.. Почему то, что
одних задевает до глубины души, у других вызывает равнодушие, а
у третьих презрение? Да просто потому, что так оно есть.
Всю жизнь, с раннего детства я постоянно ощущала себя
нежным цветком, любовно и старательно оберегаемым от всех
неприятностей. У меня было все, что можно было пожелать.
Родители, терпеливо и ласково воспитывающие своих детей,
мягкие, добрые люди, к тому же довольно рано добившиеся
значительного положения в обществе. Отец был одним из самых
известных и модных архитекторов, что давало возможность всему
семейству ни в чем не нуждаться. Всю жизнь меня окружали
красивые игрушки, добрые книги, умные и веселые учителя. На все
это родители не жалели денег. Правда, у меня никогда не было
друзей. Почти безвылазно я сидела в пределах нашего дома и
сада. Да, у меня были настоящие домашние зверинцы в саду, но
никогда не было ни одной подруги. Наверное, так можно было бы
сойти с ума, но у меня был старший брат. Наверное, ни у одной
девчонки в мире не было такого брата. Фелим был старше на
четыре года. Сколько я себя помню, он был добродушен и
снисходителен ко мне. Он был тихим, задумчивым и спокойным
мальчиком, никогда не шалил и не дрался, да и не с кем ему было
подраться. Он спокойно и философски сносил мелкие пакости,
которые я время от времени ему подстраивала, и все время
рассказывал сочиненные им самим невероятные героические истории
про удивительные приключения отважных, независимых людей.
За всю мою жизнь никто ни разу не сказал мне грубого
слова, никто ни разу не оскорбил и, не дай Бог, не ударил меня.
мне не с кем было даже перекинуться парой колкостей. Можно ли
вообще вообразить себе такую тепличную жизнь? Наверное, нет.
Хотя и нарочно такого не придумаешь. Впрочем, Мариэла была
счастлива в тягучей, неспешной, раз и навсегда установленной
атмосфере.
Но по-настоящему счастливой я стала год назад.
Фелим, повзрослев, избрал своей профессией создание
гоночных автомобилей. Кто знает, может быть, именно это и было
его мечтой, и он добился, чтобы она стала реальностью. Но так
или иначе, это стало его страстью. Одер говорил мне, насколько
ценили и уважали Фелима в клубной команде машин класса
"торнадо", при которой тот был инженером.
Я сначала была совершенно равнодушна к бешено ревущим
жучкам, стремительно отмеряющим на трассе круг за кругом. Потом
я все же заинтересовалась, что же могло привлечь во всем этом
Фелима? Мне трудно было это понять. Но все изменилось после
того, как Фелим впервые взял меня на соревнования. Впервые я
видела гонку не на экране видеоприемника, а живьем. И впервые я
не слышала нарочито бодрого, нудного комментатора, который
обычно сопровождает репортажи для дилетантов, которые сами не в
состоянии уследить за расстановкой сил на трассе, и для
любителей дешевых сплетен о знаменитостях. Мне же Фелим отдал
один из свободных переговорников. Все наушники и микрофоны,
принадлежащие команде, были связаны в одну сеть. И едва я
надела наушники, как незнакомый стремительный мир ошеломил
меня, очаровал и намертво приклеил к себе.
С тех пор я редко пропускала соревнования, полюбила бывать
с Фелимом на тренировках на стадионах и в клубе. Он находил мне
место на территории бокса команды, откуда было все видно: и
трасса, и суета техников, и предстартовые ритуалы пилотов.
Когда же начинали оглушительно завывать моторы, и разноцветные
жучки-"торнадо" пускались в многочасовую гонку, я надевала
переговорник и погружалась в водопад страстей. Чего только не
приходилось услышать за время гонок! Те, кто смотрит и слушает
обычные репортажи, даже не представляют, какой суррогат из
сплетен и досужих рассуждений им подсовывают каждый раз. Я же
смотрела и слушала, боясь пропустить хоть слово.
Я слышала яростные споры инженеров и техников, которым за
считанные секунды приходилось находить единственно приемлемое
техническое решение. Я слышала их обсуждения хода гонки,
сопровождаемые такими тонкостями, что вначале незнакомые
термины звучали, как фантастическая музыка. Я слышала короткие
команды диспетчера пилотам, частенько перемежающиеся крепким
словцом или соленой шуткой. А самые молчаливые люди --
пилоты... Я слышала их голоса редко, только тогда, когда они
просили совета или помощи, или огрызались, когда были
недовольны балаганным трепом шутников.
