Слезы давно просохли,
взволнованная нежность Одера сделала свое дело. Умиротворение,
наконец, воцарилось в моей душе.
Я вышла к искусственному пруду, который Фелим сам придумал
и сделал прошлым летов. Здесь было чудно. Полная луна
покачивалась на дне водоема, одна из посаженных братом кувшинок
выплыла на своем длинном стебле почти на самую середину пруда.
Здесь можно было сидеть вечно. Потому что здесь было хорошо. И
поэтому даже мелькнувшая мысль о предстоящих Одеру
соревнованиях не нарушила моего безоблачного настроения. Дурной
сон испарился без следа. Жаль только Одера, что ему пришлось
так поволноваться...
Едва покачивающаяся гладь воды притягивала глаз. Хотелось
смотреть на нее, не отрываясь. Я знала, что пруд совсем не
глубок, и днем прекрасно видно дно, но сейчас водоем казался
бездонным и таинственным.
Неожиданно на дне пруда что-то мелькнуло. Сердце мое
тревожно екнуло. Какое-нибудь земноводное? Нет, не похоже. Я
всмотрелась...
Не на дне, а на самой поверхности появился силуэт.
Нечеткое видение. Я зажмурилась, чтобы отогнать непрошенные
галлюцинации, но перед моими закрытыми глазами четко и ясно
возник незнакомый мужчина. Средних лет, со скуластым
осунувшимся лицом, с перехваченными сзади длинными
светло-русыми волосами. Опершись локтями о какую-то
поверхность, он сидел неподвижно, и плечи его судорожно
вздрагивали: он плакал...
Я открыла глаза и обнаружила, что сижу, неловко
запрокинувшись на скамье. Обморок прошел, видение исчезло. Ни
на воде, ни под водой не было никого и ничего.
Я не знала, что это было. Я только вдруг отчетливо поняла,
что я знаю этого человека, и знаю, отчего он плачет. Только я
внезапно забыла все это...
Очнувшись, я почувствовала сильный озноб. Стало холодно, я
вскочила, потирая ладонями плечи, и поспешила к дому. Мне вдруг
сильно захотелось оказаться в своей комнате, где меня вряд ли
станут преследовать непрошенные видения, где можно накинуть на
плечи что-нибудь теплое или отогреться в нежных объятиях Одера.
Я безумно любила свой дом, поэтому даже Одер отказался от мысли
купить после свадьбы собственный. Он перебрался к нам, не желая
попусту меня огорчать. В нашем доме места хватит на всех.
Это был большой, просторный дом, построенный давным-давно
по проекту моего отца. Это было поистине чудесное творение.
Каждая стена дома была непохожа на другую. Каждый фасад --
стиль, настроение, плавные переходы плоскостей и
полусферических поверхностей, нежные цвета. А внутри неизменные
теплые звуки и нежные запахи дома, моего дома, где много людей,
любящих и любимых.
Сердце отчего-то тревожно забилось, разгоняясь все сильнее
и сильнее, я слышала, как оно колотится о ребра. И внезапно
пришло чувство безоговорочной уверенности: я точно знала,
почему плакал незнакомый мужчина. Он оплакивал мою смерть...
я взбежала на крыльцо, не чувствуя под собой ног. И тут...
Да, все-таки, хотя и не зажегся в окнах желанный свет, входная
дверь широко распахнулась мне навстречу. Не останавливаясь, я с
разбега попала в сильные нежные руки Одера.
Глава 10.
-- Почему ты еще не встала? -- Одер вышел из ванной и
недоуменно уставился на меня.
-- Я не хочу вставать, -- отозвалась я и натянула на себя
одеяло.
-- Разве ты не поедешь со мной на стадион? -- удивился он.
Его глаза обиженно заблестели.
-- Я хотела, но...
Одер присел ко мне на постель. Его палец скользнул по моей
левой щеке, а на лице обиду сменило беспокойство.
-- Что? Мариэла, лучше сразу скажи мне, тебе опять плохо?
Его измученный взгляд вынимал душу.
-- Нет, все в порядке.
-- Никаких галлюцинаций? -- уточнил Одер.
-- Никаких. Мне просто кажется, что я немного
простудилась. Знобит. А мне так хотелось с тобой поехать, --
соврала я. От необходимости лгать мне и вправду стало нехорошо.
Я всегда избегала лжи в отношениях с Одером, даже в мелочах. Но
сейчас мне хотелось, чтобы он поскорее ушел.
-- За время твоей болезни я проиграл три этапа. Потому что
мысли мои были очень далеко от трассы, -- печально усмехнулся
Одер. -- Но если ты скажешь, чтобы я остался с тобой, я
останусь, потому что думать одновременно о тебе и о трассе
совершенно мне не под силу.
