Думала - и не находила ответа. Среди существ, живущих в этом мире, никто не мог представлять для вечных воинов столь серьезной угрозы,
Говорят, оставшиеся в живых алхимики заперлись на верхних этажах Касар-де-Тор в призрачной надежде дождаться прихода помощи. К этому времени ей уже неоткуда было прийти. Когда же они это поняли, то решили продать свои жизни настолько дорого, насколько это было возможно. Но ньорки, а вместе с ними и к тому времени подошедшие к Цитадели имперские легионы не стали предоставлять последним из мятежных магов безнаказанно сеять смерть. Башня была сожжена. Никакой огонь не смог бы одолеть сияющих стен - в них было вложено могучее колдовство, защищающее от любого врага. Любого, посягающего на башню извне. Но ньорками уже был захвачен первый этаж Касар-де-Тор - и они подожгли башню изнутри. Перекрытия, стенные панели из драгоценных пород дерева, книги, мебель... все, что могло гореть - горело. Взрывались колбы с магическими эликсирами, придавая огню небывалый жар и негасимость... говорят, зарево над Касар-де-Тор было чуть не седмицу видно за многие лиги вокруг. Никто не мог уцелеть в этом огне, что подпитывался магией... Те, кому довелось сотни и сотни лет спустя побывать в тех местах, рассказывали, что Шпиль Алхимии так и стоит, нерушим снаружи и черен внутри. Черен от копоти тех, чье зло в конечном счете привело к появлению этого огня.
Волшебница вдруг обнаружила, что уже давно стоит, замерев, у стены, вперив остановившийся взгляд в эту картину минувшего. Дьен стоял рядом, не решаясь нарушить ее молчание. Заметив, что она пришла в себя и отвела глаза от резного камня, он тихо спросил:
- Что здесь изображено?
- Это долго рассказывать, - столь же тихо прошептала она. - Может быть, потом... а сейчас нам пора идти. Боюсь, хозяин заждался.
Больше она не смотрела по сторонам - хотя вся ее душа просила, требовала, молила остановиться и посмотреть. Здесь, на этих стенах, была рассказана история гибели Высшей магии, Древней, встретившей расцвет своего могущества, познавшей увядание и забвение. Таяна прилагала поистине героические усилия, чтобы победить эти соблазны, мысленно утешая себя тем, что потом, после беседы с Оракулом, возможно, найдется время... если ей не изменяла память, в прошлый раз, да и в позапрошлый тоже, времени на это у нее не нашлось. Но мысли эти в какой-то мере помогали. Сейчас ей менее всего хотелось прогневать Оракула, заставляя его ждать.
И вот наконец стены пещеры расступились, разошлись в стороны, открывая огромный зал. Здесь было светло - очень светло, как будто солнце в ясный летний полдень заливает землю своими лучами... хотя, конечно, солнце никогда не заглядывало в это место. Посреди зала высилась гора, переливающаяся разноцветными бликами. Изумрудно-зелеными, рубиново-красными, сапфирово-синими... но более всего было желтых бликов, отбрасываемых неисчислимым количеством золота, сваленного в груды. Золотые монеты, несшие на себе гордые профили владык, давно исчезнувших из памяти ныне живущих. Чаши и тяжелые чеканные блюда, сундуки, наполненные самоцветами, да и сами представлявшие собой произведения искусства. Оружие - его золотые, усыпанные драгоценностями эфесы явно говорили о том, что эти клинки создавались не для боя, а лишь для того, чтобы поражать воображение. Вороха ожерелий, каждое из которых было бы впору и императрице. Все это было небрежно и без всякого порядка свалено в кучи - а между всем этим великолепием струилось угольно-черное тело огромной змеи - не менее трех локтей толщиной и невероятной длины. Змея подняла треугольную голову размером, пожалуй, побольше, чем вся Таяна целиком. Ее горящие даже в этом ярком свете изумрудные глаза уставились на вошедших.
- Ну, приветствую тебя, волшебница, в моем жилище... - Голос был тот же, что и там, на поверхности, только теперь он, совершенно очевидно, исходил из пасти этого устрашающего создания. - И тебя, чужак. Вы пришли задать вопросы? Я слушаю вас.
6. ВОЙНА
Я вновь беру в руки перо, дети мои, и пальцы мои дрожат. И дрожь эта - не свидетельство немощи, не знак того, что скоро зов Вечного унесет меня в его чертоги. Нет, в моих руках еще достаточно силы, и тело мое способно долгие годынести тяжесть жизни, что проходит вдали от чертогов Ург-Дора, куда должен всем сердцем стремиться каждый, кто истинно верует в милость Вечного. А дрожь эта - от волнения, ибо тороплюсь я сказать о том, что Алмазная Твердь вновь пробудился к жизни, и весть эта наполнила радостью души ургов. Ибо сие означало, что Вечный вновь вспомнил о своем народе.
