Дервиш подполз к
прутьям клетки и прижался к ним волосатым лицом.
- Ты пришел вовремя, младший брат мой! - хрипел он.- Подойди ближе,
Туган, и выслушай мои последние желания. Злобные имамы хотят сгноить меня в
клетке или для устрашения толпы обстричь мне уши и разрубить на части... Но
разве могут они убить свободную мысль, задушить мою пылающую ненависть?..
Теперь я написал все, что они хотели, но, прочтя мои записки, они сожгут на
костре и мои записки и меня... Ведь я не расхваливал, как они,
краснобородого Чингиза и не сочинял хвалебных медовых песен татарским
поработителям Хорезма, толстокожим убийцам женщин и детей... Я смело
написал правду о том, что видели мои глаза... Я сделал все, что мог, и
теперь пришел мой последний день разлуки. Похороните меня под старым
платаном на Берегу Салара... Мой учитель Абу Али Ибн Сина был величайший
мудрец, а гонимый тупыми злобными имамами, он умер в тюрьме на гнилой
соломе... Он знал все тайны вселенной, но не знал одной, как спастись от
смерти!.. Туган заговорил тихо:
- Помнишь ли, чему ты меня учил в пустыне, когда мы с тобой были связаны
веревками и над нами был занесен меч грозного "черного всадника",
Кара-Кончара? Не ты ли тогда говорил: "Подожди унывать, ночь длинна и еще
не кончилась!" Теперь я тебе говорю то же самое: "Подожди унывать, ночь
даже не начиналась!"
Хаджи Рахим быстро приподнялся, точно силы вернулись к нему. Туган
продолжал тихо, вполголоса, стараясь убедить.
- Слушай, старший брат мой, и сделай то, что я скажу. Я дам тебе три
черных шарика, и ты их проглотишь. Тогда ты будешь неподвижен, как мертвец,
перестанешь чувствовать боль и увидишь сон, будто ты перелетел через горы в
долину прохладных потоков и благоухающих цветов... Там пасутся белые, как
снег, кони и поют прекрасными голосами золотые птицы... И там во сне ты
встретишь снова девушку, которую ты любил в шестнадцать лет...
- А потом, проснувшись, я буду снова грызть железные прутья? Мне не надо
такого сна!
- Подожди и слушай дальше! Пока тебе пригрезится горная долина, где ты
будешь наслаждаться неомрачаемым забвеньем, я объясню твоим тюремщикам, что
ты умер и твое тело надо предать земле. Тогда тюремщики раскроют клетку,
подцепят крюком твое тело и поволокут в яму казненных... Вытерпи это, как
бы ни было больно, не закричи и нз заплачь! Иначе тебе разобьют железной
палкой голову... Когда же ты будешь лежать в яме среди трупов и в полночь
подползут шакалы, чтобы грызть твои ноги, я буду ждать вместе с тремя
воинами. Мы завернем тебя в плащ и быстро унесем за город в безлюдное
место... Там разум вернется в твое тело, я посажу тебя на коня, и ты уедешь
на запад или на восток, где начнешь новую жизнь...
- Да, ты правильно сказал: ночь еще не кончилась!.. Я готов отправиться в
долину белых коней! Дай скорее целебные шарики! - и Хаджи Рахим протянул
руку, черную и жесткую, как лапа беркута.
Туган достал из цветного мешочка три черных шарика и передал Хаджи
Рахиму. Тот, не колеблясь, их проглотил. Он начал что-то шептать, все
неразборчивее и тише, покачнулся и свалился на бок...
- К клетке подошел стражник с копьем.
- Мой начальник приказывает дольше не оставаться возле отверженного
преступника!
- Заключенный не нуждается в милости твоего строгого начальника: он умер!
Стражник недоверчиво просунул в клетку копье и кольнул лежавшего дервиша.
- Не кричит? Не ворочается? Видно, в самом деле умер!.. Теперь тело
безумного "дивоны" будет выброшено в яму... Ясли вы захотите его
похоронить, поторопитесь это сделать сегодня же ночью. К утру собаки и
шакалы изгрызут покойника так, что вы и костей его не соберете... Спасибо
за щедрость! Всем нам когда-нибудь придется умереть!..
Глава четвертая
ПОСЛЕДНЯЯ СТРАНИЦА КНИГЕ
Упорный и терпеливый увидит
благоприятный конец начатого дела.
(Хаджи Ралим)
Тугак и Бент-Занкиджа шли рядом по безмолвным пустынным улицам
разрушенного города. Туган вел коня в поводу. Гулко отдавался стук копыт в
станах покинутых зданий, Оба вспоминали далекие дни юности, проведенной в
шумном Гургандже, в доме погибшего во время разлива реки старого
Мирзы-Юсуфа.
- Все эти долгие годы моих скитаний я думал о тебе, Бент-Занкиджа.
