откуда это взяться бешенству в конце августа, когда и жары-то уже нет? А? А-а-а! Я вам отвечу. В тысяча девятьсот шестьдесят третьем году… Мало кто из вас хорошо помнит то время, а я вот помню, словно это было вчера. Так вот, в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году, в Дубне, бешеный пес искусал семерых человек. И все они сдохли… То есть, прошу прощения, те семеро — умерли. А восьмой, пес — сдох. И вы думаете, смерть их была легкой? Нет. Я вам сейчас расскажу, как мучается человек, укушенный бешеной собакой. Или шакалом. Или енотом. Или енотовидной собакой, но, по счастью, ни те, ни другие, ни третьи в наших краях не водятся. Так вот, может показаться странным, что такая маленькая тварь может наделать столько больших бед…
Левенталь схватился за голову. Он понял, что Тамбовцева понесло, и, пока он не выговорится, останавливать его бесполезно. Первые несколько минут он очень переживал из-за этого, но потом, как всякий разумный человек, стал искать в происходящем положительную сторону. Она, безусловно, была. Сообщение о бешеной собаке в окрестностях Горной Долины — это же, как говорят в Си-эн-эн, «брейкинг ньюс». Проще говоря, сенсация, которой давно уже не было на городском радио — с тех самых пор, как три года назад горел огромный сарай с сеном. Потом, среди дымящихся головешек и сплавившихся металлических ферм, нашли два скелета — женский и мужской. Их быстро опознали: жертвы тайной любви, Толька Курашов и Ирина Рябова. И, хотя погибли они вместе, может, даже в один миг, хоронили их в разные дни. Вдова Курашова, Наталья, на похоронах не плакала, зло зыркала по сторонам сухими глазами, а если кто-то подходил выразить свои соболезнования, она только кривила в недоброй усмешке бескровные губы. На следующий день хоронили Ирину, так ее муж, Игорь, и вовсе на кладбище не пошел: пил в одиночку у усатой Белки, приговаривая: «Так ей и надо, сучке!» Но правильно говорили древние: «Время лечит раны». Не прошло и года, как обманутые — зато живые, не обугленные — супруги сошлись и теперь живут счастливо, душа в душу. Игорь не пьет, с работы сразу бежит домой, а там уже обед накрыт, да детишки за столом — две рябовские девчонки, курашовский пацан, и еще один, Никита, общий. В общем, все хорошо: без огня не бывает ни дыма, ни пожарных, ни обгоревших трупов, а иногда— и семейного счастья.
Точно так же, как без бешеной собаки не бывает интересных новостей. Левенталь успокоился. И даже немного обрадовался: о такой удаче можно только мечтать, все-таки, надо признать, жизнь в Горной Долине довольно скучна и однообразна.
Шериф выставил вверх оба больших пальца и показал Тамбовцеву: давай, жми на газ, док! Затем постучал указательным пальцем по стеклу наручных часов: мол, не стесняйся, дуй до горы! Мне нужно время, чтобы во всем разобраться.
* * *
Баженов вышел из радиоузла, тихонько прикрыв за собой дверь.
По гулкому пустому коридору он уже бежал, и эхо, отражаясь от стен, завешанных портретами Ушинского, Макаренко, Чернышевского и прочих человеколюбцев, не могло за ним угнаться. Шериф распахнул дверь школы, широко, как когда-то делал это, отсидев шесть долгих уроков, одним прыжком перемахнул четыре маленькие ступеньки и рванул на себя дверцу верного уазика.
Баженов был сильно возбужден. Особенность профессии: периоды тоскливого ничегонеделания сменялись вдруг упругим адреналиновым душем. И черт его подери, если ему это не нравилось! Нравилось, да еще как!
Нет, ЕМУ точно не поздоровится: тому, кто вздумал светиться в заброшенной штольне. В участке, в большом сейфе у Баженова хранился динамит, который он отобрал у браконьеров несколько лет назад. Может, за давностью динамит ни на что уже не годится. А может, и рванет за-ради святого дела! Рванет, еще как рванет, Баженов в этом не сомневался.
Шериф завел двигатель. Сейчас он ехал в участок. А чего тут ехать-то: вон он, на другой стороне улицы, наискосок. Баженов нажал на газ, и машина резво взяла с места.
В участке его ждал приятный сюрприз: на скамейке перед крыльцом сидела вся «святая троица», как иногда называл их Баженов: местная шпана с Валькой Мамонтовым во главе. Правда, Шериф считал, что иерархия скоро должна измениться: не будет «сиженый» Волков стелиться перед откровенным «бакланом» Мамонтовым. Дурацкая зэковская гордость не позволит. Ну, да ему разногласия в стане врага только на руку. Поодиночке он их передавит еще быстрее, как надоедливых клопов, вылезших из старого дивана.