Аш-Дагот, верховный шаман, сказал, что войска Железного Арманда ушли, но они могут вернуться. Сейчас все помыслы народа ургов, сказал он, должны быть направлены на постижение замыслов Вечного, скрытый смысл которых приоткрыла мудрость великого Ур-Валаха, которую донес до наших дней я, Ур-Шагал, провидец и летописец. Что же может желать Вечный, него ждет он от своих детей?
И прост ответ на этот простой вопрос. Ибо чего еще может желать Вечный, как не выполнения каждым из ургов своего Долга, который заключается в пути к славе и достойном вознесении духа воинов в великие пещеры Ург-Дора.
А путь этот начинается...
Хлипкая дверь хижины распахнулась от мощного толчка снаружи, несколько мгновений раздумывала, а затем упала на пол, подняв тучи пыли. Сидевший за столом, грубо сколоченным из кое-как оструганных досок, ург повернулся к незваному гостю. Тот, впрочем, не испытывал угрызений совести по поводу выбитой двери. Не утруждая себя какими-то проявлениями вежливости, он, пригнувшись, вошел в хижину и, сделав несколько шагов, опустился на столь же грубую, как и стол, скамью. Та застонала, но выдержала его немалый вес.
- Приветствую тебя, Ар-Трог. - Ург отложил в сторону перо. Перед ним лежал лист тонко выделанной кожи, несколько таких же, но уже испещренных лишь посвященным понятными значками, лежали на досках. Пройдет день, и черная жидкость, что сейчас сохла, въестся в кожу так, что никакие силы уже не смогут изменить написанное.
- Ты слышал, старик, что Алмазная Твердь снова ожил?
- Я еще не старик, Ар-Трог, и ты это знаешь...
- Так ли уж важны твои годы, Ур-Шагал? - скривился в презрительной усмешке гость, и его рука любовно погладила рукоять тяжелого топора. - Я прожил на этом свете дольше тебя, старик, но мои руки все еще достаточно сильны, чтобы держать топор. А ты? Сколько времени прошло с тех пор, когда ты в последний раз сжимал в руке что-то тяжелее маленького ножа или этого твоего пера? Ты лишь ешь, спишь, справляешь нужду да пачкаешь хорошую кожу своими письменами. Я же веду воинов в бой... так кто из нас старик? Ур-Шагал покачал головой. Видать, мудрым было древнее правило, требовавшее назначать вождем не самого сильного, но самого мудрого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
Говорят, оставшиеся в живых алхимики заперлись на верхних этажах Касар-де-Тор в призрачной надежде дождаться прихода помощи. К этому времени ей уже неоткуда было прийти. Когда же они это поняли, то решили продать свои жизни настолько дорого, насколько это было возможно. Но ньорки, а вместе с ними и к тому времени подошедшие к Цитадели имперские легионы не стали предоставлять последним из мятежных магов безнаказанно сеять смерть. Башня была сожжена. Никакой огонь не смог бы одолеть сияющих стен - в них было вложено могучее колдовство, защищающее от любого врага. Любого, посягающего на башню извне. Но ньорками уже был захвачен первый этаж Касар-де-Тор - и они подожгли башню изнутри. Перекрытия, стенные панели из драгоценных пород дерева, книги, мебель... все, что могло гореть - горело. Взрывались колбы с магическими эликсирами, придавая огню небывалый жар и негасимость... говорят, зарево над Касар-де-Тор было чуть не седмицу видно за многие лиги вокруг. Никто не мог уцелеть в этом огне, что подпитывался магией... Те, кому довелось сотни и сотни лет спустя побывать в тех местах, рассказывали, что Шпиль Алхимии так и стоит, нерушим снаружи и черен внутри. Черен от копоти тех, чье зло в конечном счете привело к появлению этого огня.
Волшебница вдруг обнаружила, что уже давно стоит, замерев, у стены, вперив остановившийся взгляд в эту картину минувшего. Дьен стоял рядом, не решаясь нарушить ее молчание. Заметив, что она пришла в себя и отвела глаза от резного камня, он тихо спросил:
- Что здесь изображено?
- Это долго рассказывать, - столь же тихо прошептала она. - Может быть, потом... а сейчас нам пора идти. Боюсь, хозяин заждался.
Больше она не смотрела по сторонам - хотя вся ее душа просила, требовала, молила остановиться и посмотреть. Здесь, на этих стенах, была рассказана история гибели Высшей магии, Древней, встретившей расцвет своего могущества, познавшей увядание и забвение. Таяна прилагала поистине героические усилия, чтобы победить эти соблазны, мысленно утешая себя тем, что потом, после беседы с Оракулом, возможно, найдется время... если ей не изменяла память, в прошлый раз, да и в позапрошлый тоже, времени на это у нее не нашлось. Но мысли эти в какой-то мере помогали. Сейчас ей менее всего хотелось прогневать Оракула, заставляя его ждать.