- Вот опять перед тобой подруга твоего детства... И мне тоже пришлось
увидеть блеск молний и услышать удары грома, который потряс, всю нашу
землю... Но там, где в яростную бурю падают могучие дубы и платаны, там
иногда сохраняется невредимой маленькая мышка,- и я спаслась!
- Расскажи, что с тобой было в эти страшные годы?
- Слушай, что со мной произошло. Когда монголы схватили меня в Бухаре и
заставили петь их свирепому владыке грустные песни про гибель Хорезма, он
похвалил меня и приказал содержать в его походном хоре китайских певиц...
Вместе с ними я побывала всюду, где проходил этот истребитель людей.
Однажды Чингиз-хан стал жаловаться на боли в глазах, на то, что вместо
одного месяца перед ним проплывают два месяца, что вместо одного джейрана
ему в степи мерещатся сразу три. Он думал, что с ним шутят злые духи.
Монгольские шаманы молились и плясали перед Чингиз-ханом, но не сумели
отогнать злых духов. Лекари боялись коснуться его и заглянуть в его
ужасающие глаза. Однако приехавший в лагерь Чингиз-хана старый арабский
"каддах", по имени Зин-Забан, храбро взялся вылечить "потрясателя
вселенной". Он действительно быстро помог Чингиз-хану. Свирепый владыка
остался доволен и спросил, какую награду он хочет? Старый лекарь не просил
сокровищ, а только указал пальцем на певицу женского хора, и этой певицей
оказалась я! Чингиз-хан приказал отдать меня лекарю. Старик запер меня в
эндеруне, где я пела про черные кудри юноши и родинку на щеке. Лекарь
услышал II побил меня узорчатым поясом. Я запела о воине, забывшем улыбку.
Старик опять стал учить меня сыромятным ремнем. Тогда я убежала от него, и
меня приютили у себя в походных шатрах женщины презираемого у нас бродячего
племени огнепоклонников люли. Я ходила закутанной, как они, в черное
покрывало, и никто меня не выдал... Но, себе на горе, старый каддах
Зин-Забан пошел жаловаться на мзня грозному Чингиз-хану и умолял, чтобы его
воины мэяя разыскали... Монгольский владыка так рассвирепел, что все кругом
попадали на землю, спрятав лица в ладони... "Как ты осмелился упустить из
своих рук мой дар? - кричал Чингиз-хан.- Как ты не сумел подчинить себе
твою жену? Мужчина, которого не слушается жена, не смеет жить в моих
владениях! Возьмите его!" И бедного старого лекаря схватили палачи и тут же
отрубили ему умную седую голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
прутьям клетки и прижался к ним волосатым лицом.
- Ты пришел вовремя, младший брат мой! - хрипел он.- Подойди ближе,
Туган, и выслушай мои последние желания. Злобные имамы хотят сгноить меня в
клетке или для устрашения толпы обстричь мне уши и разрубить на части... Но
разве могут они убить свободную мысль, задушить мою пылающую ненависть?..
Теперь я написал все, что они хотели, но, прочтя мои записки, они сожгут на
костре и мои записки и меня... Ведь я не расхваливал, как они,
краснобородого Чингиза и не сочинял хвалебных медовых песен татарским
поработителям Хорезма, толстокожим убийцам женщин и детей... Я смело
написал правду о том, что видели мои глаза... Я сделал все, что мог, и
теперь пришел мой последний день разлуки. Похороните меня под старым
платаном на Берегу Салара... Мой учитель Абу Али Ибн Сина был величайший
мудрец, а гонимый тупыми злобными имамами, он умер в тюрьме на гнилой
соломе... Он знал все тайны вселенной, но не знал одной, как спастись от
смерти!.. Туган заговорил тихо:
- Помнишь ли, чему ты меня учил в пустыне, когда мы с тобой были связаны
веревками и над нами был занесен меч грозного "черного всадника",
Кара-Кончара? Не ты ли тогда говорил: "Подожди унывать, ночь длинна и еще
не кончилась!" Теперь я тебе говорю то же самое: "Подожди унывать, ночь
даже не начиналась!"
Хаджи Рахим быстро приподнялся, точно силы вернулись к нему. Туган
продолжал тихо, вполголоса, стараясь убедить.
- Слушай, старший брат мой, и сделай то, что я скажу. Я дам тебе три
черных шарика, и ты их проглотишь. Тогда ты будешь неподвижен, как мертвец,
перестанешь чувствовать боль и увидишь сон, будто ты перелетел через горы в
долину прохладных потоков и благоухающих цветов... Там пасутся белые, как
снег, кони и поют прекрасными голосами золотые птицы... И там во сне ты
встретишь снова девушку, которую ты любил в шестнадцать лет...
- А потом, проснувшись, я буду снова грызть железные прутья? Мне не надо
такого сна!