-- Что ты выдумал? Отправляйся на тренировку! Немедленно,
а то опоздаешь. Я поправлюсь, потому что хочу быть на стадионе
во время следующего этапа, -- я и этого вовсе не хотела. Просто
иначе я не могла сказать. Потому что Мариэла не могла бы
поступить по=другому, а я все-таки Мариэла. По крайней мере,
все меня ею считают, не могу же я сразу всех разочаровать.
-- Ты обещаешь никуда не выходить за пределы сада?
-- Ну конечно.
Одер встал и ушел в гардеробную одеваться. Я облегченно
перевела дух. Мне нужно было скорее остаться одной. Одер очень
действовал мне на нервы. Его постоянное внимание, ахи, охи,
вздохи, сочувственные вопросы не давали мне уйти в себя, не
давали возможности заглянуть туда, за пределы моего мира, где
остались боль и страдания двоих людей, которых никогда раньше
не встречала Мариэла, но которых она теперь знала лучше, чем
кого бы то ни было. И в страданиях этих людей была виновата я.
Нет, не Мариэла Виттмар. А я другая.
Я знала, как выглядит эта другая женщина. Я видела ее и
раньше. В снах. Не очень часто, но достаточно, чтобы запомнить.
В тех снах она все время была мной, а я ею. Тогда во сне я не
отдавала себе отчета в том, что мы с нею не одно и то же,
потому что мы были совершенно друг в друге: мыслями,
ощущениями, даже движениями.
А потом я видела ее несколько раз за время моей болезни.
Но уже отвлеченно, словно старую кинопленку. Я уже не ощущала
себя с ней одним целым. Видения приходили в ряду прочих, а
отнюдь не во сне. Поэтому, скорее всего я просто видела чужие
грезы или воспоминания. Я видела ее -- или себя -- чужими
глазами. Она была так же молода, как и я. Но лицо ее,
совершенно простое, было самым обычным, и волосы нелепо
короткими, жидкими, фигура -- слишком спортивной, чтобы быть
по-настоящему привлекательной. Она жила там, где-то там,
далеко. Да, она была другой. Но я все-таки стала ею, и уже не
во сне, где все нереально, сказочно и эфемерно, а наяву. Я
помнила пока еще очень немногое из ее жизни. Она же, пока еще
была жива в том мире, ничего не знала обо мне. Хотя, кажется,
она видела наш мир и мой дом в своих снах, и не раз. И не по
своей воле, но она ворвалась в меня.
Она была резкой, своенравной девчонкой с замашками
мальчишки-хулигана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
взволнованная нежность Одера сделала свое дело. Умиротворение,
наконец, воцарилось в моей душе.
Я вышла к искусственному пруду, который Фелим сам придумал
и сделал прошлым летов. Здесь было чудно. Полная луна
покачивалась на дне водоема, одна из посаженных братом кувшинок
выплыла на своем длинном стебле почти на самую середину пруда.
Здесь можно было сидеть вечно. Потому что здесь было хорошо. И
поэтому даже мелькнувшая мысль о предстоящих Одеру
соревнованиях не нарушила моего безоблачного настроения. Дурной
сон испарился без следа. Жаль только Одера, что ему пришлось
так поволноваться...
Едва покачивающаяся гладь воды притягивала глаз. Хотелось
смотреть на нее, не отрываясь. Я знала, что пруд совсем не
глубок, и днем прекрасно видно дно, но сейчас водоем казался
бездонным и таинственным.
Неожиданно на дне пруда что-то мелькнуло. Сердце мое
тревожно екнуло. Какое-нибудь земноводное? Нет, не похоже. Я
всмотрелась...
Не на дне, а на самой поверхности появился силуэт.
Нечеткое видение. Я зажмурилась, чтобы отогнать непрошенные
галлюцинации, но перед моими закрытыми глазами четко и ясно
возник незнакомый мужчина. Средних лет, со скуластым
осунувшимся лицом, с перехваченными сзади длинными
светло-русыми волосами. Опершись локтями о какую-то
поверхность, он сидел неподвижно, и плечи его судорожно
вздрагивали: он плакал...
Я открыла глаза и обнаружила, что сижу, неловко
запрокинувшись на скамье. Обморок прошел, видение исчезло. Ни
на воде, ни под водой не было никого и ничего.
Я не знала, что это было. Я только вдруг отчетливо поняла,
что я знаю этого человека, и знаю, отчего он плачет. Только я
внезапно забыла все это...
Очнувшись, я почувствовала сильный озноб. Стало холодно, я
вскочила, потирая ладонями плечи, и поспешила к дому. Мне вдруг
сильно захотелось оказаться в своей комнате, где меня вряд ли
станут преследовать непрошенные видения, где можно накинуть на
плечи что-нибудь теплое или отогреться в нежных объятиях Одера.
Я безумно любила свой дом, поэтому даже Одер отказался от мысли
купить после свадьбы собственный. Он перебрался к нам, не желая
попусту меня огорчать. В нашем доме места хватит на всех.
