ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Было ли в ней что-то особенное? Или ему уже потом так показалось? Он провел много предрассветных часов в поисках ответа на этот вопрос, будто это что-то могло изменить. К сожалению, это ничего уже не меняло, жизнь нельзя повернуть назад, и все же… Рубинов хотел знать точно, насколько велика его вина.
— Убийственная жара, — повторил незнакомец, проводя рукой по волосам.
Странное дело, но сам он вовсе не выглядел убитым этой чудовищной жарой: ни мокрых кругов под мышками, ни капель пота на лбу, он был свеж и бодр.
— Что вы хотите? — пробурчал Рубинов.
— Мне нужна веревка. Крепкая веревка, — ответил незнакомец.
Эти слова и стали точкой отсчета. Тем знаком на дороге, который предупреждает: «Опасный поворот». Можете не удержаться и запросто улететь в кювет. А там — поди, собери кости, так и останутся гнить в канаве. Но тогда еще Рубинов всего этого не знал. И даже не чувствовал.
— Веревка? — переспросил он. — Что вы собираетесь с ней делать? А то, может, возьмете заодно и мыло? Мужчина рассмеялся.
— Спасибо, без мыла обойдусь. Я… — он замялся, будто не знал, с чего начать, — из Александрийского университета. Историк. В окрестностях вашего городка обнаружена интересная пещера. Точнее, не пещера, поскольку она искусственного происхождения, а… штольня. Хочу в нее спуститься.
— Штольня? — Рубинов смотрел на него с недоверием. — Это такая дырка в земле? И что в ней спрятано? Золото? Древний клад?
Незнакомец поднял обе руки:
— Ну что вы! Какой здесь может быть клад? Откуда? Нет, штольня представляет ценность только в историческом смысле.
— Ага, — кивнул Рубинов с еще большим недоверием. — Понятно. Вы, значит, приехали сюда ради этой штольни из самого Александрийска. Налегке. Без вещей. И только тут вспомнили, что, оказывается, забыли веревку. Так?
— Да, — Мужчина снова улыбнулся. — Я очень рассеянный.
— Ну конечно, — согласился Рубинов. — Такая жара… А вы… один приехали? Или с товарищами?
— Пока один. Товарищи приедут позже. Точно не знаю, когда, но — позже.
— Ну что же. — Рубинов немного смягчился. — Если они такие же рассеянные, как и вы, это хорошо. Направьте их сразу в мой— магазин — в радиусе двадцати верст другого не найдешь. У меня есть все: еда, одежда, инструменты…
— Обязательно. Я так и сделаю.
— Особенно — еда. По такой жаре ничего долго не хранится, а у меня — холодильники что надо. Отличные холодильники. Все свежее: мясо, молоко, яйца… Приходите. Покупайте. А потом — ковыряйтесь в своей чертовой штольне, сколько хотите…
— Спасибо за любезное приглашение. Обязательно зайдем. Так что насчет веревки?
— Веревка? — Рубинов почесал затылок. — Да вот они все, перед вами. Советую взять вот эту, за два тридцать семь. Не смотрите, что она немного тоньше других. Зато прочнее. Проверено. Никто не жаловался.
— Отлично. Дайте мне один моток. — Мужчина полез в карман джинсов и вытащил оттуда ворох смятых бумажек. Рубли, трешки, пятерки, червонцы, — здесь было все, на любой вкус. — Сколько вы сказали?
— Два тридцать семь.
Мужчина застыл в нерешительности. Он стал раскладывать деньги на столе, словно хотел выбрать, КАКУЮ ИМЕННО бумажку отдать Рубинову.
— Два тридцать семь… Боюсь, — мужчина виновато пожал плечами, — у меня нет таких денег.
«Э-э-э, парень-то с приветом! — понял Рубинов. Теперь все стало на свои места. — Или — спятил от жары. Тоже мне, историк из университета… А сам считать не умеет. Тут университетов никаких не требуется, третий класс начальной школы, только и всего. Понятно, откуда взялась штольня и древние клады… А я — то, дурак, уши развесил. Небось приехал вольтанутый к кому-нибудь в гости. Вот только к кому? Вроде никто не хвастался. Ладно, потом узнаю».
— Вот. — Рубинов взял смятую трешку. — Я беру три рубля. — Он аккуратно разгладил купюру и положил ее в кассовый аппарат. — А вам даю сдачу. Сдачу, понимаете? Шестьдесят три копейки.
— Сдачу? — Мужчина выглядел озадаченным.
— Ну конечно. У нас без обмана. Пожалуйста. — Он положил мелочь в протянутую руку. Незнакомец, не глядя, пересыпал монеты в карман. Они его совсем не интересовали. Ему нужна была только веревка.
Рубинов видел, как загорелись его глаза, когда он подергал ее, проверяя на прочность.
— Хорошая!
— Веревка что надо. Останетесь довольны, — подтвердил Рубинов.
Незнакомец кивнул и вышел из магазина. Больше Рубинов его не увидел.
В тот день покупателей не было — если не считать утреннего незнакомца. Только перед закрытием, когда солнце уже алело в закатной дымке, норовя обжечь Левую Грудь, в магазин ворвались насмерть перепуганный Тамбовцев и молодой участковый, Кирилл Баженов — тогда он еще не был Шерифом.
Тамбовцев стоял, хватая воздух ртом, словно большая рыба, а Баженов был спокоен (как потом выяснилось, напускное спокойствие давалось ему нелегко) и деловит.
— Собери фонари, которые есть в магазине, — распорядился Баженов. — Заряди их батарейками и давай сюда.
— Э, э! Постой. Ишь, командир выискался! А кто будет платить? — Одуревший от жары Рубинов еще не понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее, в голове была только одна мысль — кто будет платить? Кто, собственно говоря, понесет убытки?
Баженов посмотрел на него, как на раздавленную машиной кошку — с отвращением и затаенным любопытством.
— Не волнуйся. Заплатим.
Память не сохранила этой детали. Заботу о товаре Рубинов считал делом вполне естественным. Он не винил себя за то, что проявил обоснованную тревогу. Горожане потом вернули часть денег, а остальное Рубинов выложил из своего кармана и не жалел об этом.
Он винил себя за другое. Он не мог забыть слова, которые сказал напоследок незнакомцу: «Веревка что надо. Останетесь довольны». Ночью того же дня, когда все взрослые жители Горной Долины собрались в спортивном зале школы, чтобы решить один, но очень важный вопрос, Рубинов не знал, куда девать глаза, ему казалось, что каждый смотрит на него, как на раздавленную кошку, смотрит и хочет спросить: «Веревка что надо? Как думаешь, ОН остался доволен?»
Вот почему уже десять лет Рубинов не держал на прилавке веревок. А если кто-то и приходил ее купить, то говорил об этом тихо, понизив голос. И тогда Рубинов шел в подсобку, доставал из дальнего темного угла злополучный моток, быстро заворачивал в оберточную бумагу и приносил покупателю. Он не мог видеть веревок, один их вид приводил его в ужас. Веревки стали его проклятием.
* * *
Он всегда знал, что это проклятие рано или поздно вернется к нему. Но чтобы оно явилось вот так, в образе нелепого омерзительного карлика, жующего сырые яйца…
В чертах лица Рубинов уловил заметное сходство с тем… первым. В памяти всплыла его фраза десятилетней давности: «Они приедут позже. Пока не знаю, когда, но— позже».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126