- Подожди и слушай дальше! Пока тебе пригрезится горная долина, где ты
будешь наслаждаться неомрачаемым забвеньем, я объясню твоим тюремщикам, что
ты умер и твое тело надо предать земле. Тогда тюремщики раскроют клетку,
подцепят крюком твое тело и поволокут в яму казненных... Вытерпи это, как
бы ни было больно, не закричи и нз заплачь! Иначе тебе разобьют железной
палкой голову... Когда же ты будешь лежать в яме среди трупов и в полночь
подползут шакалы, чтобы грызть твои ноги, я буду ждать вместе с тремя
воинами. Мы завернем тебя в плащ и быстро унесем за город в безлюдное
место... Там разум вернется в твое тело, я посажу тебя на коня, и ты уедешь
на запад или на восток, где начнешь новую жизнь...
- Да, ты правильно сказал: ночь еще не кончилась!.. Я готов отправиться в
долину белых коней! Дай скорее целебные шарики! - и Хаджи Рахим протянул
руку, черную и жесткую, как лапа беркута.
Туган достал из цветного мешочка три черных шарика и передал Хаджи
Рахиму. Тот, не колеблясь, их проглотил. Он начал что-то шептать, все
неразборчивее и тише, покачнулся и свалился на бок...
- К клетке подошел стражник с копьем.
- Мой начальник приказывает дольше не оставаться возле отверженного
преступника!
- Заключенный не нуждается в милости твоего строгого начальника: он умер!
Стражник недоверчиво просунул в клетку копье и кольнул лежавшего дервиша.
- Не кричит? Не ворочается? Видно, в самом деле умер!.. Теперь тело
безумного "дивоны" будет выброшено в яму... Ясли вы захотите его
похоронить, поторопитесь это сделать сегодня же ночью. К утру собаки и
шакалы изгрызут покойника так, что вы и костей его не соберете... Спасибо
за щедрость! Всем нам когда-нибудь придется умереть!..
Глава четвертая
ПОСЛЕДНЯЯ СТРАНИЦА КНИГЕ
Упорный и терпеливый увидит
благоприятный конец начатого дела.
(Хаджи Ралим)
Тугак и Бент-Занкиджа шли рядом по безмолвным пустынным улицам
разрушенного города. Туган вел коня в поводу. Гулко отдавался стук копыт в
станах покинутых зданий, Оба вспоминали далекие дни юности, проведенной в
шумном Гургандже, в доме погибшего во время разлива реки старого
Мирзы-Юсуфа.
- Все эти долгие годы моих скитаний я думал о тебе, Бент-Занкиджа.
- Вот опять перед тобой подруга твоего детства... И мне тоже пришлось
увидеть блеск молний и услышать удары грома, который потряс, всю нашу
землю... Но там, где в яростную бурю падают могучие дубы и платаны, там
иногда сохраняется невредимой маленькая мышка,- и я спаслась!
- Расскажи, что с тобой было в эти страшные годы?
- Слушай, что со мной произошло. Когда монголы схватили меня в Бухаре и
заставили петь их свирепому владыке грустные песни про гибель Хорезма, он
похвалил меня и приказал содержать в его походном хоре китайских певиц...
Вместе с ними я побывала всюду, где проходил этот истребитель людей.
Однажды Чингиз-хан стал жаловаться на боли в глазах, на то, что вместо
одного месяца перед ним проплывают два месяца, что вместо одного джейрана
ему в степи мерещатся сразу три. Он думал, что с ним шутят злые духи.
Монгольские шаманы молились и плясали перед Чингиз-ханом, но не сумели
отогнать злых духов. Лекари боялись коснуться его и заглянуть в его
ужасающие глаза. Однако приехавший в лагерь Чингиз-хана старый арабский
"каддах", по имени Зин-Забан, храбро взялся вылечить "потрясателя
вселенной". Он действительно быстро помог Чингиз-хану. Свирепый владыка
остался доволен и спросил, какую награду он хочет? Старый лекарь не просил
сокровищ, а только указал пальцем на певицу женского хора, и этой певицей
оказалась я! Чингиз-хан приказал отдать меня лекарю. Старик запер меня в
эндеруне, где я пела про черные кудри юноши и родинку на щеке. Лекарь
услышал II побил меня узорчатым поясом. Я запела о воине, забывшем улыбку.
Старик опять стал учить меня сыромятным ремнем. Тогда я убежала от него, и
меня приютили у себя в походных шатрах женщины презираемого у нас бродячего
племени огнепоклонников люли. Я ходила закутанной, как они, в черное
покрывало, и никто меня не выдал... Но, себе на горе, старый каддах
Зин-Забан пошел жаловаться на мзня грозному Чингиз-хану и умолял, чтобы его
воины мэяя разыскали... Монгольский владыка так рассвирепел, что все кругом
попадали на землю, спрятав лица в ладони... "Как ты осмелился упустить из
своих рук мой дар? - кричал Чингиз-хан.- Как ты не сумел подчинить себе
твою жену? Мужчина, которого не слушается жена, не смеет жить в моих
владениях! Возьмите его!" И бедного старого лекаря схватили палачи и тут же
отрубили ему умную седую голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49