И вот наконец стены пещеры расступились, разошлись в стороны, открывая огромный зал. Здесь было светло - очень светло, как будто солнце в ясный летний полдень заливает землю своими лучами... хотя, конечно, солнце никогда не заглядывало в это место. Посреди зала высилась гора, переливающаяся разноцветными бликами. Изумрудно-зелеными, рубиново-красными, сапфирово-синими... но более всего было желтых бликов, отбрасываемых неисчислимым количеством золота, сваленного в груды. Золотые монеты, несшие на себе гордые профили владык, давно исчезнувших из памяти ныне живущих. Чаши и тяжелые чеканные блюда, сундуки, наполненные самоцветами, да и сами представлявшие собой произведения искусства. Оружие - его золотые, усыпанные драгоценностями эфесы явно говорили о том, что эти клинки создавались не для боя, а лишь для того, чтобы поражать воображение. Вороха ожерелий, каждое из которых было бы впору и императрице. Все это было небрежно и без всякого порядка свалено в кучи - а между всем этим великолепием струилось угольно-черное тело огромной змеи - не менее трех локтей толщиной и невероятной длины. Змея подняла треугольную голову размером, пожалуй, побольше, чем вся Таяна целиком. Ее горящие даже в этом ярком свете изумрудные глаза уставились на вошедших.
- Ну, приветствую тебя, волшебница, в моем жилище... - Голос был тот же, что и там, на поверхности, только теперь он, совершенно очевидно, исходил из пасти этого устрашающего создания. - И тебя, чужак. Вы пришли задать вопросы? Я слушаю вас.
6. ВОЙНА
Я вновь беру в руки перо, дети мои, и пальцы мои дрожат. И дрожь эта - не свидетельство немощи, не знак того, что скоро зов Вечного унесет меня в его чертоги. Нет, в моих руках еще достаточно силы, и тело мое способно долгие годынести тяжесть жизни, что проходит вдали от чертогов Ург-Дора, куда должен всем сердцем стремиться каждый, кто истинно верует в милость Вечного. А дрожь эта - от волнения, ибо тороплюсь я сказать о том, что Алмазная Твердь вновь пробудился к жизни, и весть эта наполнила радостью души ургов. Ибо сие означало, что Вечный вновь вспомнил о своем народе.
Аш-Дагот, верховный шаман, сказал, что войска Железного Арманда ушли, но они могут вернуться. Сейчас все помыслы народа ургов, сказал он, должны быть направлены на постижение замыслов Вечного, скрытый смысл которых приоткрыла мудрость великого Ур-Валаха, которую донес до наших дней я, Ур-Шагал, провидец и летописец. Что же может желать Вечный, него ждет он от своих детей?
И прост ответ на этот простой вопрос. Ибо чего еще может желать Вечный, как не выполнения каждым из ургов своего Долга, который заключается в пути к славе и достойном вознесении духа воинов в великие пещеры Ург-Дора.
А путь этот начинается...
Хлипкая дверь хижины распахнулась от мощного толчка снаружи, несколько мгновений раздумывала, а затем упала на пол, подняв тучи пыли. Сидевший за столом, грубо сколоченным из кое-как оструганных досок, ург повернулся к незваному гостю. Тот, впрочем, не испытывал угрызений совести по поводу выбитой двери. Не утруждая себя какими-то проявлениями вежливости, он, пригнувшись, вошел в хижину и, сделав несколько шагов, опустился на столь же грубую, как и стол, скамью. Та застонала, но выдержала его немалый вес.
- Приветствую тебя, Ар-Трог. - Ург отложил в сторону перо. Перед ним лежал лист тонко выделанной кожи, несколько таких же, но уже испещренных лишь посвященным понятными значками, лежали на досках. Пройдет день, и черная жидкость, что сейчас сохла, въестся в кожу так, что никакие силы уже не смогут изменить написанное.
- Ты слышал, старик, что Алмазная Твердь снова ожил?
- Я еще не старик, Ар-Трог, и ты это знаешь...
- Так ли уж важны твои годы, Ур-Шагал? - скривился в презрительной усмешке гость, и его рука любовно погладила рукоять тяжелого топора. - Я прожил на этом свете дольше тебя, старик, но мои руки все еще достаточно сильны, чтобы держать топор. А ты? Сколько времени прошло с тех пор, когда ты в последний раз сжимал в руке что-то тяжелее маленького ножа или этого твоего пера? Ты лишь ешь, спишь, справляешь нужду да пачкаешь хорошую кожу своими письменами. Я же веду воинов в бой... так кто из нас старик? Ур-Шагал покачал головой. Видать, мудрым было древнее правило, требовавшее назначать вождем не самого сильного, но самого мудрого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147