтрин вдруг резко остановилась.
— Фулкари, скажи, ты хорошо знаешь Динитака Барджазида?
Фулкари нахмурилась.
— Динитака? А почему ты о нем спрашиваешь?
— Я спрашиваю, потому что спрашиваю. — Вот теперь, к ее великому удивлению, Фулкари увидела те признаки волнения, которые полностью отсутствовали, когда речь шла об Аудхари. — Ты дружишь с ним?
— Не сказала бы. Нельзя быть рядом с Деккеретом и не познакомиться с Динитаком. Он обычно находится где-нибудь неподалеку от короналя Но мы с ним никогда не были особенно близки. Мы скорее знакомые, чем друзья. А теперь, Келтрин, ты, может быть, расскажешь мне, в чем дело? Или мне об этом знать не полагается?
На лице Келтрин мгновенно возникла маска подчеркнутого безразличия.
— Он интересует меня, вот и все. Я вчера случайно столкнулась с ним возле ротонды лорда Гаспара, когда шла на фехтование, и мы поболтали пару минут. Вот и все. Не строй никаких догадок, Фулкари! Мы просто разговаривали.
— Догадок? А какие я могу строить догадки?
— Я думаю, что он очень… очень необычный, — сказала Келтрин. Она, похоже, очень тщательно подбирала слова. — В нем есть что-то жестокое, что-то таинственное и суровое Это, наверное, потому, что он приехал из Сувраэля. Все сувраэльцы, с которыми мне приходилось встречаться, были немного странными. Наверное, это от жаркого солнца. Но он странен очень своеобразно, если ты понимаешь, что я хочу сказать.
— Думаю, что понимаю, — ответила Фулкари, отмечая про себя яркий свет, зажегшийся в глазах Келтрин при этих словах. Она отлично знала, что может означать такой свет в глазах семнадцатилетней девочки.
Динитак? Как странно. Как интересно. Как неожиданно.
— Я должен принести тебе извинения, Фулкари, — сказал Деккерет.
Фулкари никак не могла отдышаться после оказавшегося ужасно длинным пробега по бесконечным закоулкам библиотеки лорда Стиамота, так что не торопилась с ответом. Она на двадцать минут опоздала на аудиенцию короналя, свернув несколько раз подряд не в те коридоры, в результате чего ей пришлось пройти несколько лишних миль. Она еще никогда в жизни не видела такого количества книг и представить не могла, что их может быть столько. А существовал ли хоть один человек, который прочел бы их все? Рядам полок, похоже, не было конца. К счастью, какой-то древний, казавшийся заживо мумифицировавшимся библиотекарь сжалился над ней и провел ее через лабиринт переходов к маленькому кабинету лорда Деккерета в Длинном зале Метираспа
— Извинения? — эхом откликнулась она, как только обрела возможность говорить.
Между ними, как барьер, высился стол Деккерета, а на нем были сложены высокие стопки официальных документов, длинных листов пергамента, каждый из которых был украшен внушительным количеством лент и печатей. Они, казалось, ползли к нему по сверкающей полированной поверхности стола — захватчики, требующие его внимания.
Деккерет казался усталым и даже слегка больным. Сегодня он был одет не в роскошные королевские одежды, а в простую серую тунику, свободно перехваченную поясом на талии.
— Да, Фулкари, извинения. — Он, казалось, выдавливал из себя слова — За то, что я втянул тебя в такие неудачные, несчастные отношения.
Она почувствовала себя сбитой с толку этим заявлением.
— Несчастные? Ладно. Но ведь это я сама сделала их такими. Почему же ты должен чувствовать себя обязанным за что-то приносить извинения? И что это за слово такое — «несчастные», Деккерет? Неужели наши отношения были на самом деле такими уж несчастными? Или это тебе так кажется?
— Только с недавних пор. Но ты должна согласиться, что все и впрямь закончилось несчастливо.
