Другим -- то по роже, то под
зад, и сортир в кустах. Или в подворотне." Единственное
утешение, которое пока подвертывалось, было таковым: "В
следующее рождение все окажется наоборот. Утомят меня эти
"мерседесы" и золотые писсуары. Буду тайком от
прессы в подворотне нужду справлять."
Непрометей Прикованный безрезультатно подергался на цепи,
попрыгал на попе и на ногах, постучал каблуками по трубе.
Поозирался.
Помимо всякого неинтересного хлама в углу подвального помещения
стоял какой-то массивный аппарат, похожий на раскрытую книгу. Он явно
работал, мерцали индикаторы на панели управления, от него доносилось
негромкое, но напряженное гудение. Еще Василий заметил глазок
видеокамеры, установленной совсем невысоко на тоненьком кронштейне --
ничего особенного, сейчас это хозяйство чуть ли не в каждом сортире
монтируют.
Все, просмотр окончен, дальше пялиться было некуда. Настало время
физических упражнений. Руки были свободны настолько, чтобы он мог залезть
в карманчик джемпера -- а там лежала ампула с экстраморфином, мучители
почему-то не изъяли ее. Василий глотнул дозу, а потом стал развлекать себя,
вспоминая содержание статей из пятьдесят восьмого тома "Брокгауза-Ефрона".
В конце концов, он вздремнул, так бывает, если очень неуютно и подсознание
умнее сознания.
Когда он проснулся, то обнаружил, что массивный аппарат переместился
неясным образом в центр помещения. А на потолке, над аппаратом,
колышется зыбкое световое пятно. К тому же воздух между
аппаратом и потолком как будто сгустился. В конце концов там
образовалось что-то вроде светового столба. Василий не
удержался и швырнул в него осколок кирпича. И этот осколок,
оказавшись внутри столба, стал медленно-медленно падать вниз,
словно был пушинкой.
От столба быстро протянулись в разные стороны побеги, они натянули и
скрутили пространство комнаты, разделили его на сегменты. Одни сегменты
были как будто затвердели и треснули, другие словно разжижились, линии там
поплыли и цвета перемешались.
Аппарат раскрылся, словно книга, и Василий увидел внутри ... камень
неправильной формы, но со следами обработки и какими-то высеченными
знаками -- собственно все побеги, корежащие пространство, исходили именно
от него.
Один из побегов стал напоминать канал, по нему поплыла, откуда-то из
угла, яркая звездочка, которая превратилась в алое пятно и... пятно
сконденсировалось, обернувшись в итоге силуэтом. Внутри столба стоял
человек. Причем человек, известный как Саид, близнец того демонического
воина, который погиб в поединке с капитаном-сибиряком.
Василий мигом уловил, что Саид явился по его душу, еще до того, как
тот вышел из столба. А к кому же этот мучитель еще мог придти?
Узник же мог перемещаться только вдоль трубы, до одной из
стен -- так что никаких шансов на спасение.
Саид покинул столб, сделал несколько движений как слепой, а потом
направился прямо к прикованному Василию. Никакого оружия у
кавказского здоровяка не было, но играющие мускулы и желваки
ясно выдавали его намерения. Он был настроен явно враждебно, как
один зверь по отношению к другому зверю, оказавшемуся на той же
охотничьей территории. На лице был отпечаток транса, только не
пассивного, когда сопля из носу и улыбка до ушей, а
агрессивного, боевого -- который у малайцев прозывается "амок",
а у викингов "берсерк"
Василий побежал вдоль стены, понимая со стыдом, что поступает
действительно как неразумная тварь. Вот уже конец пути, конец жизни,
бетонная стена, выплеск отчаяния. Отчаяние неожиданно переросло в ярость.
Притом могучую.
Где-то неподалеку была подруга. Так хотелось разорвать ее,
вкушая блаженство, но между ним и ей стоял соперник, помеха,
которую следует убрать.
И тут подвал из объемного стал куда более плоским, будто
нарисованным, а за ним зашевелилась какая-то глубина. Дальше больше --
замкнутый набор плоскостей, проклятая геометрия Евклида, которая
неумолимо обрекала Василия на гибель, потеряла свою незыблемость. И дотоле
ясная картина немного расплылась, как будто даже обмякла и провисла.
Ширма таяла и исчезала, а за ней проступал облик другого, Настоящего мира. И
тот из призрака быстро становился полноценным и полнокровным.
В бетонной стене, как в зеркале, Василий увидел свое изображение.
