Глава седьмая
КАРА-КОНЧАР ИЩЕТ КОНЕЦ СКАЗКИ
Походку дивную я жажду снова видеть, И
сердце в жертву дам за лепет уст твоих.
(Из персидской песни)
Спасаясь от монголов, Кара-Кончар пробирался песками к реке Джейхун.
Вдали растянувшимися цепочками иногда показывались монгольские отряды. Все
они двигались на север, к Гурганджу. Приходилось сворачивать обратно в
пески, делать длинные обходы, расспрашивать случайных кочевников, в страхе
метавшихся по Кзылкумам, так как отовсюду надвигались монголы.
Вместе с Кара-Кончаром ехали два почерневших от зноя туркмена в больших
овчинных шапках - всегда угрюмый мальчик и бородатый дервиш.
Ночью при слабом свете полумесяца путники пробрались незамеченными к
берегу широко разлившейся реки. Они прошли кабаньей тропой сквозь высокие
камыши и оказались близ воды. Несколько больших неуклюжих лодок-каюков с
высоко поднятыми носами плыли мимо. В них виднелись люди, лошади, бараны.
На крики и просьбы пустить в лодки оттуда отвечали: "Аллах вам поможет, у
нас нет места". На одной лодке отозвались:
- Правоверный не покидает правоверного в беде!
И рулевой направил лодку к берегу. Он согласился довезти всех до самого
Гурганджа.
- Сколько же ты хочешь за провоз? - спросил Кара-Кончар.
- Э, о чем говорить! Сегодня и деньги, и вещи, и скот - все не имеет
цены, все перепуталось. Ты сейчас в беде, и я в такой же беде: мой дом
разорили, семью вырезали. На что мне и для кого копить деньги? Плывите!
Крепкая большая лодка забрала путников и их коней быстро поплыла,
покачиваясь на мутных волнах широкого Джейхуна. Иногда на правом берегу
показывались монгольские разъезды. Тогда лодка держалась ближе к левому
берегу. Через четыре дня лодка въезжала в широкий канал, разрезавший
Гургандж на две части: старый город, обнесенный высокой стеной, и пригород,
где дома притались в тутовых садах.
Кара-Кончар достал из-за пояса кожаный мешочек, затянутый шнурком,
отсчитал десять золотых динаров и положил их на широкую ладонь владельца
лодки.
- Не знаю, придется ли еще с тобой встретиться. Ты скажи по крайней мере
твое имя.
Рулевой усмехнулся и сдвинул на затылок красный тюрбан.
- Зовут меня Керим-Гулем, кузнец. А тебя я узнаю, хоть ты и не говорил
твоего имени. Твой вороной конь с легкими стройными ногами и лебединой шеей
может принадлежать только тому, про кого уже рассказывают сказки и поют
песни. Если ты будешь здесь драться с язычниками, я приду в твою дружину.
Кара-Кончар его уже не слушал. Он внимательно вглядывался вдаль, откуда
по другой стороне канала приближалась туча пыли.
Вырисовывались конские морды и склонившиеся к гривам кипчакские всадники.
Они кричали, хлестали коней, издали доносился глухой шум и рев хриплых
голосов.
Впереди скакал человек на большом белом коне. Он мотался в седле, готовый
свалиться. Белый тюрбан и желтый халат были в кровавых пятнах; конь был
залит красными потоками, а в шее коня застряла длинная стрела. Кипчаки
вихрем пронеслись по мосту.
- Они близко, они за нами! Спасайтесь! - донеслись их отчаянные крики.
Кара-Кончар около ворот города сдержал вороного жеребца, который
горячился и плясал, видя мчавшихся коней. Кипчаки влетели в ворота, за ними
въехал Кара-Кончар со своими спутниками. Ворота с тягучим скрипом
задвинулись, и сторожа заложили их тяжелыми бревнами.
Один всадник остановился около сторожей и рассказывал :
- Новый султан Хумар-Тегин послал нас захватить две сотни монголов. Они
угнали наш скот. Увидев нас, они помчались, как испуганные крысы, бросив
захваченное стадо. Кто знал, что они готовили западню и нашу гибель! Около
сада Тиллялы налетели на нас из засады тысячи две этих бешеных язычников.
Они окружили нас со всех сторон, поражали издали длинными стрелами, сбивали
всадников и ловили лошадей. Все наши храбрецы погибли там! Вот все, что
осталось от нашего отряда. Зачем только султан послал нас на эту бойню?
- А зачем вы избрали себе поросячьего султана? - воскликнул Кара-Кончар.
Все оглянулись: кто осмелился сказать такое слово про султана?
А Кара-Кончар продолжал кричать:
- Аллах и трусость выгнали из Хорезма злую суку, царицу Туркан-Хатун, и
всю свору ее прихлебателей. Убежал и толстозадый шах Мухаммед; теперь
собаки рвут его падаль! Когда стая шакалов выметена ветрами бури, вы решили
выбрать себе новое огородное пугало Хумар-Тегина! Порядочный хозяин ему не
доверит даже стадо облезлых козлов, а вы сделали его начальником войск, и
вы же вручили ему защиту города!.. Рабское вы племя! Не можете жить без
палок...
Два джигита, спутники Кара-Кончара, загородили его.
- Тише, Кара-Кончар! Ведь здесь кругом кипчаки. Они одного с шахом рода.
Поедем отсюда!
Воины и сторожа, бывшие у ворот, онемели от слов "черного всадника".
- Что за смелый джигит! А ведь он сказал правду. Разве Хумар-Тегин раньше
отличался в бою, разве он выделялся бескорыстием или умом? Вся сила его в
том, что он ходил хвостом за шахиней Туркан-Хатун. С таким султаном мы все
пропадем.
Кара-Кончар медленно ехал по главной улице Гурганджа и черными суровыми
глазами посматривал на встречную толпу. Своим спутникам он сказал:
- Отправляйтесь на базар, найдите там чайную Мердана. Все его знают. Там
ждите меня. Сейчас я поеду один.
Половина лавок базара была закрыта. В тех же, где грудами лежали шелка и
тонкие шерстяные ткани, продавцы уже не зазывали покупателей. Они тоскливо
сидели кружком и рассуждали: что будет?
- Если враги осадят город, мы не продадим ни локтя. Кто захочет покупать,
когда язычники, как звери, ворвутся в город и все возьмут даром? Еще
уцелеет ли наша голова?
"Башня вечного забвения" находилась возле дворца хорезм-шаха. Одним боком
она выходила на площадь. Подъезжая к ней, Кара-Кончар всматривался в
небольшие круглые отдушины, заменяющие окна, и думал: "Где, за каким
окошком запрятана она, цветок пустыни? Жива ли она? А если. жива, то
сохранила ли она сладостные черты невинного лица, светящиеся глаза и нежные
девичьи руки? В этой ужасной башне люди сходят с ума, женщины обращаются в
дряхлых старух... Может быть, и Гюль-Джамал, прикованная цепью к стене,
теперь..." - и он ужаснулся, подумав, кого он увидит. Лучше смерть, сразу
смерть в бою, чем увидеть ее, свет его жизни, иной, безобразной,
безумной...
У подножия башни, близ низкой железной двери, на ступеньках дремал
бородатый сторож с кривой старой саблей на коленях. Возле него на коврике
лежало несколько сухих лепешек и в деревянной чашке два черных медных
дирхема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49