ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Но Думузи без Инанны ничего не может. Настало время излить силу
божества в ее готовое лоно.
И вот - о, наконец-то! - настала ночь Священного Брака. Луна ушла в
свою опочивальню. В то утро я омылся чистой водой из фонтана при храме
Ана, потом прислужницы умастили меня маслами - все мое тело, все члены,
использовав золотистое масло, выжатое из самых сочных плодов. Я надел
корону и юбку, оставив верхнюю часть тела обнаженной. Меня отвели в Дом
Думузи без окон на окраине города, где я провел полдня, освобождая свой ум
от всего, что не было связано с богом. Я был как во сне, лишенный всего
личного, полный только богом Думузи. С наступлением ночи я отправился на
лодке - путешествие должно было проделано по воде: царь вплывает в город,
как семя вплывает в лоно - к пристани, ближайшей к округу Эанны, а оттуда
пешком к Белому Помосту и храму, где меня ждала богиня.
Я взошел на Помост с его западной стороны, не глядя ни влево, ни
вправо. На кожаном поводке я вел чернорунную овцу, а на руке держал
крохотного козленка - это были подношения Инанне. Может быть, воздух в ту
ночь был прохладный, а может, теплый; наверное, звезды ярко сияли или,
наоборот, были окутаны туманом, может быть, дул легкий ветерок, пахнувший
яблоневым цветом, а может, и не было ветерка. Я не знаю. Я ничего не видел
и не чувствовал, кроме блистательного храма перед собой и гладкого кирпича
под босыми ногами.
Я вошел в храм и отдал козленка жрицам, а овцу - жрецу, направляясь в
длинный зал. Там стояла Инанна. Живи я тысячу лет - и то не увидел бы
более великолепного зрелища.
Она сияла, как солнце. Она была великолепна. Ее омыли, умастили
маслами, окутали ее наготу украшениями из слоновой кости, лапис-лазури,
золота и серебра. Белоснежные поножи красовались на ее ногах, и золотой
треугольник прикрывал ее лоно. Большие украшения из лапис-лазури лежали у
нее на груди, в волосы были вплетены золотые нити. Это были всего лишь
украшения, я их видел и раньше. Они были на ней в ночь ее первого
Священного брака, когда она сочеталась браком с Думузи, и на ее
предшественнице, во времена Лугальбанды. Меня потрясло не великолепие
украшений, а величие богини, исходившее от нее. Как я стал воплощением
мужской силы - как мучительно было биение моих чресел, напоминавшее мне об
этом! - так и она теперь была воплощением сияющей женственности. От
золотого треугольника в основании ее живота исходила волна за волной
мощная сила, словно лучи солнца.
Улыбаясь, она протянула мне руки. Ее глаза встретились с моими. Я
мысленно перепрыгнул через пропасть лет, когда я, в этом самом храме,
заблудился, а девочка Инанна нашла меня, и говорила мое имя, и обещала
мне, что я стану царем, а она будет лежать в моих объятиях. Я вспомнил,
как моя щека прижималась к ее маленькой груди, а ее притирания резким
запахом дразнили мое обоняние. И вот воистину теперь свершилось все, что
она мне предрекала, и мы стояли в храме лицом к лицу в ночь Священного
Брака, а ее глаза, сияющие, как оникс при свете факелов, горели огнем
богини.
- Слава тебе, Инанна, - прошептал я.
- Слава тебе, мой царственный супруг, источник жизни.
- Мое священное сокровище.
- Мой муж, моя истинная любовь.
Тут она просто рассмеялась.
- Видишь? Все это свершилось. Разве нет?
Я услышал музыку, возвещавшую, что нам пора выходить. Мои пальцы
дотронулись до кончиков ее пальцев - только до кончиков, но это был огонь!
- вместе мы прошли по коридору и вышли из дверей храма на храмовую
площадь. Двери сами растворились перед нами. Ясный полумесяц новой молодой
луны поднялся над храмом. Тысячи пар глаз уставились на нас из ночной
тьмы.
Мы произнесли слова ритуала. Мы пили из чаши мед, рассыпали ячмень на
землю. Мы стояли, сплетя руки, пока пелись гимны в честь бога и богини.
Три обнаженных жреца пели благословения. Кровью козленка, моего
жертвоприношения, окропили мое плечо и щеку Инанны. Печеное мясо
принесенной в жертву овцы нам протянули на золотых блюдах, и мы отведали
по ритуальному кусочку каждый. Чтобы проглотить этот кусочек, мне,
по-моему, понадобилась тысяча лет...
Мы снова вошли в храм. Перед нами шли жрецы, а музыканты, танцоры пели
и танцевали вокруг нас, пока мы шли к опочивальне богини.
Опочивальня была небольшой комнатой с высокими потолками, устланная
мягкими зелеными циновками, от которых исходил приятный аромат, потому что
они были смазаны кедровым маслом. Ложе в середине комнаты было из черного
дерева, инкрустированного слоновой костью и золотом. Простыня тончайшего
полотна с эмблемой Инанны покрывала ложе. Повсюду на полу были разложены
гроздья спелых фиников, такие, как их сняли с дерева. Финики - подлинное
сокровище нашей земли, ценнее драгоценных камней. Инанна отломила от
грозди финик и вложила его мне в рот, потом я так же угостил ее.
Вам, должно быть, думается, что к этому времени я обезумел от
нетерпения и желания. Но нет. Во мне было божество, и в моей душе царило
спокойствие и терпение. Сколько лет готовила судьба этот Брак? И что
значили в сравнении с ними еще несколько минут? Я спокойно ждал, пока
жрицы снимали с Инанны серьги, браслеты, кольца и амулеты. Наконец они
сняли с нее бусы, закрывающие грудь, и обнажили ее. Грудь ее была высока и
округла, а ведь ей наверняка было уже за двадцать. Они расстегнули
застежки золотого треугольника, и передо мной приоткрылась бездна -
темная, опушенная густыми волосами и богато умащенная благовониями. Потом
жрицы сняли с меня украшения и юбку, обнажив мое тело. Сделав свое дело,
они все ушли из комнаты и оставили нас одних.
Я подошел к ней ближе. Я стоял перед ней и смотрел, как вздымается и
опадает ее грудь. Она провела языком по губам, и они заблестели. Глаза ее
бесстыдно оглядывали мое тело, а я рассматривал ее фигуру, останавливаясь
на ее полной груди, широких бедрах и густых волосах внизу, скрывавших
источник ее женственности. Я нежно взял ее за руку и подвел к ложу.
На секунду, пока мое тело нависло над ней, моя божественная сущность
вспыхнула и погасла. Моя человеческая природа вернулась ко мне, и я
подумал, сколь сложные отношения связывают меня с этой женщиной. Подумал о
ее неприкрытой чувственности, игривости, ее таинственности, ее силе. Я
подумал еще и о том другом Думузи, смертном, которого она год за годом
обнимала в этом ритуале, а потом, когда он почему-то стал ей не нужен,
уничтожила. Потом снова во мне проснулся и укрепился бог, и все эти мысли
ушли от меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91