Не может быть, что ферма принадлежит кому-то другому?
– Может быть, – сказал я. – У кого бы получить информацию?
Он вынул из кармана то ли спичку, то ли зубочистку, сунул ее в рот и принялся жевать.
– У меня, – произнес он после короткого молчания.
– У вас? Но вы же, приятель, знаете ровно столько, сколько и я.
– Может, это и так. Только я еще знаю, у кого нужно спрашивать.
– Прекрасно,-сказал я и откинулся на сиденье. – Тогда, пожалуй, можем отправляться.
Он снова заговорил, когда мы уже проехали добрых полмили:
– Я сказал, что посвящу вам свой день. Но надеюсь, что вы живете не в богадельне?
Я выудил из кармана пятьдесят долларов и бросил на сиденье рядом с ним.
– Моя визитная карточка.
Он ухмыльнулся мне в зеркало.
– Меня, между прочим, зовут Рамоном.
– И вас тоже?
– Что? А кого еще? Впрочем, это неважно. В этих местах и господа бога зовут Рамоном. Вам интересно, что в таких случаях говорила обычно моя мамочка?
Я отрицательно качнул головой. На этом наш разговор на некоторое время прекратился.
Едва я успел умыться и надеть свежую рубашку, как в дверь постучали.
Я открыл дверь, на пороге стоял Рамон из Сан-Антонио. С довольным видом он небрежно прислонился к притолоке двери. По его плутоватому лицу, украшенному тоненькими усиками, стекали ручейки пота.
– Вы еще не готовы? – спросил он с нахальной улыбкой, но когда заметил пристегнутый у меня под мышкой пистолет, лицо его помрачнело.
– Это… – начал было он, но я его быстро остановил.
– Без паники, – сказал я и подмигнул ему. – Я боюсь щекотки под мышками… А так если кто сунется, то обожжет себе пальчики. А?
По нему было видно, что это ему не нравится.
– Не хочу попасть в каталажку, – произнес он натянуто.
– Кто, черт возьми, хочет? Заходите же, Рамон!
Он вошел, сел на стул, но успокоился, только когда я надел пиджак, а улыбка снова вернулась на его лицо, лишь когда вынутая из упомянутого пиджака следующая пятидесятидолларовая бумажка перекочевала в его ладонь.
– Ну, рассказывайте, Рамон!
– Ну… это было не просто. Дело в том, что фермы, принадлежащей тому типу по имени Петер Силади, нет в округе…
– Это вы, кажется, уже говорили.
– Только с тех пор я окончательно убедился в этом. Между прочим, на след меня навел другой парень. Собственно, не меня, а моего кореша.
– Что за парень?
– Молодой парень с квадратной головой и длинными руками.
– Ну, наконец! – Я почувствовал облегчение. – Рассказывайте же, ради бога!
– Вы хотите его убрать? – спросил он с беспокойством.
– Какого черта! Если у меня под мышкой пистолет, это еще не значит, что я обязательно хочу кого-то убрать. Может быть, это только для моей защиты.
– А вид не таков, – пробурчал он.
– У кого? У парня?
– Да нет… У вас…
Мне начало надоедать это дураковалянье.
– Давайте, пожалуй, к делу, – сказал я сердито. – Итак?
– Итак, этого парня многие знают. Только он не Силади…
– А кто?
– Хубер, Ренни Хубер. Я глубоко вздохнул.
– Сойдет и это. Где он живет?
– Где-то в сорока милях отсюда. На ферме Хубер.
– О'кей. Поехали туда.
– Не люблю, когда стреляют, – сказал он с кислой миной.
– Не будет никакой стрельбы. Высадите меня у ворот и можете уезжать. Получите двести за доставку и еще две сотни, чтобы забыть сегодняшний день. Договорились?
Через десять минут мы уже выехали на дорогу к ферме Хубер.
Окружающие Сан-Антонио поля когда-то были, очевидно, плодородной землей с фермерскими домами приятного вида, напоминающими о прошлом столетии, и с неопровержимыми следами забытой земледельческой культуры. Рядом с фермерскими домами, имитирующими времена английской колонизации, в качестве украшения заново отстроенных, не принадлежащих ни к какому стилю усадеб, возвышались строения, похожие на амбары для заготовки и хранения зерна, но не находящие сейчас никакого применения. Дворы, засаженные соснами, туями и кустами агавы, перерезали искусственные ручейки, а в бассейнах с голубой водой плескались загоревшие до черноты ребятишки.
Но ферма Хубер резко отличалась от остальных. Отчасти, может быть, потому, что она стояла на границе между городской окраиной и собственно сельской местностью, а отчасти, наверное, из-за той цели, для которой использовали фермерский дом. Если остальные были предназначены для отдыха и удовлетворения тщеславия, то этот, пожалуй, служил убежищем.
У забора в добрых метра два высотой, с протянутой поверху колючей проволокой, я трогательно распрощался с Рамоном и, сжимая в руке портфель, остановился в конце пыльной подъездной дороги.
Солнце ожесточенно палило мне в голову, и я чувствовал, что раскаленные металлические части портфеля начинают обжигать мою руку.
Я не спеша подошел к металлическим воротам, выкрашенным в серый цвет. Было заметно, что когда-то они, видимо, были черного цвета, а серыми стали со временем – словно поседели. Ощупал поверхность ворот: и там и сям проступала ржавчина, но ворота были на удивление массивными.
Я посмотрел направо, налево, но нигде не обнаружил кнопки звонка. Молотка тоже не было. Не было и телекамеры, которая могла бы засечь меня.
Я нажал на ворота, стукнул кулаком. Потом еще и толкнул – но все напрасно. Поставив на землю становящийся все более горячим портфель, я заглянул в щель. Дом стоял на просторном дворе в трехстах-четырехстах шагах от меня, позади него располагались другие постройки и, очевидно, парк или лужайка. И ни малейшего движения вокруг.
Мною начал овладевать страх, Неужели мои птички улетели?
Так я проканителился несколько лишних минут, а потом решил, что как бы то ни было, но попаду в дом. Я прошелся вдоль забора, пока не обнаружил место, где в стене не хватало одного кирпича. Я поднял голову и взглянул на проволоку, надеясь в душе, что она не под напряжением.
Потом положил портфель на землю, открыл его, вынул оттуда два запасных носовых платка, затем достал из кармана тот платок, которым пользовался, и, наконец, снял с шеи галстук. Все это я тщательно связал, подыскал камень величиной с кулак и привязал его к концу получившейся связки.
Когда с этим было покончено, я прислонил портфель прямо к стене, встал на него, изо всех сил вцепился одной рукой в то место, где отсутствовал кирпич, а другой забросил камень на проволоку.
Связка из галстука и платков с камнем на конце взлетела вверх, намоталась на проволоку и – о, чудо! – не оборвалась.
Пока, по всяком случае.
Я горячо помолился и поскольку знал, что нерешительность действует на человека, как огнетушитель на огонь, вцепился в связку и подтянулся к верхнему краю забора.
Отсюда, с высоты я мог уже лучше рассмотреть ферму Хубер. От закрытых ворот к расположенной перед домом широкой площадке для автомобилей вела посыпанная гравием дорожка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114