Я прислонился к стене, с трудом переводя дыхание, как будто с кем-то подрался.
– Прочитать надпись? – спросил Осима, указывая на проступившие иероглифы.
Я почувствовал, что силы возвращаются ко мне, чем тут же воспользовался, чтобы отмахнуться.
– На это сейчас нет времени. Я не думаю, чтобы именно здесь они написали что-то важное.
– Это тоже какая-то выдержка, – пробормотал Миддлтон и, вытягивая шею, пытался разобрать непонятные для меня рисунки.
– Кажется, отрывок гимна.
Силади наклонился и вместе с Йеттмаром поднял плиту. Она легко сдвинулась, и наши любопытные фонарики осветили длинную вереницу вырубленных в камне ступенек, которые вели куда-то в темнеющую глубину.
Я увидел, как доктор Хубер, когда Силади и Йеттмар отбросили в сторону каменную плиту, перекрестилась. Ренни неподвижным взглядом смотрел вглубь, а Сети дрожала, как осиновый лист.
Я же подтянул ремень брюк и без колебаний стал спускаться.
Тридцать две ступеньки вели в чрево земли по прямой линии, но еще на тридцатой по кривизне стены я почувствовал, что начинается поворот.
– Осторожно, – сказал я. – Лестница поворачивает!
Они с опаской двигались по моим следам, сразу же за мной шел Петер Силади.
– А не стоит ли и здесь замаскировать вход? – пробасил он мне в ухо.
– Бесполезно. Ведь следы покажут им все в точности. Здесь нет ветра, который нанес бы песка.
Лестница сделала еще один поворот, вызывая у меня ощущение, что мы движемся по кругу.
– А я и не знал, что у египтян были винтовые лестницы, – пробормотал я.
Силади открыл было рот, чтобы ответить мне, когда лестница неожиданно снова выпрямилась и свет моего фонарика отразился от огромной, такой уже знакомой каменной плиты, которая снова загораживала нам путь.
– Передайте по цепочке, чтобы все остановились… И пришлите сюда Ренни.
Я плюхнулся на последнюю ступеньку и пригляделся к плите. Она была в точности такой, как ее двойник наверху, в коридоре. И на этой плите тянулся только один ряд иероглифов, как будто и с теми же знаками, что и на той, другой. Хотя, конечно, – подумал я, – вполне вероятно, что они только для меня такие одинаковые.
Через несколько минут Ренни протиснулся ко мне и уставился на каменную плиту.
– Это тоже дверь?
– Должна быть дверь. Попробуйте-ка…
– С помощью скарабея?
– А как же? И чтоб недолго канителиться, думайте сразу же о том, о чем следует. Мол, ох как было бы хорошо, чтобы эта дверь открылась! Ну же, давайте! Джиральдини уже наступает нам на пятки!
И тут, как будто случаю было угодно придать моим словам вес, откуда-то издали до нас донесся тихий щелчок или хлопок, и несколько мгновений спустя наших лиц коснулся легкий поток воздуха. Впервые с тех пор как мы спустились под землю.
– Что это было? – вскинулся Силади.
– Пожалуй, моя мина… Если только…
– Если только?
– Если только они не проделали себе взрывом проход в каком-то другом месте. Что весьма маловероятно. Давайте, Ренни! За дело!
Молодой человек послушно опустил руку в карман, извлек скарабея, потом закрыл глаза и вытянул руку в сторону двери. На его ладони покоился священный жук, на лбу от напряжения заблестели капли пота.
– Вперед, Ренни! Ради всех святых, вперед! Давай, сдвинь же ее! , Этот крик, конечно, раздавался только у меня в глубине души, и я с трудом сдерживался, чтобы не подбежать к двери и не помочь Ренни сдвинуть ее с места.
Лицо Ренни заливал пот, и я почувствовал, что постепенно и сам становлюсь мокрым от пота.
– Вперед! Давай! – выкрикнул я теперь вслух.
И, словно подчиняясь моей команде, дверь двинулась и с плаксивым скрежетом уползла в противоположную стену. На нас посыпались песок и клубы пыли, свод над головой задрожал, и вдали снова послышались хлопки.
Ренни обессиленно оперся о стену и, тяжело дыша, хватал ртом воздух.
– Больше не могу… Открывать двери… это… это высасывает… из меня… все силы.
Я просунул ему руки под мышки и помог пройти сквозь облако пыли там, где только что стояла дверь. Посветив вперед фонариком, я громко закричал:
– Есть! Идите скорее! Кажется, мы пришли!
Перед нами был большой зал: намного больше усыпальницы Иму, и его белые стены так и сияли в свете фонарей. Напротив нас были еще два входа, не имевшие однако дверей. От проема первого входа куда-то уходили ступеньки, как те, по которым мы спустились, и нигде не было и следа двери, преграждающей путь.
Силади вытянул руку и указал на этот проем.
