Снизу был океан, и сверху тоже он. Океан напоминали варево,
кипящее во котле вселенского размера, только не суп там булькал,
а носились огромные пространственные глыбы. Сразу захотелось
вопить от страха. Сам Василий был как плевок,
стиснутой могучими массами. Да что там он, вся планета
Земля, весь известный мир был просто пенкой в этой бездне.
Он наблюдал за своими отражениями, а может просто рассматривал
себя со стороны. Как будто даже в вертикальной проекции. И
смахивал этот образ прямо-таки на распластанную препарированную
рептилию. На оси -- пятно головы, в стороны отходят ноги,
руки, позвонки, кишки, ягодицы, пенис и прочие органы,
образованные сплетением множества жизненных нитей. А внутри этой
гадины виднеется еще одна, такая яркая, пульсирующая, подвижная
ящерка с хвостиком, запущенным в бесконечность.
Как мокрота Василий поплыл по этому бесконечному отростку, не
замечая свирепых океанских масс. И отросток сплетался с другими,
такими же, пока не превратился в настоящий стебель.
Стебель гнулся и дрожал в стервозном космическом котле, но в
конце концов завершился цветком. И был тот красив словно пышная
роза на снегу. Имел форму сердца, как-то сложно вибрировал,
сжимался и разжимался, втягивая и выталкивая густое сияние. Но
при более внимательном рассмотрении стало заметно, что цветок
состоит из семнадцати слипшихся ярких Пузырей.
-- Кое-что вижу на другом конце провода... похоже, что
въевшаяся в меня ящерка, является чем-то вроде ручного зверя у
этого подозрительного цветуечка.-- радировал Василий незнамо
кому, может быть, абаканской ведьме.
Помимо этой тривиальной мысли было еще много других, гораздо более
сложных и серьезных, особенно касающихся взаимоотношений между самими
Пузырями, а также между ними и вживленной в него ящерицей.
Казалось, она была у них какой-то тягловой силой, более способной, чем они,
на движение и пронизывание пространства. Однако все думки думные быстро
выветрились из Василия, потому что его сознание резко заскользило вниз,
напоминая спущенную в унитазе воду.
Когда все утряслось, Василий снова обнаружил себя в избушке шулмы, и
это было чрезвычайно приятно. Затем отодвинулся подальше от
котелка с "фирменным" таежным варевом и утер физиономию рукавом.
-- Пуповина соединяет тебя со второй небесной долиной, которой
правит Эсэгэ-Малан, творящий судьбу девяти земель. Эта пуповина питает в
тебе постороннюю душу.-- сообщила ведьма голосом заправского
бюрократа. Примерно в том же духе вас извещают, что "в получении
дополнительной жилплощади отказано".
-- Ну так обрежь эту пуповину хренову.-- быстро предложил клиент.
-- Она состоит из девяноста девяти нитей,-- важно произнесла шулма.--
Я могу отрезать все, кроме одной.
-- Это еще почему, Умай?
-- Посторонняя душа слишком глубоко сидит в тебе. Она так въелась в
твою плоть, что с ее смертью погибнешь и ты.
-- Это не в кайф, конечно...-- в течение разговора у Василия чувство
величайшей надежды моментально сменялось чувством полной безнадеги, и
обратно. Он объяснял такой колебательный процесс своим полным отупением.--
А если останется одна ниточка?
-- Ну ты бестолочь. Тогда посторонняя душа останется в тебе.
-- И все напрасно, Умай?
-- Не напрасно. Она усохнет до размеров пшеничного зерна.
-- Пшеничное зерно. Это терпимо, как мне кажется.-- Его рот наконец
осклабился.-- Ну, давай, начинай. Я думаю, что мы с тобой... ну в общем ты в
накладе не останешься, купишь себе стереомузыку и телек на
батарейках, не так тоскливо будет в лесу ошиваться.
Шулма завозилась у печки минут на десять, никак не откликаясь. Потом
сказала:
-- Походи за мной недельку. Тогда обрежу... А может и нет.
-- Ну и ну. Ничего себе: ходи-броди, а потом -- от ворот поворот.
Иначе-то никак нельзя?
-- Иначе в магазине можно.-- неожиданно пошутила ведьма.
-- Я с собой и запасов съестных не прихватил. А у меня по части жратвы
-- всегда "полный вперед" и никакой инвалидности.
-- Запасы по дороге будут... Да что мне тебя уговаривать. Можешь
проваливать. Иди к елу на закуску.
Василий сразу понял, что "ел" -- это совсем отрицательный
представитель мира духов.
С того дня пришлось Василию таскаться по тайге и наблюдать широкую
спину Умай перед собой, а также составлять публику на ее сеансах общения с
духами. Контачила она в основном с демонами эе -- хозяевами урочищ, и с
самим тагэзи -- хозяином тайги, а елы и прочая паразитическая нечисть,
застрявшая между мирами, всячески мешала ей. У шулмы была своя карта и
свой маршрут, проходивший не столько по реальной территории, сколько в
стране духов, и она двигалась по нему с четкостью швейцарской железной
дороги.
Собственно, Василий едва выудил даже эту информацию. Умай была
мало разговорчивой. Родилась она в семье первобытных охотников, которые
вдруг стали советскими звероводами. Поскольку к братьям меньшим, то есть
хакасам, особые требования, в отличие от русских крестьян, не предъявлялись,
то и сохранилось благополучно камланье в ее роду. Разве что проделывалось
оно втихаря. (В отличие от опиума для народа, то бишь религии, шаманизм
считался проявлением стихийного материализма).
Первые несколько дней скитание по стране духов вызывало у Василия
активную неприязнь. Собственно, и согласился он на это дело, потому что
деваться было некуда -- не возвращаться же домой, к семье, с гнусной ящеркой
внутри, с окончательным признанием того, что жизнь пошла прахом,
коту под яйца. Бомжевать по вокзалам -- вот какая единственная
альтернатива ему виделась.
Вначале он забивал тоскливые мысли, пытливо наблюдая за Умай и
размышляя по ее поводу. Бимоны Василия и в самом деле фиксировали, что к
колдунье по каналам, проложенным ниоткуда, подплывали хвостатые пятна с
повышенной температурой. Иногда он как будто воспринимал их голоса, хотя и
не мог перевести речи духов на русский язык. Он даже чувствовал их запахи,
слабые, но острые -- чем-то напоминающие аромат сыра рокфор.
Возможно это были демоны эе, которых Умай упомянула пару раз.
Иногда к ней привязывались холодные косматые кляксы,
разраставшиеся из неприметной точки. То, наверное, хладнокровно
вампирили зловредные елы и еки. Иногда теплые языки словно
облизывали весь лес и неторопливо тянулись к причитающей Умай --
таков был, скорее всего, крутой тагэзи.
Пребывание в густом лесу, где не было и нет социализма,
капитализма, даже феодализма, технократии и охлократии, где
творение остановилось на пятом дне, помаленьку сняло у Василия
ужас перед инфекционной структурой, засевшей в нем. Да и
экстраморфин, который он пару раз заглатывал тайком, тоже ласкал
психику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115