Физиономия вся в страшноватых полосках, радужки глаз порыжели, а
задравшийся джемпер показывал, что полосы бегут и по телу. В
теле шевелилась ящерная структура, ее канальцы-отростки
прощупывали каналы Большого мира. И Василий фиг знает как, но
понимал это.
Стальная труба вдруг рассопливилась, расщепилась на несколько
отдельных струек. То же произошло и со всеми поверхностями
помещения. Они тончали, теряли плотность и непроницаемость. От
форм оставались струящиеся линии, от линий -- какие-то вектора.
Теперь было видно, что помещение -- просто зыбкий пузырек,
стиснутый несколькими пространственными глыбами, за коими колебалось еще
великое множество схожих сегментов. И это были сегменты не от мира сего,
они примыкали сбоку, снизу и сверху к нашей реальности. И наш мирок-
миришка был сильно сжат тем, что находилось вокруг него.
Василий в конце концов должен был признать, что наше обычное
пространство -- это просто блин, сильно сдавленный пространствами
необычными.
Сегменты разделялись зазорами-пропастями, которые уводили незнамо
куда, однако же соединялись каналами как будто трубчатого-стебельчатого
вида. Те были четко видны даже и там, где сами сегменты уже сливались в
сплошной туман. Казалось, что пространственные глыбы -- просто
почковидные вздутия, случившиеся на этих каналах. Более того, Василию
подумалось, что вообще имеется лишь один канал, один Путь, но зато
хитросплетенный, а все остальное -- только производное от него.
И каналы, и сегменты Большого мира были совершенно неясных
размеров и габаритов, то ли громадными, как млечные пути, то ли крохотными,
уменьшающимися на кончике носа.
Детский сон не обманывал Василия. Даже в сплошных стенах имеются
двери!
Вдох всем телом, вспышка, толчок, дверь открылась перед ним, зазияв в
расщепившейся вдруг стене, и Василий попал в канал. Тут уж гражданин Рютин
помчался со скоростью много тысяч километров в час, почти потеряв все
чувства из-за такого спринта. Он как будто превратился в длинную струю
воющего вещества. Полет этот продолжался неизвестно сколько. Но потом
снова открылась дверь, Василий влетел куда-то и мигом сплющился,
вернув себе прежние габариты.
Он снова был в подвале, по-прежнему в наручниках, рядом с трубой,
только уже не прикованным к ней. Однако рано было радоваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
зад, и сортир в кустах. Или в подворотне." Единственное
утешение, которое пока подвертывалось, было таковым: "В
следующее рождение все окажется наоборот. Утомят меня эти
"мерседесы" и золотые писсуары. Буду тайком от
прессы в подворотне нужду справлять."
Непрометей Прикованный безрезультатно подергался на цепи,
попрыгал на попе и на ногах, постучал каблуками по трубе.
Поозирался.
Помимо всякого неинтересного хлама в углу подвального помещения
стоял какой-то массивный аппарат, похожий на раскрытую книгу. Он явно
работал, мерцали индикаторы на панели управления, от него доносилось
негромкое, но напряженное гудение. Еще Василий заметил глазок
видеокамеры, установленной совсем невысоко на тоненьком кронштейне --
ничего особенного, сейчас это хозяйство чуть ли не в каждом сортире
монтируют.
Все, просмотр окончен, дальше пялиться было некуда. Настало время
физических упражнений. Руки были свободны настолько, чтобы он мог залезть
в карманчик джемпера -- а там лежала ампула с экстраморфином, мучители
почему-то не изъяли ее. Василий глотнул дозу, а потом стал развлекать себя,
вспоминая содержание статей из пятьдесят восьмого тома "Брокгауза-Ефрона".
В конце концов, он вздремнул, так бывает, если очень неуютно и подсознание
умнее сознания.
Когда он проснулся, то обнаружил, что массивный аппарат переместился
неясным образом в центр помещения. А на потолке, над аппаратом,
колышется зыбкое световое пятно. К тому же воздух между
аппаратом и потолком как будто сгустился. В конце концов там
образовалось что-то вроде светового столба. Василий не
удержался и швырнул в него осколок кирпича. И этот осколок,
оказавшись внутри столба, стал медленно-медленно падать вниз,
словно был пушинкой.
От столба быстро протянулись в разные стороны побеги, они натянули и
скрутили пространство комнаты, разделили его на сегменты. Одни сегменты
были как будто затвердели и треснули, другие словно разжижились, линии там
поплыли и цвета перемешались.
Аппарат раскрылся, словно книга, и Василий увидел внутри ... камень
неправильной формы, но со следами обработки и какими-то высеченными
знаками -- собственно все побеги, корежащие пространство, исходили именно
от него.