– Там! Там другой вход! Через него входили в древности…
Йеттмар схватил меня за руку.
– Посмотрите под крышу!
Мы все подняли головы, но не увидели на белом потолке помещения ничего, кроме нескольких черных пятен.
– Я ничего не вижу, – прошептала доктор Хубер.
– Вы не видите пятен?
– Вы имеете в виду вон то черное?
– Копоть от факелов! – воскликнул Йеттмар. – Мы явно попали, куда нужно. Кто-то из них, сдается, писал, что они зажигали не масляные фитили, а факелы. И это на стене – тоже гарь и копоть от них.
Силади и я тем временем уже обследовали один из углов помещения, где лежали грудой по меньшей мере штук двадцать разной величины сосудов из камня и мрамора. Я вопросительно взглянул на Силади и был немало удивлен тем, как возбужденно горели его глаза.
– Это, пожалуй, канопы.
– В каком-то из источников речь была также и о золотых сокровищах.
– Не исключено, что и они здесь есть. Посмотрите только, как красива эта резная чаша. Если я не ошибаюсь…
Я схватил его за руку и потащил за собой ко второму дверному проему.
– На это у нас сейчас нет времени! Когда все будет позади, вы сможете изучать их, сколько вам заблагорассудится!
Перед дверным проемом я выпустил его руку и повернулся к остальным, припустившим вслед за нами.
– Послушайте меня! Вероятно, у нас больше не будет возможности поговорить друг с другом. У нас нет времени, чтобы обследовать все помещения. Что бы ни случилось, если придется уносить ноги, бегите через этот выход.
– А если… – выдавил Миддлтон. – Если… А кто откроет нам двери?
– Вряд ли в этом будет надобность. Субесипу и другие посетители не обнаружили дверей, тем не менее, они спустились до пирамиды. А теперь вперед!
Я утер лоб и прислонился к стене. Боже мой) Источник, который светит непрерывно три с половиной тысячи лет!
Позади меня царило гробовое молчание, хотя все стояли тут же, в каких-то нескольких сантиметрах от меня. А звезда мягко светила, словно приветствуя нас.
– Красное Солнце! – прошептал Ренни.
– Посмотрите-ка на линии, – буркнул Осима.
– Какие линии?
– Вы не видите? Некоторые звезды связаны между собой голубыми линиями.
– Вижу. И что тут особенного?
– Это созвездия. Они точно так же, как и мы, видят на небе созвездия.
– Меня больше смущает вот та красная звезда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
– Прочитать надпись? – спросил Осима, указывая на проступившие иероглифы.
Я почувствовал, что силы возвращаются ко мне, чем тут же воспользовался, чтобы отмахнуться.
– На это сейчас нет времени. Я не думаю, чтобы именно здесь они написали что-то важное.
– Это тоже какая-то выдержка, – пробормотал Миддлтон и, вытягивая шею, пытался разобрать непонятные для меня рисунки.
– Кажется, отрывок гимна.
Силади наклонился и вместе с Йеттмаром поднял плиту. Она легко сдвинулась, и наши любопытные фонарики осветили длинную вереницу вырубленных в камне ступенек, которые вели куда-то в темнеющую глубину.
Я увидел, как доктор Хубер, когда Силади и Йеттмар отбросили в сторону каменную плиту, перекрестилась. Ренни неподвижным взглядом смотрел вглубь, а Сети дрожала, как осиновый лист.
Я же подтянул ремень брюк и без колебаний стал спускаться.
Тридцать две ступеньки вели в чрево земли по прямой линии, но еще на тридцатой по кривизне стены я почувствовал, что начинается поворот.
– Осторожно, – сказал я. – Лестница поворачивает!
Они с опаской двигались по моим следам, сразу же за мной шел Петер Силади.
– А не стоит ли и здесь замаскировать вход? – пробасил он мне в ухо.
– Бесполезно. Ведь следы покажут им все в точности. Здесь нет ветра, который нанес бы песка.
Лестница сделала еще один поворот, вызывая у меня ощущение, что мы движемся по кругу.
– А я и не знал, что у египтян были винтовые лестницы, – пробормотал я.
Силади открыл было рот, чтобы ответить мне, когда лестница неожиданно снова выпрямилась и свет моего фонарика отразился от огромной, такой уже знакомой каменной плиты, которая снова загораживала нам путь.
– Передайте по цепочке, чтобы все остановились… И пришлите сюда Ренни.
Я плюхнулся на последнюю ступеньку и пригляделся к плите. Она была в точности такой, как ее двойник наверху, в коридоре. И на этой плите тянулся только один ряд иероглифов, как будто и с теми же знаками, что и на той, другой. Хотя, конечно, – подумал я, – вполне вероятно, что они только для меня такие одинаковые.
Через несколько минут Ренни протиснулся ко мне и уставился на каменную плиту.
– Это тоже дверь?