Это был большой, просторный дом, построенный давным-давно
по проекту моего отца. Это было поистине чудесное творение.
Каждая стена дома была непохожа на другую. Каждый фасад --
стиль, настроение, плавные переходы плоскостей и
полусферических поверхностей, нежные цвета. А внутри неизменные
теплые звуки и нежные запахи дома, моего дома, где много людей,
любящих и любимых.
Сердце отчего-то тревожно забилось, разгоняясь все сильнее
и сильнее, я слышала, как оно колотится о ребра. И внезапно
пришло чувство безоговорочной уверенности: я точно знала,
почему плакал незнакомый мужчина. Он оплакивал мою смерть...
я взбежала на крыльцо, не чувствуя под собой ног. И тут...
Да, все-таки, хотя и не зажегся в окнах желанный свет, входная
дверь широко распахнулась мне навстречу. Не останавливаясь, я с
разбега попала в сильные нежные руки Одера.
Глава 10.
-- Почему ты еще не встала? -- Одер вышел из ванной и
недоуменно уставился на меня.
-- Я не хочу вставать, -- отозвалась я и натянула на себя
одеяло.
-- Разве ты не поедешь со мной на стадион? -- удивился он.
Его глаза обиженно заблестели.
-- Я хотела, но...
Одер присел ко мне на постель. Его палец скользнул по моей
левой щеке, а на лице обиду сменило беспокойство.
-- Что? Мариэла, лучше сразу скажи мне, тебе опять плохо?
Его измученный взгляд вынимал душу.
-- Нет, все в порядке.
-- Никаких галлюцинаций? -- уточнил Одер.
-- Никаких. Мне просто кажется, что я немного
простудилась. Знобит. А мне так хотелось с тобой поехать, --
соврала я. От необходимости лгать мне и вправду стало нехорошо.
Я всегда избегала лжи в отношениях с Одером, даже в мелочах. Но
сейчас мне хотелось, чтобы он поскорее ушел.
-- За время твоей болезни я проиграл три этапа. Потому что
мысли мои были очень далеко от трассы, -- печально усмехнулся
Одер. -- Но если ты скажешь, чтобы я остался с тобой, я
останусь, потому что думать одновременно о тебе и о трассе
совершенно мне не под силу.
-- Что ты выдумал? Отправляйся на тренировку! Немедленно,
а то опоздаешь. Я поправлюсь, потому что хочу быть на стадионе
во время следующего этапа, -- я и этого вовсе не хотела. Просто
иначе я не могла сказать. Потому что Мариэла не могла бы
поступить по=другому, а я все-таки Мариэла. По крайней мере,
все меня ею считают, не могу же я сразу всех разочаровать.
-- Ты обещаешь никуда не выходить за пределы сада?
-- Ну конечно.
Одер встал и ушел в гардеробную одеваться. Я облегченно
перевела дух. Мне нужно было скорее остаться одной. Одер очень
действовал мне на нервы. Его постоянное внимание, ахи, охи,
вздохи, сочувственные вопросы не давали мне уйти в себя, не
давали возможности заглянуть туда, за пределы моего мира, где
остались боль и страдания двоих людей, которых никогда раньше
не встречала Мариэла, но которых она теперь знала лучше, чем
кого бы то ни было. И в страданиях этих людей была виновата я.
Нет, не Мариэла Виттмар. А я другая.
Я знала, как выглядит эта другая женщина. Я видела ее и
раньше. В снах. Не очень часто, но достаточно, чтобы запомнить.
В тех снах она все время была мной, а я ею. Тогда во сне я не
отдавала себе отчета в том, что мы с нею не одно и то же,
потому что мы были совершенно друг в друге: мыслями,
ощущениями, даже движениями.
А потом я видела ее несколько раз за время моей болезни.
Но уже отвлеченно, словно старую кинопленку. Я уже не ощущала
себя с ней одним целым. Видения приходили в ряду прочих, а
отнюдь не во сне. Поэтому, скорее всего я просто видела чужие
грезы или воспоминания. Я видела ее -- или себя -- чужими
глазами. Она была так же молода, как и я. Но лицо ее,
совершенно простое, было самым обычным, и волосы нелепо
короткими, жидкими, фигура -- слишком спортивной, чтобы быть
по-настоящему привлекательной. Она жила там, где-то там,
далеко. Да, она была другой. Но я все-таки стала ею, и уже не
во сне, где все нереально, сказочно и эфемерно, а наяву. Я
помнила пока еще очень немногое из ее жизни. Она же, пока еще
была жива в том мире, ничего не знала обо мне. Хотя, кажется,
она видела наш мир и мой дом в своих снах, и не раз. И не по
своей воле, но она ворвалась в меня.
Она была резкой, своенравной девчонкой с замашками
мальчишки-хулигана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101