Шериф сунул руку в карман за ключами, пряча улыбку. «Пришли все-таки, никуда не делись. Сами пришли и дружка привели. Попробовали бы они только не прийти».
Иногда Баженова вызывали в райцентр — в Ковель. Ставили в пример другим участковым, хвалили за самые лучшие показатели в районе. Такие дни Шериф не любил: ему приходилось надевать скучную серо-голубую форму с капитанскими звездами на погонах, галстук-удавка тер загорелую шею, код фуражкой голова потела, ботинки жали… «Я думаю, залог успеха в нашем деле — это индивидуальный подход в работе с потенциальными правонарушителями», — обычно повторял он как заклинание.
В переводе на общедоступный язык это означало: разделяй и властвуй! Шериф обычно сажал хулигана в свой уазик, вывозил подальше от города, находил тихое безлюдное место, сбрасывал портупею, засучивал рукава, аккуратно клал шляпу на сиденье и вкрадчиво говорил:
— Ну что, говно? Слабо? Один на один?
Из драки он всегда выходил победителем, потому что бился люто, не жалея ни себя, ни противника. Глаза его наливались кровью, и он видел перед собой только одну картинку: ощерившаяся пасть заброшенной штольни на тихой лесной поляне и примятая трава, вся в красных брызгах.
Никто не мог его одолеть, в драке ему не было равных. Но ведь на то он и Шериф. Он ничего не боялся, потому что думал — на этом свете больше бояться нечего. По крайней мере, с тех пор, как ему повстречался этот гнусный Микки. «Зовите меня просто Микки…»
Шериф сжал зубы, да так сильно, что они громко скрипнули. «Святая троица» насторожилась. Баженов видел, как Мамонтов и Качалов напряглись и подались вперед, чтобы, в случае чего, перемахнув низенький заборчик, бежать без оглядки, врассыпную. Нет, теоретически, конечно, можно возражать Шерифу. Но теоретически можно и с водонапорной башни спрыгнуть. Правда, всего один раз — больше не получится.
— Чего расселись? Тащите его сюда. — Баженов распахнул дверь участка, маленького кирпичного домика с одним окошком, да и то в торце. Дальний конец домика занимал ИВС — изолятор временного содержания. Наша «кича» — так ласково называл изолятор Шериф. Деревянный топчан, прикрученный к стене, раковина и допотопное «очко», всегда блестевшее, как форель в ручье, — трудотерапию Шериф считал не менее важным —аспектом воспитания, чем «чудо голодания».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Левенталь схватился за голову. Он понял, что Тамбовцева понесло, и, пока он не выговорится, останавливать его бесполезно. Первые несколько минут он очень переживал из-за этого, но потом, как всякий разумный человек, стал искать в происходящем положительную сторону. Она, безусловно, была. Сообщение о бешеной собаке в окрестностях Горной Долины — это же, как говорят в Си-эн-эн, «брейкинг ньюс». Проще говоря, сенсация, которой давно уже не было на городском радио — с тех самых пор, как три года назад горел огромный сарай с сеном. Потом, среди дымящихся головешек и сплавившихся металлических ферм, нашли два скелета — женский и мужской. Их быстро опознали: жертвы тайной любви, Толька Курашов и Ирина Рябова. И, хотя погибли они вместе, может, даже в один миг, хоронили их в разные дни. Вдова Курашова, Наталья, на похоронах не плакала, зло зыркала по сторонам сухими глазами, а если кто-то подходил выразить свои соболезнования, она только кривила в недоброй усмешке бескровные губы. На следующий день хоронили Ирину, так ее муж, Игорь, и вовсе на кладбище не пошел: пил в одиночку у усатой Белки, приговаривая: «Так ей и надо, сучке!» Но правильно говорили древние: «Время лечит раны». Не прошло и года, как обманутые — зато живые, не обугленные — супруги сошлись и теперь живут счастливо, душа в душу. Игорь не пьет, с работы сразу бежит домой, а там уже обед накрыт, да детишки за столом — две рябовские девчонки, курашовский пацан, и еще один, Никита, общий. В общем, все хорошо: без огня не бывает ни дыма, ни пожарных, ни обгоревших трупов, а иногда— и семейного счастья.
Точно так же, как без бешеной собаки не бывает интересных новостей. Левенталь успокоился. И даже немного обрадовался: о такой удаче можно только мечтать, все-таки, надо признать, жизнь в Горной Долине довольно скучна и однообразна.
