Молодой хан отцепил с пояса свою саблю, украшенную бирюзой, сердоликом и
яхонтами, и передал Кара-Бургуту.
- Носи ее со славой и вынимай из ножен только против врагов нашего
племени, а не против мирных караванных путников. Этот благородный вороной
конь, на котором ты сидишь, отныне тоже твой. На нем ты отправишься в поход
против врагов родины.
- У меня еще одна к тебе просьба,- сказал Кара-Бургут.
- Говори!
- Не можешь ли ты, знающий все, что делается в шахском дворце, сказать
мне, что стало с девушкой нашего туркменского племени по имени Гюль-Джамал?
Ее насильно увезли шахские грабители, сказав, что она поступит во дворец
для увеселения престарелого шаха.
- Знаю. Для этой девушки Гюль-Джамал шах приказал поставить особую юрту в
одном из дворцовых садов. Но девушка оказалась гордой и непокорной. Я
боюсь, что и ее постигнет печальная участь всех непокорных пленниц нашего
шаха.
- Спасибо тебе, мой великодушный избавитель! - сказал Кара-Бургут.- Если
тебе нужна будет моя жизнь, призови меня, и я приеду немедленно, хотя бы
мне пришлось пробираться через горы и пропасти.
Кара-Бургут повернул вороного коня и поскакал а свою пустыню. Вскоре он
переменил направление и выехал на дорогу, которая ведет в сторону
прекраснейшего из городов - утопающего в садах Самарканда. Медленно шагал
конь, а джигит пел:
Мне ветер поет, как дальний привет любимой...
Возможно ль внимать приветам таким бесстрастно?
Пускай впереди, за каждой скалой, погибель,-
На каждом пути она сторожит безгласно...
Кара-Бургут так задумался, что его чуть было не смяли несколько джигитов,
скакавших во всю конскую прыть, крича:
- Дорогу! Дайте дорогу! Гонец к падишаху! Письмо в собственные руки
падишаха!
Несколько всадников мчались в клубах пыли, таща за собой натянутый аркан,
конец аркана был прикручен к луке седла. Гонец, привязанный к коню
верёвками, на всем скаку крепко спал, раскачиваясь и мотая головой.
Видно, конь гонца делал последние усилия, чтобы доскакать до ворот
города; он хрипел, бил хвостом и несся только потому, что его тащили на
аркане скакавшие впереди джигиты, обычно сопровождавшие шахского гонца от
одного селения до другого.
Вдруг на полном ходу конь рухнул на землю. Всадники остановились,
соскочили с коней, пытались поднять, обессиленного, загнанного коня, но
напрасно: кровь полилась из его ноздрей на пыльную дорогу.
Гонец, как упал, так и остался лежать. Он только сказал: "Важное письмо
шаху от его дочери, осажденной бунтовщиками в крепостной башне. В
Самарканде восстание всех жителей против шахских палачей и сборщиков
податей. Жители их режут и куски тел вешают на тополях. А мне все равно
умирать..."
Сказав эти слова, гонец положил голову на кулак и закрыл глаза.
Кара-Бургут подъехал к гонцу и сказал:
- Дай мне твою кожаную сумку. Я сам доставлю письмо в руки падишаха. А ты
не валяйся здесь рядом с околевшим конем, а ложись там, в тени дерева, и
хорошенько выспись. Я знаю, что ты не очень торопишься доставить письмо и
тебя приходится насильно тащить, так как за "черную", плохую весть шах
гонцу отрубает голову.
- Я тоже думаю, что мне лучше отдохнуть здесь,- сказал запыленный гонец и
отдал Кара-Бургуту свою сумку. Отойдя в сторону, он повалился на траву под
деревом и захрапел.
Кара-Бургут, зацепив конец аркана за луку седла, крикнул; "Вперед!" - и
все всадники снова помчались по дороге к столице шаха.
Вместе с сопровождавшими всадниками Кара-Бургут прискакал к высоким
воротам дворца. Перед гонцом с важной вестью от дочери падишаха открылись
все двери. Старый евнух, гремя ключами, повел гонца по извилистым
переходам, и Кара-Бургут уже должен был предстать перед грозными очами
властителя страны, как вдруг джигит ясно услышал за стеной женский крик:
"На помощь! Последний мой день пришел!"
Мог ли Кара-Бургут не узнать этого нежного голоса, теперь полного ужаса и
призывающего к жалости! Он выхватил саблю, подаренную Джелаль эд-Дином, и,
взмахнув ею над старым ключарем-евнухом, приказал ему открыть дверь.
Прыжком тигра ворвался Кара-Бургут в комнату, всю наглухо увешанную
коврами. Он искал шаха, желая зарубить его, уверенный, что это он позволяет
себе издеваться над их туркменской девушкой. В комнате, однако, ни одного
человека не было, а в углу лежал на груде персидских шалей желтый с черными
пятнами барс и старался когтями разодрать ковер, из-под которого неслись
сдавленные крики.
Двумя ударами сабли джигит убил зверя и откинул ковер. Перед ним лежала
почти бездыханная, бледная ГюльДжамал.
- Какой злодей мог пустить хищного зверя к слабой девушке! - закричал
Кара-Бургут и склонился над той, которая столько времени привлекала все его
помыслы.
В комнату широкими шагами вошел сам шах. В ярости он хотел тут жа казнить
джигита, зарубившего его любимого барса. Но Кара-Бургут важно передал ему
письмо. Шах, пораженный известием о восстании в Самарканде и нападении на
его дочь, приказал начальнику войск сейчас же готовиться к походу для
усмирения и казни мятежников и уже не обращал внимания на джигита. А
Кара-Бургут поднял Гюль-Джамал, сам ка руках отнес ее в белую юрту среди
персикового сада и сказал служанкам, что завтра приедут старики из пустыни
с почетным караваном, который отвезет Гюль-Джамал в ее родное кочевье.
Но на другой день стариков не допустили к Гюль-Джамал и вытолкали из
дворца. Им объявили, что Гюль-Джамал за покушение на жизнь великого
падишаха посажена в каменную "Башню вечного забвения", в которой останется
"навеки и до смерти"...
- И она умерла там? - спросил чей-то голос.
Хаджи Рахим, помедлив, сказал:
- Нет, Гюль-Джамал жива до сих пор, запертая в каменной башне Гурганджа.
Ее приказала держать там злая мать шаха Туркан-Хатун, и хотя сама старуха
бежала, как трусливая гиена, из столицы Хорезма, но безголовые судьи, раисы
и сторожа не решаются изменить приказание ненавистной шахини и держат
Гюль-Джамал в тюрьме, а также много других невинных пленников.
- Дервиш, объясни мне, откуда ты знаешь все это? - спросил, поднявшись с
ковра, "черный всадник".- Ведь все, что ты рассказал, это не сказка, а
произошло на деле...
- Мы, скитальцы по равнинам вселенной, бродим среди людей и слышим разные
беседы. А кроме того, ветер пустыни не раз напевал мне эту сказку.
- Беки-джигиты! - обратился "черный всадник" к сидевшим.- Готовьтесь! На
рассвете я выезжаю в Гургандж.
- Если ты хочешь попасть в Гургандж, торопись,- сказал Хаджи Рахим.- На
Гургандж с трех сторон наступают сыновья татарского хана с огромным
войском. Они окружат город сплошным кольцом, и тогда в город тебе не
попасть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49