– Должна быть дверь. Попробуйте-ка…
– С помощью скарабея?
– А как же? И чтоб недолго канителиться, думайте сразу же о том, о чем следует. Мол, ох как было бы хорошо, чтобы эта дверь открылась! Ну же, давайте! Джиральдини уже наступает нам на пятки!
И тут, как будто случаю было угодно придать моим словам вес, откуда-то издали до нас донесся тихий щелчок или хлопок, и несколько мгновений спустя наших лиц коснулся легкий поток воздуха. Впервые с тех пор как мы спустились под землю.
– Что это было? – вскинулся Силади.
– Пожалуй, моя мина… Если только…
– Если только?
– Если только они не проделали себе взрывом проход в каком-то другом месте. Что весьма маловероятно. Давайте, Ренни! За дело!
Молодой человек послушно опустил руку в карман, извлек скарабея, потом закрыл глаза и вытянул руку в сторону двери. На его ладони покоился священный жук, на лбу от напряжения заблестели капли пота.
– Вперед, Ренни! Ради всех святых, вперед! Давай, сдвинь же ее! , Этот крик, конечно, раздавался только у меня в глубине души, и я с трудом сдерживался, чтобы не подбежать к двери и не помочь Ренни сдвинуть ее с места.
Лицо Ренни заливал пот, и я почувствовал, что постепенно и сам становлюсь мокрым от пота.
– Вперед! Давай! – выкрикнул я теперь вслух.
И, словно подчиняясь моей команде, дверь двинулась и с плаксивым скрежетом уползла в противоположную стену. На нас посыпались песок и клубы пыли, свод над головой задрожал, и вдали снова послышались хлопки.
Ренни обессиленно оперся о стену и, тяжело дыша, хватал ртом воздух.
– Больше не могу… Открывать двери… это… это высасывает… из меня… все силы.
Я просунул ему руки под мышки и помог пройти сквозь облако пыли там, где только что стояла дверь. Посветив вперед фонариком, я громко закричал:
– Есть! Идите скорее! Кажется, мы пришли!
Перед нами был большой зал: намного больше усыпальницы Иму, и его белые стены так и сияли в свете фонарей. Напротив нас были еще два входа, не имевшие однако дверей. От проема первого входа куда-то уходили ступеньки, как те, по которым мы спустились, и нигде не было и следа двери, преграждающей путь.
Силади вытянул руку и указал на этот проем.
– Там! Там другой вход! Через него входили в древности…
Йеттмар схватил меня за руку.
– Посмотрите под крышу!
Мы все подняли головы, но не увидели на белом потолке помещения ничего, кроме нескольких черных пятен.
– Я ничего не вижу, – прошептала доктор Хубер.
– Вы не видите пятен?
– Вы имеете в виду вон то черное?
– Копоть от факелов! – воскликнул Йеттмар. – Мы явно попали, куда нужно. Кто-то из них, сдается, писал, что они зажигали не масляные фитили, а факелы. И это на стене – тоже гарь и копоть от них.
Силади и я тем временем уже обследовали один из углов помещения, где лежали грудой по меньшей мере штук двадцать разной величины сосудов из камня и мрамора. Я вопросительно взглянул на Силади и был немало удивлен тем, как возбужденно горели его глаза.
– Это, пожалуй, канопы.
– В каком-то из источников речь была также и о золотых сокровищах.
– Не исключено, что и они здесь есть. Посмотрите только, как красива эта резная чаша. Если я не ошибаюсь…
Я схватил его за руку и потащил за собой ко второму дверному проему.
– На это у нас сейчас нет времени! Когда все будет позади, вы сможете изучать их, сколько вам заблагорассудится!
Перед дверным проемом я выпустил его руку и повернулся к остальным, припустившим вслед за нами.
– Послушайте меня! Вероятно, у нас больше не будет возможности поговорить друг с другом. У нас нет времени, чтобы обследовать все помещения. Что бы ни случилось, если придется уносить ноги, бегите через этот выход.
– А если… – выдавил Миддлтон. – Если… А кто откроет нам двери?
– Вряд ли в этом будет надобность. Субесипу и другие посетители не обнаружили дверей, тем не менее, они спустились до пирамиды. А теперь вперед!
Я утер лоб и прислонился к стене. Боже мой) Источник, который светит непрерывно три с половиной тысячи лет!
Позади меня царило гробовое молчание, хотя все стояли тут же, в каких-то нескольких сантиметрах от меня. А звезда мягко светила, словно приветствуя нас.
– Красное Солнце! – прошептал Ренни.
– Посмотрите-ка на линии, – буркнул Осима.
– Какие линии?
– Вы не видите? Некоторые звезды связаны между собой голубыми линиями.
– Вижу. И что тут особенного?
– Это созвездия. Они точно так же, как и мы, видят на небе созвездия.
– Меня больше смущает вот та красная звезда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114