Шериф выставил вверх оба больших пальца и показал Тамбовцеву: давай, жми на газ, док! Затем постучал указательным пальцем по стеклу наручных часов: мол, не стесняйся, дуй до горы! Мне нужно время, чтобы во всем разобраться.
* * *
Баженов вышел из радиоузла, тихонько прикрыв за собой дверь.
По гулкому пустому коридору он уже бежал, и эхо, отражаясь от стен, завешанных портретами Ушинского, Макаренко, Чернышевского и прочих человеколюбцев, не могло за ним угнаться. Шериф распахнул дверь школы, широко, как когда-то делал это, отсидев шесть долгих уроков, одним прыжком перемахнул четыре маленькие ступеньки и рванул на себя дверцу верного уазика.
Баженов был сильно возбужден. Особенность профессии: периоды тоскливого ничегонеделания сменялись вдруг упругим адреналиновым душем. И черт его подери, если ему это не нравилось! Нравилось, да еще как!
Нет, ЕМУ точно не поздоровится: тому, кто вздумал светиться в заброшенной штольне. В участке, в большом сейфе у Баженова хранился динамит, который он отобрал у браконьеров несколько лет назад. Может, за давностью динамит ни на что уже не годится. А может, и рванет за-ради святого дела! Рванет, еще как рванет, Баженов в этом не сомневался.
Шериф завел двигатель. Сейчас он ехал в участок. А чего тут ехать-то: вон он, на другой стороне улицы, наискосок. Баженов нажал на газ, и машина резво взяла с места.
В участке его ждал приятный сюрприз: на скамейке перед крыльцом сидела вся «святая троица», как иногда называл их Баженов: местная шпана с Валькой Мамонтовым во главе. Правда, Шериф считал, что иерархия скоро должна измениться: не будет «сиженый» Волков стелиться перед откровенным «бакланом» Мамонтовым. Дурацкая зэковская гордость не позволит. Ну, да ему разногласия в стане врага только на руку. Поодиночке он их передавит еще быстрее, как надоедливых клопов, вылезших из старого дивана.
Шериф сунул руку в карман за ключами, пряча улыбку. «Пришли все-таки, никуда не делись. Сами пришли и дружка привели. Попробовали бы они только не прийти».
Иногда Баженова вызывали в райцентр — в Ковель. Ставили в пример другим участковым, хвалили за самые лучшие показатели в районе. Такие дни Шериф не любил: ему приходилось надевать скучную серо-голубую форму с капитанскими звездами на погонах, галстук-удавка тер загорелую шею, код фуражкой голова потела, ботинки жали… «Я думаю, залог успеха в нашем деле — это индивидуальный подход в работе с потенциальными правонарушителями», — обычно повторял он как заклинание.
В переводе на общедоступный язык это означало: разделяй и властвуй! Шериф обычно сажал хулигана в свой уазик, вывозил подальше от города, находил тихое безлюдное место, сбрасывал портупею, засучивал рукава, аккуратно клал шляпу на сиденье и вкрадчиво говорил:
— Ну что, говно? Слабо? Один на один?
Из драки он всегда выходил победителем, потому что бился люто, не жалея ни себя, ни противника. Глаза его наливались кровью, и он видел перед собой только одну картинку: ощерившаяся пасть заброшенной штольни на тихой лесной поляне и примятая трава, вся в красных брызгах.
Никто не мог его одолеть, в драке ему не было равных. Но ведь на то он и Шериф. Он ничего не боялся, потому что думал — на этом свете больше бояться нечего. По крайней мере, с тех пор, как ему повстречался этот гнусный Микки. «Зовите меня просто Микки…»
Шериф сжал зубы, да так сильно, что они громко скрипнули. «Святая троица» насторожилась. Баженов видел, как Мамонтов и Качалов напряглись и подались вперед, чтобы, в случае чего, перемахнув низенький заборчик, бежать без оглядки, врассыпную. Нет, теоретически, конечно, можно возражать Шерифу. Но теоретически можно и с водонапорной башни спрыгнуть. Правда, всего один раз — больше не получится.
— Чего расселись? Тащите его сюда. — Баженов распахнул дверь участка, маленького кирпичного домика с одним окошком, да и то в торце. Дальний конец домика занимал ИВС — изолятор временного содержания. Наша «кича» — так ласково называл изолятор Шериф. Деревянный топчан, прикрученный к стене, раковина и допотопное «очко», всегда блестевшее, как форель в ручье, — трудотерапию Шериф считал не менее важным —аспектом воспитания, чем «чудо голодания».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126