Это ведь розыгрыш, Шериф? Да? Это просто глупый розыгрыш? Не так ли?
— Лиза лежит здесь, — повторил Баженов. — Другой Лизы… — он вздохнул, — нет.
— Как же? Как же — «нет»? — Пинт чувствовал абсурдность ситуации. Два взрослых человека пытались доказать друг другу, что белое — это черное, а черное — это белое. Вот только ни один из них, похоже, до конца не знал, что такое белое, и что такое — черное.
— Подождите! — Пинт просиял. — Конечно, почему же я сразу вам не показал? Смотрите! — Он полез во внутренний карман за бумажником. Раскрыл его и вытащил из прозрачного пластикового кармашка фотографию. ЛИЗИНУ фотографию. — Вот она! Лиза Воронцова! Я говорил вам про нее. Вот кого я ищу! Понимаете, ее!
Баженов взял фотографию из его дрожащих рук. Долго смотрел, изучая. Крутил и так и этак. На него смотрела Лена. Лена… Только без своих белых одежд. Здоровая, немного пополневшая Лена. Или… Или он не знал, кто это. Сходство было абсолютным, и все бы ничего… Если бы не одно «но». Лена МОГЛА БЫТЬ такой. Но она никогда такой не была.
— Не знаю, док, где ты это взял… Лена никогда не бывала в Александрийске. Она вообще никогда не уезжала из Горной Долины. Не знаю, док. Может, это чья-то глупая шутка… Но, — голос Шерифа задрожал. Он проглотил комок, подступивший к горлу: — Но тогда это очень нехорошая шутка.
— Да нет же… Это не может быть шуткой! Я… — хотел возразить Пинт и осекся.
А что «я»? Что я могу сказать? Фотографии я украл… С Лизой… С девушкой, которая называла себя Лизой, был знаком всего несколько часов. Откуда мне знать, что происходит на самом деле?
— Шериф… Поверьте, я ничего не придумываю. Если это и шутка, то не моя. Я бы никогда не стал…
— Да я знаю, док. — Шериф махнул рукой. И добавил, без всякой паузы: — А все-таки очень похожа. Одно лицо. Настолько похожа, что… Скажу честно, если бы я увидел эту фотографию раньше… Ну, там, в лесу. Ты понял где…
— Пинт кивнул. — Снес бы тебе голову, не задумываясь. Понимаешь? Из-за нее. Из-за Лены.
Потому что Лиза — это моя вина. Я должен был ПРЕДОТВРАТИТЬ.
Они помолчали, и Баженов продолжал:
— Они бы, наверное, такие сейчас и были. Обе. Даже мать их путала. Но… Лиза погибла… Мать умерла. Прошло несколько дней — после Лизы — и она умерла… А Лена… Ты сам видел. То ли на этом она свете, то ли на том. Не поймешь.
— Так это была Лена? Я разговаривал с Леной?
— Ну да, а с кем же еще?
И все-таки… Тут что-то не так. Девушка в белом, то есть Лена… Она сказала: «Ты тот, кто читает ЗНАКИ». Да, она именно так и сказала. Значит, я все делаю правильно? Ведь я читаю ЗНАКИ. И еще. Она сказала: «ОПАСНОСТЬ. ОН УЖЕ ЗДЕСЬ». Кого она имела в виду? Не Шерифа же? Он и так — все время здесь.
— Шериф, у меня такое чувство, что мы должны многое друг другу рассказать. Вам не кажется? Потому что это, — Пинт развел руками, — ровным счетом ничего не объясняет. Все еще больше запуталось. Мне кажется, здесь что-то не так.
— Да… Здесь все не так. — Шериф присел на корточки и стал собирать с камня огарки свечей. Он легко отрывал их от шершавой поверхности и складывал в левую руку. Внезапно он побелел, покачнулся и, не удержавшись, упал на колени. — Что это? Откуда это взялось?
— В чем дело?