Я удивлялась, как каждый из клубной команды, имеющий свою
отдельную задачу, мог разобраться в этой мешанине голосов. И
только позже, много позже я смогла понять, что в какофонии
голосов, перебивающих и заглушающих друг друга, есть, тем не
менее, своя величественная упорядоченность, иерархия,
слаженность и точность, подчиненные одной общей цели: победе.
Мне казалось, что это была настоящая жизнь. А если уж быть
до конца точной, то это была лишь одна из сторон жизни, но
дающая такие сильные эмоции, без которых некоторым натурам
очень трудно жить, а раз окунувшись в них, невозможно
отказаться, как от наркотика. Это была жизнь, резко
отличающаяся своим темпераментом от той, что я знала с детства,
лихая, не терпящая тягучести и неизвестности. Это было ново,
красиво, зажигательно. После моего затворничества на меня
обрушилась масса новых знакомств. Множество людей настолько
поражали мое воображение, что я была довольна уже тем, что
просто нахожусь среди них, вижу, как они действуют, слышу, что
они говорят.
И все они, какие бы функции они ни выполняли в команде,
упивались тем, что они делают. Потому что не было главных и
второстепенных. Все были заняты общим делом. Как один большой
дружный улей. Только в этом улье каждая пчелка была поистине
незаурядной личностью.
Мне доставляло удовольствие наблюдать за людьми во время
работы на соревнованиях. Смотреть им в глаза. Замечать четкие
отработанные жесты. Особая статья -- пилоты. Откуда только
брались эти отчаянные люди, удел которых все время оставаться
на виду, завершать своими отчаянными прорывами общую,
выстраданную всей командой работу? Именно пилоты оказывались в
самом центре переплетенных между собой страстей. Битва техники
друг с другом. Борьба пилота с капризами этой техники и с
погодой на трассе. Столкновение характеров и нервов соперников.
И не нужны многословные комментарии, воспевающие героизм и волю
к победе. Лучше бы вместо пустых слов посмотрели хоть раз в
глаза человека, сидящего в кабине жучка перед стартом, когда
уже инженеры и техники перестали мучать машину и пилота
последними наставлениями, когда датчики еще безошибочно следят
за состоянием систем и телеметрия не подводит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
одних задевает до глубины души, у других вызывает равнодушие, а
у третьих презрение? Да просто потому, что так оно есть.
Всю жизнь, с раннего детства я постоянно ощущала себя
нежным цветком, любовно и старательно оберегаемым от всех
неприятностей. У меня было все, что можно было пожелать.
Родители, терпеливо и ласково воспитывающие своих детей,
мягкие, добрые люди, к тому же довольно рано добившиеся
значительного положения в обществе. Отец был одним из самых
известных и модных архитекторов, что давало возможность всему
семейству ни в чем не нуждаться. Всю жизнь меня окружали
красивые игрушки, добрые книги, умные и веселые учителя. На все
это родители не жалели денег. Правда, у меня никогда не было
друзей. Почти безвылазно я сидела в пределах нашего дома и
сада. Да, у меня были настоящие домашние зверинцы в саду, но
никогда не было ни одной подруги. Наверное, так можно было бы
сойти с ума, но у меня был старший брат. Наверное, ни у одной
девчонки в мире не было такого брата. Фелим был старше на
четыре года. Сколько я себя помню, он был добродушен и
снисходителен ко мне. Он был тихим, задумчивым и спокойным
мальчиком, никогда не шалил и не дрался, да и не с кем ему было
подраться. Он спокойно и философски сносил мелкие пакости,
которые я время от времени ему подстраивала, и все время
рассказывал сочиненные им самим невероятные героические истории
про удивительные приключения отважных, независимых людей.
За всю мою жизнь никто ни разу не сказал мне грубого
слова, никто ни разу не оскорбил и, не дай Бог, не ударил меня.
мне не с кем было даже перекинуться парой колкостей. Можно ли
вообще вообразить себе такую тепличную жизнь? Наверное, нет.
Хотя и нарочно такого не придумаешь. Впрочем, Мариэла была
счастлива в тягучей, неспешной, раз и навсегда установленной
атмосфере.
Но по-настоящему счастливой я стала год назад.
Фелим, повзрослев, избрал своей профессией создание
гоночных автомобилей. Кто знает, может быть, именно это и было
его мечтой, и он добился, чтобы она стала реальностью. Но так
или иначе, это стало его страстью. Одер говорил мне, насколько
ценили и уважали Фелима в клубной команде машин класса
"торнадо", при которой тот был инженером.
