Одет он был в подоткнутый за пояс
ватный халат, содранный со взрослого, на его ногах были просторные сапоги,
и, чтобы они не сваливались, маленький монгол туго перевязал их под
коленями ремешками. С сознанием важности порученной работы мальчик особенно
подгонял женщину, которая тащилась только благодаря веревке, протянутой от
повозки. Через прорехи желтого платья просвечивала ее костлявая спина с
багровыми рубцами. Женщина причитала:
- Отпустите меня! Я вернусь! Там осталась моя дочь Хабиче... Я сама
потащу ее!..
- Какую тебе еще дочь надо? - прервал старый монгол, вынырнувший на сивом
коке из тучи пыли.-Сама едва плетется на веревке, а хвалится, что потащит
другую клячу!,.
Старик стегнул женщину плетью. Она рванулась вперэд и упала. Веревка,
которой она была привязана, натянулась и поволокла пленницу. Монголка с
повозки закричала:
- Что ты, старый пес, жадничаешь? Была бы хромая овца, я бы взяла ее к
себе на колени,- от овцы хоть мясо и шкура. А какая нам прибыль от этой
скотины? Ее дочь уже подохла, вот и она свалилась. А нам, ой, как далеко
еще плестись домой, к родным берегам Керулена!.. Брось ее!
- Не подохнет! Живучая! - хрипел от злости старик.- И эта падаль и эти
три молодца - все у меня дойдут до нашей юрты. Другие наши соседи по
двадцать рабов домой гонят, а мы не можем пригнать четверых? Эй вы, скоты,
вперед! Урагш, урагш!
Монгол стегнул плетью волочившуюся женщину, веревка оборвалась, и рабыня
осталась на дороге. Повозки двигались дальше. Старик придержал сивого коня,
щелкнул языком и спросил подъехавшего молодого всадника:
- Выживет или не выживет? Купи ее у меня! Дешево продаю, всего за два
золотых динара...
- Она и до ночи не доживет! Хочешь два медных дирхема?
- Давай! А то и вправду не доживет! Тогда и этого я не получу...- Монгол
засунул за голенище две полученные от всадника медные монеты и рысцой
направился догонять свой обоз.
Всадник свернул в сторону и, не оглядываясь, поскакал через высохшее
поле...
Впереди выросли белые развалины, причудливые груды обломков, старые стены
с проломами и несколько величественных арок. На них еще сохранились
разноцветные арабские надписи. Много искусства и мысли было положзно
зодчими, построившими эти стройные здания, и еще больша труда внесли
неведомые рабочие, сложившие из больших квадратных кирпичей и красивые
дворцы, и внушительные медресе, и стройные минареты. Монголы все это
обратила в покрытые копотью развалины.
- Один бы сноп сухого клевера и несколько лзпешек,- шептал всадник,- и
тогда мы, проехав еще день, доозремся до зеленых гор, где найдутся и люди,
и дружеская беседа возле костра.
Каменные развалины уже близко. Вот под иассивной аркой тяжелые ворота,
открытые настежь. Дзари обиты железом с большими, как тарелки, выпуклыми
шляпками гвоздей.
"Знакомые ворота! Когда-то здесь проходили дервиш Хаджи Рахим, крестьянин
Курбан-Кызык и мальчик Туган. Теперь Туган вырос, стал искусным воином, но,
как бесприютный путник, не находит себе ни хлеба, ни пристанища в
благородной Бухаре, раньше столь цветущей и многолюдной ".
Под темными воротами гулко прозвучали копыта коня. Впереди метнулась
рыжая лисица, легко взлетела на груду мусора и скрылась.
Осторожно ступал конь, пробираясь между обломками мертвого, безмолвного
города. Вот главная площадь... Величественные здания окружали раньше это
место шумных народных сборищ. Теперь площадь засыпана мусором и посреди
белеет скелет лошади. В бирюзовом просторе неба медленно плывут бурые
коршуны, распластав неподвижные крылья.
Конь остановился возле каменных ступеней мечети и, фыркая, попятился,
поводя ушами. Впереди, на каменной подставке, лежала огромная раскрытая
книга Корана с покоробившимися от дождей листами, которые шевелились от
ветра.
"По этим каменным ступеням въезжал в мечеть на саврасом жеребце мрачный
владыка монголов, рыжебородый Чингиз-хан. Здесь он повелел бухарским
старикам кормить до отвала его плосколицых воинов. Тогда на площади пылали
костры, жарились бараньи туши... До сих пор еще видны на каменных плитах
следы костров"...
Туган сошел с коня, разостлал плащ и накрошил сухого хлеба. Он разнуздал
коня и присел на ступени, держа конец повода.
За грудой камней что-то зашевелилось. Из-за обломков кирпичей поднялась
истощенная женщина. Кутаясь в обрывки платья, она приближалась, протянув
руку, и не могла оторвать жадных горящих глаз от хлебной корки.