Фраза отдалась в ее душе гулким ударом колокола. Все закончилось. Все закончилось. Все закончилось.
Да. Конечно, все закончилось. Но она не желала слышать эти слова. Несколько слогов, произнесенные вслух, резали так же беспощадно, как сверкающее лезвие меча.
Фулкари немного выждала, пока ей станет чуть легче.
— И все равно, — сказала она, — я не понимаю, что ты чувствуешь такого, за что следует просить прощения.
— Ты просто не могла об этом знать. Но именно поэтому я попросил тебя прийти сюда сегодня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
— Честно? — Фулкари колебалась разве что какое-то мгновение. — Я и думать об этом не могу. Я не хочу, чтобы все было кончено. Я же сказала тебе, Келтрин: я все так же люблю его.
— И все же заявила ему, что не выйдешь за него замуж. И чего же ты теперь от него ждешь? Он должен жить дальше. Ему теперь нужны не любовницы, а одна-единственная жена.
— Я не отказывалась стать его женой. Я отказалась стать женой короналя.
— Да. Да. Ты продолжаешь твердить это. Но, Фулкари, разве это не одно и то же?
— Когда я это сказала, все было не так. Он еще не был официально провозглашен. Думаю, что я в глубине души надеялась, что он откажется от титула ради меня. Но он, конечно, не отказался.
— Знаешь, безумием было даже в шутку рассчитывать на это.
— Я понимаю это. Он пятнадцать лет готовился сменить лорда Престимиона, а когда время для этого пришло, я вдруг говорю ему: «Нет, нет, я намного важнее, чем трон и корона, правда, Деккерет?» Как же я могла быть такой дурой! — Фулкари отвернулась. Она чувствовала, что у нее вот-вот разболится голова. Она поняла, что примчалась к Келтрин в припадке возбуждения, словно юная девушка: «Ах! Он хочет видеть меня!» — а Келтрин методично продемонстрировала ей всю степень ее растерянности. Это было полезно, но еще и очень болезненно. Она больше не хотела говорить об этом.
— Фулкари, — обратилась к ней Келтрин после продолжительной паузы, — ты здорова?
— В общем и целом — да. Как насчет того, чтобы пойти поплавать?
— Я сама как раз хотела предложить тебе то же самое.
— Вот и прекрасно, — подытожила Фулкари, — тогда пойдем. — И спросила, чтобы сменить тему: — Ты все еще продолжаешь заниматься фехтованием, хотя Септах Мелайн уехал в Лабиринт?
— Немного, — ответила Келтрин. — Я два раза в неделю встречаюсь в фехтовальном зале с одним пареньком из класса Септаха Мелайна.
— Наверное с Аудхари? Тем стойензарцем, о котором ты рассказала?
— Да, с Аудхари.
Это было интересно. Фулкари ждала, что Келтрин расскажет ей еще что-нибудь об этом человеке, но та молчала. Она пристально вглядывалась в лицо сестры, пытаясь уловить какой-нибудь признак волнения или неловкости, из коего следовало бы, что ее маленькая девственная сестричка наконец-то завела себе возлюбленного, однако так ничего и не увидела. Или Келтрин была более умелой актрисой, чем думала о ней Фулкари, или же между ней и Аудхари и впрямь не было ничего, кроме невинных занятий фехтованием.
Совсем плохо, подумала она. Келтрин вполне созрела для небольшого романа.
А когда они дошли до бассейна, Келтрин вдруг резко остановилась.
— Фулкари, скажи, ты хорошо знаешь Динитака Барджазида?
Фулкари нахмурилась.
— Динитака? А почему ты о нем спрашиваешь?
— Я спрашиваю, потому что спрашиваю. — Вот теперь, к ее великому удивлению, Фулкари увидела те признаки волнения, которые полностью отсутствовали, когда речь шла об Аудхари. — Ты дружишь с ним?
