И Земля раскололась, словно сосуд,
который швырнули об стену.
Весь день ветры дули с юга, становясь все страшнее и страшнее. Воды
потопа набрали силу и пали на Землю, словно войско захватчиков. Не было
дневного света. Невозможно было ничего разглядеть. Пики гор погрузились в
воду. Сами боги испугались потопа, попятились, забравшись на самое высокое
небо, небо самого Небесного отца. Заплакали они, прижались, как псы,
прилепились к стене, окружавшей высокое небо. Инанна, царица небес,
плакала и стенала, как роженица, видя, как гибнут в воде ее люди. И боги
рыдали с ней вместе. Пристыженные и напуганные теми стихиями, которые они
выпустили на волю, сидели они, дрожа, стеная и плача, и рыдали, и молили о
помощи.
Шесть дней и шесть ночей дул ветер, а бури и ливни бушевали на земле.
На седьмой день буря утихла. Бурлящее море успокоилось. Зиусудра приоткрыл
окошко в своем ковчеге и вышел на палубу. Ноги его подкосились при виде
того, что открылось глазам. Все было тихо. Но не видно было земли, вокруг
только вода, куда хватало взгляда. В страхе и ужасе закрыл он голову
руками и рыдал, ибо знал, что человечество возвратилось во прах, из
которого было создано, уцелели только те, кого он взял в свой ковчег. Все
человечество и весь мир погиб, разрушенный без остатка.
Так он плыл и плыл в этом огромном море, ища берега. Спустя какое-то
время он увидел темные высокие склоны горы Низир, выступающие из воды. Он
подплыл к ним. Ковчег остановился. Три дня, четыре, пять, шесть дней
ковчег отдыхал, прижавшись к стене горы. На седьмой день Зиусудра выпустил
голубку, но она не нашла себе пристанища и вернулась. Он выпустил
ласточку. Но и ласточке негде было опуститься, поэтому и ласточка
вернулась обратно. Тогда он выпустил ворона. Птица взлетела высоко и
далеко, и увидела, что воды начали отступать. Она облетела ковчег широким
кругом, каркнула, улетела и больше на ковчег не вернулась. Тогда Зиусудра
открыл все двери ковчега всем ветрам и солнечному свету. Он пошел на гору
и совершил возлияние, и выставил семь священных сосудов и еще семь, и жег
тростник, и кедр, и мирру богам, которые спасли его от страшной участи.
Боги почуяли запахи жертвоприношения и пришли, чтобы насладиться ими.
Инанна была в числе тех, кто пришел, разодетая в драгоценности. И она
воскликнула: "О да, придите, боги! Но не пускайте сюда Энлиля, ибо он тот,
кто обрушил воды потопа на моих людей!"
И все-таки Энлиль пришел. Он оглянулся и все осмотрел, и в гневе
спросил, как же это могло получиться, что какие-то человеческие души
избегли погибели. "Об этом спроси у Энки", - ответил ему Нинурта, воитель,
бог колодцев и каналов. И тут Энки смело выступил вперед и дерзко сказал
Энлилю: "Безумной затеей было насылать потоп на людей. В гневе своем ты
погубил и грешников, и невинных людей. Это чересчур. Это слишком. Если бы
ты послал волка, чтобы тот пожрал грешников, или льва, или даже еще один
голод, или чуму - что же, этого было бы вполне достаточно. Но не этот же
чудовищный потоп! И вот род человеческий погиб, о Энлиль, а весь мир
затоплен. Только этот ковчег и бывшие в нем люди выжили, да и это
произошло только потому, что Зиусудра, мудрый царь, увидел во сне замыслы
богов, и успел что-то сделать, чтобы спасти себя и дом свой. Иди к нему,
Энлиль. Говори с ним. Прости ему. Окажи ему свою любовь и милость".
Сердце Энлиля было тронуто состраданием. Он увидел, какие разрушения
принес потоп, и его охватила скорбь. И он взошел на борт ковчега Зиусудры.
Он взял царя за руку и взял руку его жены, притянул их к себе и дотронулся
до их лба, чтобы благословить их. И Энлиль сказал: "Ты был смертен, но
больше ты не смертный. Отныне вы будете как боги, и будете жить вдали от
рода человеческого, в устьях рек, в золотой земле Дильмун".
Так были вознаграждены Зиусудра и его жена. И там, в земле Дильмун,
живут они по сей день, вечные, неумирающие, двое, кто верой и терпением
возродил мир в те дни, когда Энлиль наслал потоп, чтобы стереть
человеческий род с лица земли.
Вот такую повесть слыхал я от арфиста Ур-кунунны, когда был ребенком во
дворце Лугальбанды.