Туган дал ей горсть сухарей. Она величественным медденным жестом приняла
их, как драгоценность, и, отойдя, опустилась на колени. Она поднесла сухарь
к воспаленным губам, но резко опустила руку и стала раскладывать сухари
ровными горсточками на каменной плите. Осторожно слиза-, ла с руки крошки и
крикнула:
- Эй, лисята, эй, пузанчики, ко мне! Не бойтесь! Он наш, он добрый.
Из черного отверстия между каменными плитами показалась сперва одна,
потом три взлохмаченные детские головки. Пробираясь между развалинами,
цепляясь друг за друга, дети медленно приблизились к женщине. Голые,
обожженные солнцем, они были худы, как скелеты, только животы их раздулись
шарами. Из черной дыры вылезли еще двое детей. Они и не пытались встать, а
подползли на четвереньках и уселись, обняв руками свои опухшие животы.
Женщина ударила по рукам тех, кто потянулся к сухарям, и стала по очереди
класть детям в рот крошки. Она рассказывала :
- Ворвались они... эти страшные люди, закутанные в овчины... Скакали
повсюду на небольших лошадях и забирали все, что только замечали... Они
убили моего мужа,- он хотел оградить семью... Они схватили всех моих детей
и увезли,- не знаю, живы ли они?.. Всадники волокли меня на аркане, держали
рабой на потеху всем. Однажды ночью мне удалось скрыться, и я пробралась
сюда, в эти развалины... Здесь я не нашла своего дома. Только кучи мусора.
Днем бегают ящерицы, ночью воют и подкрадываются шакалы... Около города я
встретила этих брошенных монголами детей. Мы вместе искали еду и выкапывали
корешки дикого лука... Теперь эти дети стали моими детьми, и мы умрем
вместе, а может быть, и выживем...
Туган отдал женщине последние сухари и, ведя в поводу коня, вышел из
города.
Туган пробирался все дальше к Самарканду. Он не встречал караванов.
Кое-где на полях показывались редкие поселяне. Раза два прорысили
монгольские всадники. Тогда работавшие поселяне падали, как подкошенные, и
уползали в канавы. Когда облачко пыли, провожавшее монголов, уплывало за
холмы, на полях снова поднимались напуганные поселяне и принимались
вскапывать землю.
Глава вторая
ГДЕ ШУМНЫЙ ГОРОД САМАРКАНД?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
ватный халат, содранный со взрослого, на его ногах были просторные сапоги,
и, чтобы они не сваливались, маленький монгол туго перевязал их под
коленями ремешками. С сознанием важности порученной работы мальчик особенно
подгонял женщину, которая тащилась только благодаря веревке, протянутой от
повозки. Через прорехи желтого платья просвечивала ее костлявая спина с
багровыми рубцами. Женщина причитала:
- Отпустите меня! Я вернусь! Там осталась моя дочь Хабиче... Я сама
потащу ее!..
- Какую тебе еще дочь надо? - прервал старый монгол, вынырнувший на сивом
коке из тучи пыли.-Сама едва плетется на веревке, а хвалится, что потащит
другую клячу!,.
Старик стегнул женщину плетью. Она рванулась вперэд и упала. Веревка,
которой она была привязана, натянулась и поволокла пленницу. Монголка с
повозки закричала:
- Что ты, старый пес, жадничаешь? Была бы хромая овца, я бы взяла ее к
себе на колени,- от овцы хоть мясо и шкура. А какая нам прибыль от этой
скотины? Ее дочь уже подохла, вот и она свалилась. А нам, ой, как далеко
еще плестись домой, к родным берегам Керулена!.. Брось ее!
- Не подохнет! Живучая! - хрипел от злости старик.- И эта падаль и эти
три молодца - все у меня дойдут до нашей юрты. Другие наши соседи по
двадцать рабов домой гонят, а мы не можем пригнать четверых? Эй вы, скоты,
вперед! Урагш, урагш!
Монгол стегнул плетью волочившуюся женщину, веревка оборвалась, и рабыня
осталась на дороге. Повозки двигались дальше. Старик придержал сивого коня,
щелкнул языком и спросил подъехавшего молодого всадника:
- Выживет или не выживет? Купи ее у меня! Дешево продаю, всего за два
золотых динара...
- Она и до ночи не доживет! Хочешь два медных дирхема?
- Давай! А то и вправду не доживет! Тогда и этого я не получу...- Монгол
засунул за голенище две полученные от всадника медные монеты и рысцой
направился догонять свой обоз.
Всадник свернул в сторону и, не оглядываясь, поскакал через высохшее
поле...