— Смотри! — Шериф протягивал Пинту свечку. Свечка как свечка, ничего особенного. За исключением одной детали: кто-то поставил ее на маленький кусочек фотокартона. Кусочек размером три на четыре. Сквозь капли оплывшего воска просвечивало черно-белое изображение. Баженов ногтем поддел восковые капли, от матовой бумаги они отделялись легко. Это была ТА САМАЯ фотография. Третья из шести.
— Ты что, док, голову мне морочишь?
— Нет. — Пинт замотал головой так энергично, будто хотел перепилить шею о собственный воротник. — Я здесь ни при чем. Это не я!
Они долго молчали, глядя друг на друга.
Где правда, где ложь? Где реальность, где вымысел? Кто он, тот человек, который стоит напротив тебя, — враг или друг? Все смешалось и перепуталось. И разрешить это не было никакой возможности.
Пинт дернул подбородком. Потом еще раз и еще.
Со стороны это выглядит, как нервный тик. Ну и пусть.
Вопрос, который он хотел задать, никак не мог сорваться с языка. Наконец он справился с собой:
— Что там… Написано?
Шериф медленно перевернул карточку. Прочитал.
Затем поднял на Пинта глаза. Долго смотрел на него исподлобья.
Потом он со вздохом поднялся с колен и протянул карточку Пинту.
На обороте, тем же самым почерком, что в первый и во второй раз, было аккуратно выведено: «Доверься!»
И ниже, крупными буквами: «ОПАСНОСТЬ».
— Шериф, скажите честно, — спросил Пинт, — вы понимаете, о какой опасности идет речь?
Баженов ответил не сразу. Он задумчиво курил, словно взвешивал что-то: серьезно и в последний раз. Ошибки быть не должно. У него больше нет права на ошибку.
Наконец Шериф решился.
— Сейчас, — он взглянул на часы, — четверть восьмого. Время еще есть. Немного, но есть. Поехали в больницу, док. Там Николаич… он поможет во всем разобраться. Это… — он подыскивал нужное слово, — непростая история.
* * *
Трое мужчин сидели в маленькой ординаторской на втором этаже. В комнате горел свет, занавески на окнах были наглухо задернуты.
Со стороны это напоминало совет полководцев перед решающим сражением. Или собрание заговорщиков.
Мужчины говорили тихо, внимательно прислушиваясь к каждому шороху, доносившемуся с улицы или с первого этажа.
Шериф потушил сигарету в большой черной пепельнице и тут же достал другую. — Николаич, ты запер дверь внизу?
— Ну конечно, Кирилл. — Тамбовцев помахал рукой, разгоняя клубы дыма. — Мои сосуды не выдерживают этой никотиновой атаки. Я уже восемь лет как бросил. Видимо, придется принять антидот. — Он потянулся к сейфу.
— Не усердствуй, Николаич. Нам нужны свежие головы и трезвые мысли, — предупредил Шериф.
— Тем более, — отозвался Тамбовцев, создавая привычную комбинацию. Он выпил один, никто его не поддержал. Тамбовцев сдержанно подышал в кулак и обратился к Пинту: — Ну-ну, уважаемый коллега! Так на чем вы остановились?
— Я знаю, со стороны это должно показаться странным…
— Коллега, вы повторяете это так часто, что мы начинаем думать, будто вы действительно хотите нас в чем-то УБЕДИТЬ. Вы просто рассказывайте, как было дело. Вот и все. А уж мы разберемся, что к чему.
— Это началось в марте. Я возвращался с дежурства и — случайно! — зашел в фотосалон. Фотограф с самого начала показался мне несколько… странным…
Пинт поймал себя на мысли, что самым частым словом в его рассказе будет эпитет «СТРАННЫЙ». Действительно, ему постоянно приходилось повторять: «странный», «странная», «странно» и так далее. Потому что все случившееся с ним было очень странным.
Оскар рассказал про то, как украл фотографии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126