Один из побегов стал напоминать канал, по нему поплыла, откуда-то из
угла, яркая звездочка, которая превратилась в алое пятно и... пятно
сконденсировалось, обернувшись в итоге силуэтом. Внутри столба стоял
человек. Причем человек, известный как Саид, близнец того демонического
воина, который погиб в поединке с капитаном-сибиряком.
Василий мигом уловил, что Саид явился по его душу, еще до того, как
тот вышел из столба. А к кому же этот мучитель еще мог придти?
Узник же мог перемещаться только вдоль трубы, до одной из
стен -- так что никаких шансов на спасение.
Саид покинул столб, сделал несколько движений как слепой, а потом
направился прямо к прикованному Василию. Никакого оружия у
кавказского здоровяка не было, но играющие мускулы и желваки
ясно выдавали его намерения. Он был настроен явно враждебно, как
один зверь по отношению к другому зверю, оказавшемуся на той же
охотничьей территории. На лице был отпечаток транса, только не
пассивного, когда сопля из носу и улыбка до ушей, а
агрессивного, боевого -- который у малайцев прозывается "амок",
а у викингов "берсерк"
Василий побежал вдоль стены, понимая со стыдом, что поступает
действительно как неразумная тварь. Вот уже конец пути, конец жизни,
бетонная стена, выплеск отчаяния. Отчаяние неожиданно переросло в ярость.
Притом могучую.
Где-то неподалеку была подруга. Так хотелось разорвать ее,
вкушая блаженство, но между ним и ей стоял соперник, помеха,
которую следует убрать.
И тут подвал из объемного стал куда более плоским, будто
нарисованным, а за ним зашевелилась какая-то глубина. Дальше больше --
замкнутый набор плоскостей, проклятая геометрия Евклида, которая
неумолимо обрекала Василия на гибель, потеряла свою незыблемость. И дотоле
ясная картина немного расплылась, как будто даже обмякла и провисла.
Ширма таяла и исчезала, а за ней проступал облик другого, Настоящего мира. И
тот из призрака быстро становился полноценным и полнокровным.
В бетонной стене, как в зеркале, Василий увидел свое изображение.
Физиономия вся в страшноватых полосках, радужки глаз порыжели, а
задравшийся джемпер показывал, что полосы бегут и по телу. В
теле шевелилась ящерная структура, ее канальцы-отростки
прощупывали каналы Большого мира. И Василий фиг знает как, но
понимал это.
Стальная труба вдруг рассопливилась, расщепилась на несколько
отдельных струек. То же произошло и со всеми поверхностями
помещения. Они тончали, теряли плотность и непроницаемость. От
форм оставались струящиеся линии, от линий -- какие-то вектора.
Теперь было видно, что помещение -- просто зыбкий пузырек,
стиснутый несколькими пространственными глыбами, за коими колебалось еще
великое множество схожих сегментов. И это были сегменты не от мира сего,
они примыкали сбоку, снизу и сверху к нашей реальности. И наш мирок-
миришка был сильно сжат тем, что находилось вокруг него.
Василий в конце концов должен был признать, что наше обычное
пространство -- это просто блин, сильно сдавленный пространствами
необычными.
Сегменты разделялись зазорами-пропастями, которые уводили незнамо
куда, однако же соединялись каналами как будто трубчатого-стебельчатого
вида. Те были четко видны даже и там, где сами сегменты уже сливались в
сплошной туман. Казалось, что пространственные глыбы -- просто
почковидные вздутия, случившиеся на этих каналах. Более того, Василию
подумалось, что вообще имеется лишь один канал, один Путь, но зато
хитросплетенный, а все остальное -- только производное от него.
И каналы, и сегменты Большого мира были совершенно неясных
размеров и габаритов, то ли громадными, как млечные пути, то ли крохотными,
уменьшающимися на кончике носа.
Детский сон не обманывал Василия. Даже в сплошных стенах имеются
двери!
Вдох всем телом, вспышка, толчок, дверь открылась перед ним, зазияв в
расщепившейся вдруг стене, и Василий попал в канал. Тут уж гражданин Рютин
помчался со скоростью много тысяч километров в час, почти потеряв все
чувства из-за такого спринта. Он как будто превратился в длинную струю
воющего вещества. Полет этот продолжался неизвестно сколько. Но потом
снова открылась дверь, Василий влетел куда-то и мигом сплющился,
вернув себе прежние габариты.
Он снова был в подвале, по-прежнему в наручниках, рядом с трубой,
только уже не прикованным к ней. Однако рано было радоваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115