Впереди выросли белые развалины, причудливые груды обломков, старые стены
с проломами и несколько величественных арок. На них еще сохранились
разноцветные арабские надписи. Много искусства и мысли было положзно
зодчими, построившими эти стройные здания, и еще больша труда внесли
неведомые рабочие, сложившие из больших квадратных кирпичей и красивые
дворцы, и внушительные медресе, и стройные минареты. Монголы все это
обратила в покрытые копотью развалины.
- Один бы сноп сухого клевера и несколько лзпешек,- шептал всадник,- и
тогда мы, проехав еще день, доозремся до зеленых гор, где найдутся и люди,
и дружеская беседа возле костра.
Каменные развалины уже близко. Вот под иассивной аркой тяжелые ворота,
открытые настежь. Дзари обиты железом с большими, как тарелки, выпуклыми
шляпками гвоздей.
"Знакомые ворота! Когда-то здесь проходили дервиш Хаджи Рахим, крестьянин
Курбан-Кызык и мальчик Туган. Теперь Туган вырос, стал искусным воином, но,
как бесприютный путник, не находит себе ни хлеба, ни пристанища в
благородной Бухаре, раньше столь цветущей и многолюдной ".
Под темными воротами гулко прозвучали копыта коня. Впереди метнулась
рыжая лисица, легко взлетела на груду мусора и скрылась.
Осторожно ступал конь, пробираясь между обломками мертвого, безмолвного
города. Вот главная площадь... Величественные здания окружали раньше это
место шумных народных сборищ. Теперь площадь засыпана мусором и посреди
белеет скелет лошади. В бирюзовом просторе неба медленно плывут бурые
коршуны, распластав неподвижные крылья.
Конь остановился возле каменных ступеней мечети и, фыркая, попятился,
поводя ушами. Впереди, на каменной подставке, лежала огромная раскрытая
книга Корана с покоробившимися от дождей листами, которые шевелились от
ветра.
"По этим каменным ступеням въезжал в мечеть на саврасом жеребце мрачный
владыка монголов, рыжебородый Чингиз-хан. Здесь он повелел бухарским
старикам кормить до отвала его плосколицых воинов. Тогда на площади пылали
костры, жарились бараньи туши... До сих пор еще видны на каменных плитах
следы костров"...
Туган сошел с коня, разостлал плащ и накрошил сухого хлеба. Он разнуздал
коня и присел на ступени, держа конец повода.
За грудой камней что-то зашевелилось. Из-за обломков кирпичей поднялась
истощенная женщина. Кутаясь в обрывки платья, она приближалась, протянув
руку, и не могла оторвать жадных горящих глаз от хлебной корки.
Туган дал ей горсть сухарей. Она величественным медденным жестом приняла
их, как драгоценность, и, отойдя, опустилась на колени. Она поднесла сухарь
к воспаленным губам, но резко опустила руку и стала раскладывать сухари
ровными горсточками на каменной плите. Осторожно слиза-, ла с руки крошки и
крикнула:
- Эй, лисята, эй, пузанчики, ко мне! Не бойтесь! Он наш, он добрый.
Из черного отверстия между каменными плитами показалась сперва одна,
потом три взлохмаченные детские головки. Пробираясь между развалинами,
цепляясь друг за друга, дети медленно приблизились к женщине. Голые,
обожженные солнцем, они были худы, как скелеты, только животы их раздулись
шарами. Из черной дыры вылезли еще двое детей. Они и не пытались встать, а
подползли на четвереньках и уселись, обняв руками свои опухшие животы.
Женщина ударила по рукам тех, кто потянулся к сухарям, и стала по очереди
класть детям в рот крошки. Она рассказывала :
- Ворвались они... эти страшные люди, закутанные в овчины... Скакали
повсюду на небольших лошадях и забирали все, что только замечали... Они
убили моего мужа,- он хотел оградить семью... Они схватили всех моих детей
и увезли,- не знаю, живы ли они?.. Всадники волокли меня на аркане, держали
рабой на потеху всем. Однажды ночью мне удалось скрыться, и я пробралась
сюда, в эти развалины... Здесь я не нашла своего дома. Только кучи мусора.
Днем бегают ящерицы, ночью воют и подкрадываются шакалы... Около города я
встретила этих брошенных монголами детей. Мы вместе искали еду и выкапывали
корешки дикого лука... Теперь эти дети стали моими детьми, и мы умрем
вместе, а может быть, и выживем...
Туган отдал женщине последние сухари и, ведя в поводу коня, вышел из
города.
Туган пробирался все дальше к Самарканду. Он не встречал караванов.
Кое-где на полях показывались редкие поселяне. Раза два прорысили
монгольские всадники. Тогда работавшие поселяне падали, как подкошенные, и
уползали в канавы. Когда облачко пыли, провожавшее монголов, уплывало за
холмы, на полях снова поднимались напуганные поселяне и принимались
вскапывать землю.
Глава вторая
ГДЕ ШУМНЫЙ ГОРОД САМАРКАНД?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49