Боль размножилась, расползлась. Я приподнялась и взглянула
на свое тело, на прижатую к животу руку. Было очень больно.
Куда больнее, чем издевательские эксперименты Извекова с
телепатией. Между пальцев бойко текла кровь, словно стремясь
как можно скорее покинуть мое тело.
Олег был рядом в ту же секунду. Я ужаснулась тому, каким
за одно мгновение стало его лицо: бледным, растерянным,
беспомощным. Я услышала, как его пистолет упал на мостовую.
Руки Олега приподняли меня с земли.
-- Олег... -- я не услышала своего голоса, но от попытки
заговорить боль поднялась выше, и вместо вздоха я захлебнулась
кровью. Кровь хлынула изо рта на рубашку.
Путаясь в мыслях, я попробовала все же сказать ему, чтобы
он сейчас же оставил меня в покое и обратил свое внимание на
приближающееся ворчание оборотней. Я слышала его, это ворчание.
И слышала, как ровно шумит в ушах поток крови, которая толчками
вытекает из моих ран. Боль жгла, но на нее можно было уже не
обращать внимания. Я не могла произнести ни слова, ни
вздохнуть, наглотавшись собственной крови, и уже не понимала,
что происходит, и ничего не слышала. Только расплывающееся лицо
Олега и в ушах мерный стук сердца, выталкивающего из меня
последние остатки крови. Олег что-то говорил, но, видимо,
поняв, что я его не слышу, перестал говорить, притянул меня к
себе и, пачкаясь в крови, прижался лицом к моему лицу... Я
покорно закрыла глаза и постепенно перестала чувствовать
сжимающие меня руки Олега. Вслед за этим толчки сердца стали
тише и реже, и вскоре прекратились совсем. Стало тепло, тихо, и
я, наконец, оказалась в состоянии полного покоя и дремучего
беспробудного сна...
Все было кончено.
Но сразу же звуки вернулись. И перед моими глазами
возникла мутная пелена, сквозь которую постепенно начала
проявляться картина, которую я, кажется, только что наблюдала
из несколько иного положения.
Темная аллея Сылве, освещенная только полной янтарной
луной и крупными яркими звездами, сверху, откуда я наблюдала за
событиями, выглядела не такой уж зловещей. Только всмотревшись
вниз, на копошащихся внизу существ, можно было понять, что там
происходит. Несколько крупных псов-зомби в беспокойстве сновали
по кругу вокруг двоих людей на мостовой. А под липой, скрытый
тенью кроны даже от луны и звезд -- но не от меня -- стоял
худощавый бородатый парень в комбинезоне. В его опущенной руке
-- пистолет, он был задумчив и печально следил за происходящим
на аллее. Я видела, как губы его шевелились, а глаза блестели,
но не от слез, а от возбуждения. Все внимание его было
приковано к своим жертвам, одна из которых уже была мертва,
когда я увидела все с высоты.
Оборотни бегали вокруг. Они были голодны. Это был голод
превращения. Непременно нужно было растерзать жертву или
обратить ее в существо себе подобное. Я хорошо понимала жажду
этих псов. Сейчас они могли только бродить вокруг, дожидаясь
команды хозяина. Я чувствовала их мучительное нетерпение,
подогретое у многих недавно испытанной болью, которую причинил
им человек, сидящий сейчас посреди собачьего круга. Причинил,
потому что защищался. Но псы не знают жалости. Они знают только
свой голод, знают как его притупить. Этот человек в круге был
обречен, потому что псы не простят ему сопротивления и боли.
Наказанием будет смерть, в чести присоединиться к стае человеку
будет отказано.
Мужчина, сидевший на плитах аллеи, не обращал внимания на
псов. Казалось, он забыл, что от них может исходить опасность.
Он держал в объятиях труп девушки, и больше ничего его не
интересовало. Наверное, он не заметил бы второго пришествия,
случись оно тут же немедленно. Вокруг разлилось море крови.
Парень и сам был ранен в схватке, но он не помнил об этом. Было
видно, что боли физической для него пока нет, он не обращает на
нее внимания. Расстегнув на девушке одежду, парень пытался,
видимо, что-нибудь сделать, еще не осознав, что все бесполезно.
Он проводил пальцами по нескольким пулевым ранам, уже не
кровоточащим, потому что вся кровь покинула начавшее остывать
тело. Пули были пущены твердой рукой, и совершенно бесполезно
надеяться на чудо.
За несколько минут жизнь вытекла наружу вся, без остатка.
Девушка, несомненно, поняла, что умирает, но она умерла, не
мучаясь, потому что быстрая потеря крови сняла остроту боли,
стала своеобразной анестезией. Правда, лицо девушки выражало
страдание, но если бы парень знал, что это гримаса не боли, а
отчаяния, потому что услышав напоследок, как выпал из руки
парня пистолет, она ужаснулась тому, что сейчас произойдет с ее
другом. Она даже не успела вспомнить напоследок о брате. Хотя
если быть точным, этот парень, застывший в горе посреди
мостовой, был ей дорог ничуть не меньше, чем брат.
Парень перестал осматривать раны своей подруги, запахнул
на ней одежду и осторожно опустил тело на мостовую. Рука его
снова потянулась к оружию. Взгляд стал сосредоточенным и
собранным. Вынув из-за пояса новую обойму, он хладнокровно
перезарядил пистолет. Бросив взгляд на мертвую, он вдруг снял с
правой ладони серебряный кастет и надел его на руку девушке,
перевернув его в виде браслета. Он встал и сделал несколько
нетвердых шагов в ту сторону, где, скрытый ночной тенью, стоял
его враг, убийца.
Убийца оторвался от ствола липы, прошел немного вперед,
неторопливо убрал свой пистолет в поясную кобуру. Еще бы ему
бояться измотанного, искусанного человека, убитого горем. Он
сейчас даст знак своим псам, и они разорвут его на бесформенные
куски мяса, из которых будут торчать обломанные кости...
Парень шагнул еще, но боль в израненных ногах не дала ему
сделать больше ни шага. Он упал, как мог быстро встал на
колени, сел и, подобрав под себя окровавленные ноги,
приготовился отразить нападение; Убийца послал сигнал, и псы
всей ненасытной кучей кинулись на беззащитного парня. Ведь его
пистолет не мог причинить им существенного вреда, а свой
браслет он отдал девушке, потому что больше ничем другим уже не
мог с ней поделиться.
Удовлетворение и торжество появилось на лице бородатого
убийцы. Он думал, что теперь-то его цель достигнута. Теперь он
расправится с парнем, столько раз мешавшим ему, а с телом
девушки он сделает то, что привык делать с теми, кого убивал:
он научит ее превращаться в собаку, и она будет носиться по
ночным улицам, выслеживая добычу... А может быть, он и не
станет использовать ее тело, бросит его на съедение одичалым
псам-людоедам, которые вернутся на аллею после ухода своих
неживых сородичей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101