— Не сказала бы. Нельзя быть рядом с Деккеретом и не познакомиться с Динитаком. Он обычно находится где-нибудь неподалеку от короналя Но мы с ним никогда не были особенно близки. Мы скорее знакомые, чем друзья. А теперь, Келтрин, ты, может быть, расскажешь мне, в чем дело? Или мне об этом знать не полагается?
На лице Келтрин мгновенно возникла маска подчеркнутого безразличия.
— Он интересует меня, вот и все. Я вчера случайно столкнулась с ним возле ротонды лорда Гаспара, когда шла на фехтование, и мы поболтали пару минут. Вот и все. Не строй никаких догадок, Фулкари! Мы просто разговаривали.
— Догадок? А какие я могу строить догадки?
— Я думаю, что он очень… очень необычный, — сказала Келтрин. Она, похоже, очень тщательно подбирала слова. — В нем есть что-то жестокое, что-то таинственное и суровое Это, наверное, потому, что он приехал из Сувраэля. Все сувраэльцы, с которыми мне приходилось встречаться, были немного странными. Наверное, это от жаркого солнца. Но он странен очень своеобразно, если ты понимаешь, что я хочу сказать.
— Думаю, что понимаю, — ответила Фулкари, отмечая про себя яркий свет, зажегшийся в глазах Келтрин при этих словах. Она отлично знала, что может означать такой свет в глазах семнадцатилетней девочки.
Динитак? Как странно. Как интересно. Как неожиданно.
— Я должен принести тебе извинения, Фулкари, — сказал Деккерет.
Фулкари никак не могла отдышаться после оказавшегося ужасно длинным пробега по бесконечным закоулкам библиотеки лорда Стиамота, так что не торопилась с ответом. Она на двадцать минут опоздала на аудиенцию короналя, свернув несколько раз подряд не в те коридоры, в результате чего ей пришлось пройти несколько лишних миль. Она еще никогда в жизни не видела такого количества книг и представить не могла, что их может быть столько. А существовал ли хоть один человек, который прочел бы их все? Рядам полок, похоже, не было конца. К счастью, какой-то древний, казавшийся заживо мумифицировавшимся библиотекарь сжалился над ней и провел ее через лабиринт переходов к маленькому кабинету лорда Деккерета в Длинном зале Метираспа
— Извинения? — эхом откликнулась она, как только обрела возможность говорить.
Между ними, как барьер, высился стол Деккерета, а на нем были сложены высокие стопки официальных документов, длинных листов пергамента, каждый из которых был украшен внушительным количеством лент и печатей. Они, казалось, ползли к нему по сверкающей полированной поверхности стола — захватчики, требующие его внимания.
Деккерет казался усталым и даже слегка больным. Сегодня он был одет не в роскошные королевские одежды, а в простую серую тунику, свободно перехваченную поясом на талии.
— Да, Фулкари, извинения. — Он, казалось, выдавливал из себя слова — За то, что я втянул тебя в такие неудачные, несчастные отношения.
Она почувствовала себя сбитой с толку этим заявлением.
— Несчастные? Ладно. Но ведь это я сама сделала их такими. Почему же ты должен чувствовать себя обязанным за что-то приносить извинения? И что это за слово такое — «несчастные», Деккерет? Неужели наши отношения были на самом деле такими уж несчастными? Или это тебе так кажется?
— Только с недавних пор. Но ты должна согласиться, что все и впрямь закончилось несчастливо.
Фраза отдалась в ее душе гулким ударом колокола. Все закончилось. Все закончилось. Все закончилось.
Да. Конечно, все закончилось. Но она не желала слышать эти слова. Несколько слогов, произнесенные вслух, резали так же беспощадно, как сверкающее лезвие меча.
Фулкари немного выждала, пока ей станет чуть легче.
— И все равно, — сказала она, — я не понимаю, что ты чувствуешь такого, за что следует просить прощения.
— Ты просто не могла об этом знать. Но именно поэтому я попросил тебя прийти сюда сегодня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157