30
Я продолжал свои блуждания в горе и безумии. Но теперь у моих
странствий была цель, как бы жалка и безумна она ни была. Не могу сказать,
вам, сколько месяцев я шагал, не могу вспомнить, по каким степям, горам,
долинам и равнинам. Иногда солнце висело передо мной как огромное око
злобного белого огня, посылая волны жара, которые кружили мне голову и
туманили разум, когда я шагал сквозь них. Иногда солнце было бледным и
висело на горизонте за моей спиной, или слева от меня. Я не могу сказать,
что это была за дорога, куда я направлялся. Я встречал реки, и
переправлялся через них. Не думаю, чтобы это были Две Реки наших земель. Я
пересекал болота, места, где влажный песок чавкал подо мной, как грязь. Я
шагал по дюнам и сухим пустыням, я прокладывал себе дорогу в зарослях
какого-то колючего тростника, который хлестал меня, как мстительный враг.
Я питался мясом зайцев и кабанов, бобров и газелей, а там, где они не
встречались, я ел мясо львов, волков и даже шакалов. Когда мне не
попадались звери, я ел коренья, орехи и ягоды, а там, где нечего было
есть, я не ел ничего. И это не имело для меня значения. Во мне была
божественная сила. Передо мной была божественная цель.
Через какое-то время я подошел к горе, которая, как я знал, зовется
Машу, которая стережет восход и заход солнца. Сдвоенная вершина Машу
достигала высоты небес, а ее склоны спускались до врат подземного царства.
Говорят, ее склоны сторожат люди-скорпионы, люди, которые только
наполовину люди, а наполовину - скорпионы, с выгнутыми хвостами, в которых
таится смертоносное жало. Ходят слухи, что один их взгляд убивает. Я не
увидел никаких людей-скорпионов, когда поднимался на Машу. Вернее сказать,
я встретил каких-то несчастных печальных страшилищ совсем не смертоносного
вида. Может быть, наслушавшись рассказов из третьих рук, люди превратили
их в чудовищных людей-скорпионов. С рассказами путешественников всегда так
происходит.
Но я не отрицаю, что почувствовал страх, когда впервые встретился с
ними, когда я набрел на плоское место, лежащее между двумя вершинами.
Существо, наверное какое-то время наблюдало за мной, прежде чем я его
заметил, оно стояло на возвышении надо мной, спокойно сложив руки на
груди.
Энлилем клянусь, странно было на него смотреть! Наверное, оно больше
было человеком, чем кем-нибудь другим, но там, где виднелась его кожа, она
была жесткая, ороговевшая и темная, очень похожая на панцирь скорпиона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
который швырнули об стену.
Весь день ветры дули с юга, становясь все страшнее и страшнее. Воды
потопа набрали силу и пали на Землю, словно войско захватчиков. Не было
дневного света. Невозможно было ничего разглядеть. Пики гор погрузились в
воду. Сами боги испугались потопа, попятились, забравшись на самое высокое
небо, небо самого Небесного отца. Заплакали они, прижались, как псы,
прилепились к стене, окружавшей высокое небо. Инанна, царица небес,
плакала и стенала, как роженица, видя, как гибнут в воде ее люди. И боги
рыдали с ней вместе. Пристыженные и напуганные теми стихиями, которые они
выпустили на волю, сидели они, дрожа, стеная и плача, и рыдали, и молили о
помощи.
Шесть дней и шесть ночей дул ветер, а бури и ливни бушевали на земле.
На седьмой день буря утихла. Бурлящее море успокоилось. Зиусудра приоткрыл
окошко в своем ковчеге и вышел на палубу. Ноги его подкосились при виде
того, что открылось глазам. Все было тихо. Но не видно было земли, вокруг
только вода, куда хватало взгляда. В страхе и ужасе закрыл он голову
руками и рыдал, ибо знал, что человечество возвратилось во прах, из
которого было создано, уцелели только те, кого он взял в свой ковчег. Все
человечество и весь мир погиб, разрушенный без остатка.
Так он плыл и плыл в этом огромном море, ища берега. Спустя какое-то
время он увидел темные высокие склоны горы Низир, выступающие из воды. Он
подплыл к ним. Ковчег остановился. Три дня, четыре, пять, шесть дней
ковчег отдыхал, прижавшись к стене горы. На седьмой день Зиусудра выпустил
голубку, но она не нашла себе пристанища и вернулась. Он выпустил
ласточку. Но и ласточке негде было опуститься, поэтому и ласточка
вернулась обратно. Тогда он выпустил ворона. Птица взлетела высоко и
далеко, и увидела, что воды начали отступать. Она облетела ковчег широким
кругом, каркнула, улетела и больше на ковчег не вернулась. Тогда Зиусудра
открыл все двери ковчега всем ветрам и солнечному свету. Он пошел на гору
и совершил возлияние, и выставил семь священных сосудов и еще семь, и жег
тростник, и кедр, и мирру богам, которые спасли его от страшной участи.