Я сначала была совершенно равнодушна к бешено ревущим
жучкам, стремительно отмеряющим на трассе круг за кругом. Потом
я все же заинтересовалась, что же могло привлечь во всем этом
Фелима? Мне трудно было это понять. Но все изменилось после
того, как Фелим впервые взял меня на соревнования. Впервые я
видела гонку не на экране видеоприемника, а живьем. И впервые я
не слышала нарочито бодрого, нудного комментатора, который
обычно сопровождает репортажи для дилетантов, которые сами не в
состоянии уследить за расстановкой сил на трассе, и для
любителей дешевых сплетен о знаменитостях. Мне же Фелим отдал
один из свободных переговорников. Все наушники и микрофоны,
принадлежащие команде, были связаны в одну сеть. И едва я
надела наушники, как незнакомый стремительный мир ошеломил
меня, очаровал и намертво приклеил к себе.
С тех пор я редко пропускала соревнования, полюбила бывать
с Фелимом на тренировках на стадионах и в клубе. Он находил мне
место на территории бокса команды, откуда было все видно: и
трасса, и суета техников, и предстартовые ритуалы пилотов.
Когда же начинали оглушительно завывать моторы, и разноцветные
жучки-"торнадо" пускались в многочасовую гонку, я надевала
переговорник и погружалась в водопад страстей. Чего только не
приходилось услышать за время гонок! Те, кто смотрит и слушает
обычные репортажи, даже не представляют, какой суррогат из
сплетен и досужих рассуждений им подсовывают каждый раз. Я же
смотрела и слушала, боясь пропустить хоть слово.
Я слышала яростные споры инженеров и техников, которым за
считанные секунды приходилось находить единственно приемлемое
техническое решение. Я слышала их обсуждения хода гонки,
сопровождаемые такими тонкостями, что вначале незнакомые
термины звучали, как фантастическая музыка. Я слышала короткие
команды диспетчера пилотам, частенько перемежающиеся крепким
словцом или соленой шуткой. А самые молчаливые люди --
пилоты... Я слышала их голоса редко, только тогда, когда они
просили совета или помощи, или огрызались, когда были
недовольны балаганным трепом шутников.
Я удивлялась, как каждый из клубной команды, имеющий свою
отдельную задачу, мог разобраться в этой мешанине голосов. И
только позже, много позже я смогла понять, что в какофонии
голосов, перебивающих и заглушающих друг друга, есть, тем не
менее, своя величественная упорядоченность, иерархия,
слаженность и точность, подчиненные одной общей цели: победе.
Мне казалось, что это была настоящая жизнь. А если уж быть
до конца точной, то это была лишь одна из сторон жизни, но
дающая такие сильные эмоции, без которых некоторым натурам
очень трудно жить, а раз окунувшись в них, невозможно
отказаться, как от наркотика. Это была жизнь, резко
отличающаяся своим темпераментом от той, что я знала с детства,
лихая, не терпящая тягучести и неизвестности. Это было ново,
красиво, зажигательно. После моего затворничества на меня
обрушилась масса новых знакомств. Множество людей настолько
поражали мое воображение, что я была довольна уже тем, что
просто нахожусь среди них, вижу, как они действуют, слышу, что
они говорят.
И все они, какие бы функции они ни выполняли в команде,
упивались тем, что они делают. Потому что не было главных и
второстепенных. Все были заняты общим делом. Как один большой
дружный улей. Только в этом улье каждая пчелка была поистине
незаурядной личностью.
Мне доставляло удовольствие наблюдать за людьми во время
работы на соревнованиях. Смотреть им в глаза. Замечать четкие
отработанные жесты. Особая статья -- пилоты. Откуда только
брались эти отчаянные люди, удел которых все время оставаться
на виду, завершать своими отчаянными прорывами общую,
выстраданную всей командой работу? Именно пилоты оказывались в
самом центре переплетенных между собой страстей. Битва техники
друг с другом. Борьба пилота с капризами этой техники и с
погодой на трассе. Столкновение характеров и нервов соперников.
И не нужны многословные комментарии, воспевающие героизм и волю
к победе. Лучше бы вместо пустых слов посмотрели хоть раз в
глаза человека, сидящего в кабине жучка перед стартом, когда
уже инженеры и техники перестали мучать машину и пилота
последними наставлениями, когда датчики еще безошибочно следят
за состоянием систем и телеметрия не подводит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101