– Я рада, – отозвалась Дрина и внезапно пискнула. – Я лучше пойду, а то на простыне останутся пятна, и прачки начнут хихикать.
– А они что, хихикают? – спросил Крисп и заснул, не дослушав ее ответа.
С приближением весны Фостий изучил в Эчмиадзине каждую его кривую улочку.
Теперь он знал, где живут и работают каменотесы, шорники и пекари. Знал, на какой улице стоит домик умирающих Лаоника и Сидерины, и держался от нее подальше.
Все чаще и чаще ему подворачивалась возможность бродить где угодно без Сиагрия. Окружавшая Эчмиадзин стена была слишком высокой, чтобы спрыгнуть с нее, не сломав шеи, а единственные ворота слишком хорошо охранялись, чтобы пробиться сквозь них силой. К тому же, когда погода стала лучше, Сиагрий все чаще уединялся с Ливанием, планируя предстоящую летнюю кампанию.
Фостий из всех сил старался держаться от Ливания подальше. Чем меньше он станет напоминать ересиарху о своем присутствии, тем менее вероятно, что тот вспомнит про него, задумается об опасности, которую Фостий может представлять, и избавится от него.
Бесцельное блуждание по городу уже не доставляло ему прежней радости.
Когда Сиагрий день и ночь ходил за ним по пятам, Фостий был уверен, что в его душе наступит покой, избавься он от Сиагрия хотя бы ненадолго. Так оно и вышло… ненадолго.
Вкус свободы, пусть даже ограниченной, лишь разбудил его аппетит. Он уже не был радостным исследователем закоулков Эчмиадзина и расхаживал по ним, больше похожий на дикого кота, отыскивающего дыру в клетке.
Пока что он ее не нашел. «Быть может, за следующим углом», – мысленно повторил он уже в сотый раз. Он свернул за угол и едва не столкнулся с Оливрией.
Оба сделали шаг в сторону – причем в одну и ту же – и едва не столкнулись вновь. Оливрия рассмеялась.
– Эй ты, прочь с дороги, – заявила она, изобразив толчок в грудь.
Фостий прикинулся, будто едва не упал от толчка, потом изысканно поклонился.
– Униженно прошу прощения, госпожа; я не намеревался помешать вашему шествию! – воскликнул он. – Молю вас отыскать в сердце прощение!
– Посмотрим, – грозно отозвалась Оливрия.
Они тут же рассмеялись. Фостий подошел ближе и обнял ее за талию. Оливрия прильнула к нему, и ее подбородок удобно улегся ему на плечо. Ему захотелось ее поцеловать, но он воздержался.
– Оливрия от этого очень нервничала. Взглянув на это ее глазами, он решил, что причины на то у нее имеются.
– Ты что здесь делаешь? – одновременно спросили они, и это заставило их снова рассмеяться.
– Ничего особенного, – ответил Фостий. – Держусь как можно дальше от греха. А ты?
Оливрия вытащила из холщового мешка туфлю и поднесла ее так близко к лицу Фостия, что у него даже глаза перекосились.
– Видишь, каблук сломался. На этой улице живет один старый башмачник-васпураканин, так он просто чудеса творит. А что тут удивляться, если он своим ремеслом занимается дольше, чем мы с тобой вместе живем на свете?
Словом, я шла к нему.
– Можно тебя проводить?
– Надеялась, что ты это предложишь, – ответила Оливрия, засовывая туфлю в мешок. Взявшись за руки, они пошли по узкой улочке.
– А, так он живет здесь, – сказал Фостий, когда они дошли до лавки башмачника. – Да, я проходил мимо.
Над дверью лавки висел деревянный башмак, слева от двери было написано «ОБУВЬ» буквами видесского алфавита, а справа то же слово было написано угловатыми символами, которыми васпураканские «принцы» записывали слова своего языка.
Фостий заглянул в одно из узких окошек, выходящих на улицу, а Оливрия в другое.
– Я никого не вижу, – сказала она, нахмурившись.
– Давай проверим. – Фостий открыл дверь. Звякнул колокольчик.
Ноздри заполнил сильный и резкий запах кож. Фостий махнул рукой, приглашая Оливрию войти. Дверь за ними закрылась.
– Его здесь нет, – разочарованно произнесла Оливрия. Все свечи и лампы в комнатке были погашены; но даже если бы они и горели, Фостию освещение все равно показалось бы слишком тусклым. Рядом с рабочим столом башмачника на стене на колышках аккуратными рядами висели шила, пробойники, молоточки и ножи для обрезания кожи. Из задней комнаты на звук колокольчика так никто и не вышел.
– Может, он заболел, – предположил Фостий, и ему в голову тут же пришла другая мысль: уж не решил ли башмачник, что лучше уморить себя голодом, чем работать дальше. Но вряд ли. Оливрия же сказала, что он васпураканин, а не фанасиот.
– Вот кусочек пергамента, – показала Оливрия. – Посмотри, не найдутся ли чернила и перо. Я ему оставлю туфлю и записку. Она щелкнула языком. – Надеюсь, он умеет читать на видесском, хотя не уверена. Он ведь мог просто попросить кого-нибудь написать одно слово на стенке.
– Нашел. – Фостий обнаружил рядом с инструментами глиняную бутылочку с чернилами и гусиное перо. – Уж читать он, во всяком случае, умеет, иначе не держал бы это дома.
– Ты прав. Спасибо. – Оливрия написала пару строк, положила на стол туфлю и длинным сыромятным шнурком привязала к ней кусочек пергамента. – Ну вот. Все в порядке. Если он не умеет читать на видесском, то наверняка знает грамотного соседа. Надеюсь, что он здоров.
По улице прошел осел, с чмоканьем выдирая копыта из уличной грязи.
Животное громко заревело, протестуя против того, что его заставляют ходить по такому болоту.
– А-а, кончай верещать! – рявкнул сидящий на осле мужчина, явно привыкший выслушивать подобные жалобы. Осел заревел вновь, но уже в отдалении от лавки башмачника.
Если не считать ослиного крика, вокруг было совсем тихо, разве что где-то лениво лаяла собака. Оливрия сделала шажок к двери.
– Мне пора возвращаться, – сказала она.
– Подожди.
Оливрия удивленно приподняла бровь. Фостий обнял ее и приблизил свое лицо к лицу девушки. Но их губы не успели соприкоснуться, потому что она слегка отстранилась и прошептала:
– Ты уверен?
В полумраке комнатушки зрачки у нее стали огромными. Фостий не совсем понял смысл ее вопроса, но ответ у него в любом случае был только один:
– Да, уверен.
– Что ж, хорошо. – Теперь и она поцеловала его.
Последний раз, всего на мгновение, она нерешительно замерла лишь однажды, когда его ладонь опустилась на упругую мягкость ее груди, но она тут же крепко прижалась к нему. Они опустились на земляной пол лавки башмачника, срывая друг с друга одежду.
Это был обычный и неуклюжий первый раз, подхлестываемый отчаянным страхом того, что кто-нибудь – скорее всего, сам башмачник – войдет и застанет их в самый неподходящий из всех моментов.
– Быстрее! – выдохнула Оливрия.
Фостий постарался закончить все как можно быстрее. Вспоминая потом, он не мог с уверенностью сказать, что удовлетворил ее полностью – уж больно быстро все завершилось. Но тогда он об этом не задумывался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128