Боги почуяли запахи жертвоприношения и пришли, чтобы насладиться ими.
Инанна была в числе тех, кто пришел, разодетая в драгоценности. И она
воскликнула: "О да, придите, боги! Но не пускайте сюда Энлиля, ибо он тот,
кто обрушил воды потопа на моих людей!"
И все-таки Энлиль пришел. Он оглянулся и все осмотрел, и в гневе
спросил, как же это могло получиться, что какие-то человеческие души
избегли погибели. "Об этом спроси у Энки", - ответил ему Нинурта, воитель,
бог колодцев и каналов. И тут Энки смело выступил вперед и дерзко сказал
Энлилю: "Безумной затеей было насылать потоп на людей. В гневе своем ты
погубил и грешников, и невинных людей. Это чересчур. Это слишком. Если бы
ты послал волка, чтобы тот пожрал грешников, или льва, или даже еще один
голод, или чуму - что же, этого было бы вполне достаточно. Но не этот же
чудовищный потоп! И вот род человеческий погиб, о Энлиль, а весь мир
затоплен. Только этот ковчег и бывшие в нем люди выжили, да и это
произошло только потому, что Зиусудра, мудрый царь, увидел во сне замыслы
богов, и успел что-то сделать, чтобы спасти себя и дом свой. Иди к нему,
Энлиль. Говори с ним. Прости ему. Окажи ему свою любовь и милость".
Сердце Энлиля было тронуто состраданием. Он увидел, какие разрушения
принес потоп, и его охватила скорбь. И он взошел на борт ковчега Зиусудры.
Он взял царя за руку и взял руку его жены, притянул их к себе и дотронулся
до их лба, чтобы благословить их. И Энлиль сказал: "Ты был смертен, но
больше ты не смертный. Отныне вы будете как боги, и будете жить вдали от
рода человеческого, в устьях рек, в золотой земле Дильмун".
Так были вознаграждены Зиусудра и его жена. И там, в земле Дильмун,
живут они по сей день, вечные, неумирающие, двое, кто верой и терпением
возродил мир в те дни, когда Энлиль наслал потоп, чтобы стереть
человеческий род с лица земли.
Вот такую повесть слыхал я от арфиста Ур-кунунны, когда был ребенком во
дворце Лугальбанды.
30
Я продолжал свои блуждания в горе и безумии. Но теперь у моих
странствий была цель, как бы жалка и безумна она ни была. Не могу сказать,
вам, сколько месяцев я шагал, не могу вспомнить, по каким степям, горам,
долинам и равнинам. Иногда солнце висело передо мной как огромное око
злобного белого огня, посылая волны жара, которые кружили мне голову и
туманили разум, когда я шагал сквозь них. Иногда солнце было бледным и
висело на горизонте за моей спиной, или слева от меня. Я не могу сказать,
что это была за дорога, куда я направлялся. Я встречал реки, и
переправлялся через них. Не думаю, чтобы это были Две Реки наших земель. Я
пересекал болота, места, где влажный песок чавкал подо мной, как грязь. Я
шагал по дюнам и сухим пустыням, я прокладывал себе дорогу в зарослях
какого-то колючего тростника, который хлестал меня, как мстительный враг.
Я питался мясом зайцев и кабанов, бобров и газелей, а там, где они не
встречались, я ел мясо львов, волков и даже шакалов. Когда мне не
попадались звери, я ел коренья, орехи и ягоды, а там, где нечего было
есть, я не ел ничего. И это не имело для меня значения. Во мне была
божественная сила. Передо мной была божественная цель.
Через какое-то время я подошел к горе, которая, как я знал, зовется
Машу, которая стережет восход и заход солнца. Сдвоенная вершина Машу
достигала высоты небес, а ее склоны спускались до врат подземного царства.
Говорят, ее склоны сторожат люди-скорпионы, люди, которые только
наполовину люди, а наполовину - скорпионы, с выгнутыми хвостами, в которых
таится смертоносное жало. Ходят слухи, что один их взгляд убивает. Я не
увидел никаких людей-скорпионов, когда поднимался на Машу. Вернее сказать,
я встретил каких-то несчастных печальных страшилищ совсем не смертоносного
вида. Может быть, наслушавшись рассказов из третьих рук, люди превратили
их в чудовищных людей-скорпионов. С рассказами путешественников всегда так
происходит.
Но я не отрицаю, что почувствовал страх, когда впервые встретился с
ними, когда я набрел на плоское место, лежащее между двумя вершинами.
Существо, наверное какое-то время наблюдало за мной, прежде чем я его
заметил, оно стояло на возвышении надо мной, спокойно сложив руки на
груди.
Энлилем клянусь, странно было на него смотреть! Наверное, оно больше
было человеком, чем кем-нибудь другим, но там, где виднелась его кожа, она
была жесткая, ороговевшая и темная, очень похожая на панцирь скорпиона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91